Кошмар: моментальные снимки - Брэд Брекк

А это было бы последнее дело. Если беречь патроны, то…

Убьют меня. Пулей — в голову! Господи, нас бьют, едва я появился на позиции!

Пожалуйста, Боже, спаси меня, вытащи отсюда, и я больше никогда не буду проситься на передовую. Спаси меня, хотя бы в этот раз, пожалуйста-а-а-а! Ты ведь не хочешь прибрать меня, ведь нет же, нет. У меня здесь ещё столько дел, прежде чем я буду готов к этому! Мне не надо иного пути, я не хочу плыть с азиатами на автомобильной покрышке по Огненной реке.

Я плюхнулся в грязь. «Контакт»! Вот волшебное слово, с которым я живу с момента прибытия во Вьетнам. И с Дэнни всё было так же? Чёрт возьми! Они вокруг нас. Ещё один бой Кастера.

Блядь! Блядь! Блядь!

Я обнял землю, понюхал её, лизнул, поцеловал, съел и оттрахал её, распластался на ней ничком — не толще монетки, пытаясь прижаться к ней как можно крепче. Я чувствовал напор адреналина и нажимал на все кнопки своей паники.

О Господи, сейчас я получу, сейчас получу…

Ты лупишь меня, Чарли, так помоги же мне: мальчик миссис Брекк даст сдачи! Крепко, очень крепко…

Чего мне хочется — сгнить или сгореть? Что за глупый вопрос! Сейчас нет времени ни писать завещание, ни даже думать об этом.

Пожалуйста, Господи, не здесь, не так, не сейчас; я не могу ответить с достоинством этим козлам, я слишком молод, чтобы умирать, я вообще ещё не родился, я слишком стар для этого дерьма…

Впопыхах я выронил винтовку. И, растянувшись на земле, больно ударился мордой о её ствол. Вдобавок Симс врезал мне ботинком по голове.

О нет, в меня попали. Я чувствую кровь. Она тёплая. Чувствую, как она течёт по подбородку. Моё первое «Пурпурное Сердце». Я ранен, но куда? Куда, чёрт возьми?

Санитар!

Я потрогал голову. Ничего. Ощупал всё тело, но кровь текла только из носа и рта.

Через несколько минут стрельба прекратилась.

Я снова был на коне.

Ха-ха-ха! Вы, грёбаные придурки, не достали меня! Пусть ваши мамашки жрут обезьянье говно! Спёкся ваш Хо Ши Мин!

Мы прислушались. Ни звука. Джунгли зловеще молчали.

— Прощупывают, — прошептал взводный сержант. — Что бы это ни было, надеюсь, оно уже смоталось… но будьте начеку, они снова полезут.

Минут пятнадцать спустя что-то прыгнуло на лейтенанта Шелби, лежавшего в нескольких футах от меня, и пронеслось по периметру.

Симс сказал, что он что-то слышал, но не разобрал что. Это могло быть животное, разведка или подготовка к полномасштабной атаке.

Потом и я услышал. Звуки шуршащей в кустах ткани и скользящих по камням кедов. Бойцы СВА носили чёрные кеды с характерным рисунком из кружков на подошве.

— Вьетнамцы…опять прощупывают, приближаются…прямо передо мной, — шептал Симс.

Я передал его слова лейтенанту. Раздававшиеся шорохи означали какое-то нестройное движение вокруг нас. Мы проверили винтовки — полны ли магазины.

— Лейтенант, — зашептал Симс, — я снова их слышал. Проклятье, ужасно близко. Ненавижу эти тёмные ночи.

Шелби отдал приказ огня не открывать.

— Они хотят, чтобы мы занервничали и выдали наши позиции.

— Вот опять, лейтенант: одежда шуршит по кустам, — предупредил Симс.

— Приготовить оружие; не стрелять, пока я не начну, — распорядился Шелби.

Наши уши улавливали любую вибрацию в джунглях, заставляя наши тела вздрагивать от страха. Солдат на другом краю засады сказал, что слышал движение примерно в 50 метрах: шорох в лощине прямо перед ним, потом шаги и опять шорох.

Шелби решил попытать счастья и бросил гранату. Он дёрнул чеку, отсчитал три секунды и швырнул так, чтобы она взорвалась в воздухе.

«Четыре, пять, шесть». Но граната ударилась о ветку. Упала на землю и взорвалась. «КЕР-ВАМП!»

— Чёрт, надо было брать выше…

Загорелся ещё один трассёр, грянула ещё одна мина, и весь взвод снова открыл огонь. Меня захлестнула паника и изнеможение. Горохот стрельбы слышался словно бы издалека…

Нам никто не отвечал. Это пугало. Лес снова замолчал. Пошёл дождь. Я лежал всё там же, перепуганный, замёрзший и мокрый.

Потом мы начали различать какие-то звуки, но не могли определить, принадлежат ли они азиатам. Шум падающей с деревьев воды заглушил все шорохи. Теперь узкоглазые могли ударить в лоб, и мы бы их не услышали. Они тоже не видели в темноте, но в этих условиях имели гораздо больше опыта и использовали ночь как своё преимущество.

Днём джунгли были наши. Мы двигались, искали, атаковали и пополняли свои запасы. Но по ночам мы забивались в оборонительные периметры и ждали до зари.

Днём противник прятался от наших патрулей, зачищающих лес, и от самолётов-разведчиков, прочёсывающих горные долины. Но по ночам мы не ходили в дозор и наши самолёты не летали. И тогда СВА и Вьет Конг начинали шевелить свои пути снабжения. Их солдаты, подгоняемые национальным духом, харизмой Хо Ши Мина и железной марксистской дисциплиной, выходили из укрытий и бесшумно продвигались по древним тропам, сгибаясь под тяжестью снаряжения. Они ненавидели нас и имели полное на то право, потому что мы жгли их дома, бомбили их хозяйства, убивали их жён и нередко насиловали их дочерей. Поэтому их армии наносили удары ночью, когда мы были наиболее беззащитны, когда у нас не было поддержки с воздуха, способной сбросить бомбы и напалм на их позиции.

Мы жались друг к другу и ждали, готовясь к худшему…

Однако ничего не случилось, и джунгли медленно вернулись в своё обычное состояние. Завели свои песни обезьяны и попугаи. В зарослях зазвенели чёрные москитные тучи.

Начинало светать, но мы увидели лишь дождь и туман. Враг испарился. Мы проверили периметр.

Ничего.

Провода на двух минах были перерезаны. Или перегрызены. Трудно сказать.

Кто это был — обезьяны? Чарли? Ночные духи?

Мы не знали…

Глава 20

«Боец за свободу: жизнь и смерть Ли Ши Триня»

Воткни штык в брюхо желтокожего и оближи холодную сталь. Вырежи сердце азиата и скорми собакам. Наполни кровью Чарли серебряный кубок и осуши его, чтобы получить его силу. Вот святое причастие по-вьетнамски. Христос — вьетконговец!

Мы — злобная шайка линчевателей, завёрнутых в звёздно-полосатые стяги и лелеющих убийство в сердце своём. Мы швыряем камни в бойца Вьет Конга, висящего на старом деревянном кресте в центре Сайгона, — нагого юношу.

— РАСПНИ ЕГО! — орём мы. — УБЕЙ, УБЕЙ, УБЕЙ!

Первый камень бьётся о голову дитя, и появляется первая кровь. Вдруг крест разлетается на тысячи стеклянных осколков.

— Боже мой, — кричит кто-то, — это всего лишь зеркало, обман…

До нас доходит, что юноша, которого мы так сильно ненавидим, вовсе не вьетконговец, но один из нас. Его лицо — только отражение любого янки из толпы.

Добро пожаловать в Индокитай, ребята! Пора заглянуть в зеркало…

Его звали Ли Ши Тринь, когда-то он был борцом за свободу. Тринь был одним из лучших партизан на свете, потому что мог сражаться и держаться за счёт гораздо меньшего, чем любой другой солдат в истории войн.

Как член партизанских сил Вьет Конга, которые уже более 50 раз вступали в схватку с американскими войсками, Тринь уничтожил много солдат-янки, потому что хорошо владел искусством убивать и потому что таков был его долг.

Тринь, который едва достиг пяти футов росту и весил меньше 90 фунтов, носил только чёрные просторные шорты и сандалии, вырезанные из старых автомобильных покрышек. На его блестящей от пота спине пировали и заносили инфекцию в раны жирные мухи. Зубы сгнили. Кожа да кости, он напоминал мешок объедков, оставшихся после пикника по случаю 4-го Июля.

У Ли Ши Триня не было звания во Вьет Конге. Он бал просто боец и воевал обычно во мраке ночи. Он говорил своим командирам, что устал от войны, что хочет вернуться к семье, но всегда получал ответ, что это станет возможным, «может быть, через несколько лет».

В 19 лет он вступил в ряды Фронта Национального Освобождения, а два года спустя стал членом Вьетнамской Коммунистической Партии.

Ли Ши Тринь был родом из маленькой деревушки Бу Доп Доп на Центральном Нагорье в провинции Плейку, где его семья веками возделывала землю, где патриотическое сопротивление являлось национальной традицией и где защита земли предков была высочайшим долгом и величайшей честью.

Тринь мужал, читая рассказы о героических сёстрах Трунг, трагически погибших 20 столетий назад в битве с китайцами, и о знаменитом разгроме наступающих монгольских орд военачальником Тран Хунг Дао в XIV-м веке, и об окончательной победе Ле Лоя над китайцами в сражении у Тот Донга в XV-м…

И мечтал, что однажды он тоже, как они, станет геройски защищать свою родину. А если суждено умереть, ну что ж…

Он надеялся, что его жена и ребёнок будут помнить его жертву и что люди из его деревни будут передавать рассказы о нём из уст в уста.