Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma"

— Понимаю.

— А насчет женщины, — Бартих пожал плечами. — Это твое дело. Но я бы посоветовал все-таки не желать ее так явно — могут возникнуть проблемы с Ливитаром, а мы пока не готовы…поговорить с ним по душам.

— Понятно. — Механически повторил Элаикс.

— Я могу идти?

— Да, конечно.

Лысый изувер удалился, так ничего и не объяснив, а юноша, прислонившись к древесному стволу, предался тяжелым размышлениям. Он плохо понимал, что с ним происходит, потому что еще несколько недель назад и не думал подозревать совершенно ему незнакомых людей, откликнувшихся на безумный зов и вступивших в совершенно ненормальную банду. А теперь…

«А может, они правы, может, эта северянка что-то со мной делает?» — он выдохнул. — «Нужно забыть ее и никогда не думать. Да, я должен просто запретить себе всякие мысли об Вариэтре, ее крепком теле, ее высокой груди, ее незабываемом аромате» …

Он сглотнул тягучую слюну, с трудом сдерживая растущее возбуждение. Неожиданно его нос учуял знакомый запах.

«Не может быть, наверное, мне мерещится», — озираясь подумал Элаикс, и тут теплая ладошка легла ему на плечо.

— Почему славный воитель прозябает в одиночестве в дикой глуши вместо того, чтобы занять достойное его положение среди празднующих? — промурлыкал ему в ухо голос Вариэтры.

Элаикс отскочил и лишь затем осознал, что не услышал и не почувствовал приближения женщины.

— Что ты тут делаешь?

— Пришла проведать великого бойца, — северянка вновь приблизилась к Элаиксу, глядя на него снизу-вверх, и в ее глазах горело пламя страсти и дикого, звериного желания. — Я видела, как ты сражался…

Она облизнула губы и издала звук, отдаленно напоминавший стон.

— О-о, это было поистине восхитительно. Враги падали к твоим ногам, точно снопы, скошенные серпом бога смерти, — с каждой секундой ее голос креп, а тело — горячее и соблазнительное — приближалось. — Никогда я еще не видела такой мощи и такой страсти в одном человеке. Ты достоин того, чтобы править этим миром!

Она сладострастно изогнулось, рывком преодолела оставшееся расстояние, схватив Элаикса за руку и прижавшись губами точно к месту укуса. Ее язычок прошелся вверх по предплечью юного воина, заставив того сжать зубы, столь велико было в этот момент желание заорать во всю глотку.

Северянка оторвалась от руки, и широко усмехнулась.

— Ты ведь видишь в ночной тьме, правда? — шепнула она. — За дни у тебя срастаются смертельные раны. Ты сильнее и быстрее любого воителя. А станешь еще сильнее и еще быстрее! Я знаю это, знаю!

Ее безумный шепот и отталкивал, и завораживал одновременно. Элаикс хотел бежать, но не мог противиться силе, что влекла к этой страшной и восхитительной красавице.

«Она и впрямь ведьма, и только что околдовала меня», — пронеслось в его мозгу. — «Я долен удирать!»

Но тело не слушалось — руки бродили по телу Вариэтры, точно живые, забираясь в самые укромные уголки, а его губы приблизились к алым, призывно манящим, устам красавицы. Но за мгновение до того, как он сумел поцеловать ее, Вариэтра каким-то непостижимым образом вырвалась из объятий, избежать которых не получалось даже у сильных и опытных воинов, и оказалась где-то справа.

И снова в уши Элаикса полился страшный шепот.

— Ты отмечен богом войны. Такие как ты почти не рождаются в нашем мире, но уж если приходят в него, то проносятся точно лесной пожар! О да, как я хочу увидеть это, хочу разделить это пламя с тобой. Хочу, чтобы оно заполнило меня без остатка. Но нет, не все так просто. Я принадлежу только одному. Только одному. Двоих не может быть.

И она рассмеялась, хрипло, точно ворона, а в следующий миг растворилась в ночной тьме, будто бы и не появлялась.

Элаикс стоял, взмокший, хрипло дыша, и в этот миг в его душе бушевал страшная битва. Точно два человека сошлись в яростном споре, опровергая доводы один другого, и никак не могли решить, кто же прав.

— Один. Только один. Я убью его. Убью!

— Нет! Помни о долге!

— И что? Что с того? Я хочу ее, хочу больше жизни!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ценой измены? Ты отвечаешь за сотни людей!

— Что мне жизни этих варваров?

— Опомнись!

— И не подумаю! Я хочу ее, хочу любой ценой!

— Подумай о Трегоране!

Имя вспыхнуло в мозгу подобно взрыву, разорвав голову на две половинки. Он застонал и упал на колени, обхватив руками лицо. Боль была такая, что, казалось, сердце сейчас остановится.

«Трегоран», — думал Элаикс. — «Чье это имя? Чье? О-о-о, как больно!»

Ответ был совсем близко, казалось, протяни руку, и ты его ухватишь, и он готов был сделать шаг, и тут из темных уголков его воспаленного болью сознания пришел образ Вариэтры, и все рухнуло, разлетевшись на куски. Он потерял сознание, а когда пришел в себя и облизал пересохшие губы, первое, что произнес отмеченный демоном человек, было:

— Она станет моей.

Глава 6

Богоравный Анаториан возлегал на роскошном ложе, когда к нему самым бесцеремонным образом заявился Лиций. Горбун, как всегда, не боялся приблизиться к повелителю тогда, когда иные тряслись от страха от одной только мысли о подобном. Шел он не в гордом одиночестве, а в сопровождении Цирилена, усиленно делая вид, что последнего просто не существует в этой вселенной. Маг тоже мало чего боялся в этой жизни и, как всегда, с любопытством разглядывал личные покои императора, точно надеясь понять, куда же владыка спрятал всех тех красавиц, которые ну просто обязаны были ублажать его каждую ночь.

На самом деле никакие красавицы не ублажали Анаториана уже сравнительно давно, кажется, со времени его приснопамятной беседы с Фарниром. Правда, и до того, как бог Хаоса затеял очередную безумную игру, император нечасто пользовался этой своей привилегией. Конечно, гарему Богоравного мог бы позавидовать любой, но, вот ведь какая странность — чем старше правитель Фара становился, тем меньше его привлекали плотские забавы простых смертных. И он, если честно, даже не расстраивался из-за этого. Другие мысли и другие заботы занимали Анаториана, и, самое главное, у него действительно было слишком мало свободного времени, чтобы тратить его на оргии.

Император приподнялся, обнажая могучий торс.

— Надеюсь, у вас двоих есть веская причина для того, чтобы будить меня.

— Да, о великий, даже две, — подал голос Лиций.

Произнесено это было таким тоном, что Анаториан мгновенно поднялся с ложа и, накинув на голое тело легкую тогу, валявшуюся рядом, подошел к столу, на котором сиротливо покоилась бутыль из драгоценного стекла, наполненная превосходным вином. Он разлил ее содержимое по кубкам, и протянул один Лицию, а другую Цирилену.

— Если речь пойдет о том, о чем я думаю, то выпить не помешает.

Подручные приняли дар, отработанным движением поднесли кубки к губам и отпили немного.

— Повелитель, когда ты приказал мне искать все необычное, я смутился, честно скажу, — проговорил Лиций. — Каждый день на меня сваливались сотни донесений о странном и непонятном, начиная от летающих собак, и заканчивая пришествием Девятерых в винную лавку за парой амфор тимберского. Однако, как ты, наверное, догадываешься, большая часть подобных сообщений не стоила потраченного времени. И все же, — тут он сделал еще один глоток, — кое-что привлекало внимание. Таинственный защитник бедных и обделенных в Восточная Имирии, непонятная активность в провинции Тимберия, кое-что еще. Казалось, что кто-то словно высек искр раздора на сухой хворост ненависти, и на границах империи едва ли не в один момент принялись тлеть костры неповиновения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Анаториан слушал, не перебивая. Он знал, что иногда Лиция заносит, и не имел ничего против. Если верному подданному хочется блеснуть цветистой речью, зачем отказывать ему в такой малости? Терпение — великая добродетель, вознаграждаемая многократно.

— Но все это было не то, — продолжил верный слуга, — все объяснялось просто. Пьяные видения, ловкие мистификации, банальная дурость или злая воля. Так было, пока не сгорел дом сенатора Маркация. Я до сих пор не смог понять, ни кем был юноша, приведенный убитым, ни куда он исчез, а потому обратился за помощью достойного моего друга Цирилена.