Две причины жить - Евгения Михайлова

— Ну ты завел, — не выдержал Сергей. — Пусть то да это. Как будто такие мужики, как ты, на дороге валяются.

— Не валяются, — решительно сказала Дина. — Вставайте, поехали. Расселись, как на пикнике.

В машине Александр спросил:

— А что случилось-то? С чего вдруг пересмотр?

— Взяли заказчика убийства Сидоровой. Он тебе знаком.

— Князь, что ли?

— Он самый.

— А кто Ирку порешил?

— Киллер. С собой покончил.

— Ничего себе. А как Жора Сидоров? Колька Ершов?

— Георгий Сидоров будет, скорее всего, привлечен. А Колька… Иных уж нет.

— Понятно.

Они подъехали к дому на Мосфильмовской. Александр был очень бледным.

— Ноги ослабли, ребята.

На звонок в дверь открыла мать. Долго не могла произнести ни слова. И вдруг со стоном упала перед сыном на колени. А из другой комнаты уже спешила жена с маленькой дочкой на руках. Дина и Сергей тихо спустились по лестнице и сели в машину.

Князева перевели из тюремной больницы в отдельную камеру. На первом же допросе он сказал следователю:

— Я буду сотрудничать. Я расскажу то, что вы сами сроду не нароете. Только сначала одна просьба.

— Вы что, условия мне ставите?

— При чем тут условия. Просьба. Один звонок. В долгу не останусь.

— Хорошо. В моем присутствии.

Домашний телефон Наташки не отвечал. Он позвонил на мобильный, который сам же ей подарил. Она ответила сразу, он будто наяву увидел ее чудесный рот, раскрытый в широкой улыбке. Неужели обрадовалась?

— Наташенька, — сдавленно произнес он. — Это я. Узнаешь? Это Слава.

— Ты чего, из тюрьмы звонишь? Ни фига себе. Может, у тебя там и комп есть? И чем ты занимаешься?

— Отдыхаю. Наташа, скажи мне, как ты? Я сейчас у следователя попрошу, чтоб тебе дали свидание. Придешь?

— Нет, ты что! В тюрьму к тебе не пойду. И потом, лучше я сразу скажу. Ты не звони мне. Я теперь живу с Игорьком. В его квартире. Представляешь? Тут у него просто класс. Но он не захочет, чтоб ты мне звонил. Он говорит, я, типа, ему невеста.

У Князева тряслась рука, когда он протянул трубку следователю. Губы стали белыми.

— Можно мне в камеру? Плохо стало. Ранение. Я завтра начну давать показания.

Следователь внимательно посмотрел на него. Вроде его правда скрутило. Неужели из-за бабы? Такой бандюган прожженный. Чудеса.

— Уведите, — сказал следователь конвоиру. У камеры Князев торопливо заговорил:

— Слушай, парень, я очень богатый человек. Я скажу тебе номер счета на предъявителя, ты получишь огромную сумму — всю жизнь проживешь на Канарах. Прямо сейчас проверишь, а потом принеси мне автомат, пистолет, что хочешь, и закрой камеру на пять минут. Если боишься, можешь дать незаряженный, патроны бросишь отдельно.

— Да вы что себе позволяете! Да мне ж за это трибунал!

Парень толкнул Князева в камеру, закрыл дверь и постоял, тяжело дыша и напряженно думая.

Князев оглянулся, как затравленный зверь. Подергал прикрученную к полу ножку кровати, взял со стола оловянную ложку и с нечеловеческой силой ударил себя в грудь. Боли он не почувствовал, но кровь потекла. Нет, так не получится. Он разбежался и изо всех сил ударился головой о каменную стену. Голова оказалась крепче, чем ему хотелось бы. Он пытался ее разбить до тех пор, пока в камеру не ворвались надзиратели и не поволокли его в медсанчасть.

Тамара открыла шкаф, положила в большой чемодан несколько платьев, костюмов, обувь, куртку. Затем решительно закрыла его и вынесла на площадку. Какие наряды… Она достала небольшую сумку, положила в ней белье, парфюмерные принадлежности, пару книг, халат и тапочки. На спинку стула повесила брюки и тонкий свитер. Она готова к путешествию неизвестно куда. Походила по квартире. Вечер все не кончался. Вдруг раздался звонок в дверь. Тамара вздрогнула, открывать не хотелось, но она заставила себя это сделать.

— Какой гость, — сказала она презрительно-насмешливо. — Чему обязана?

— Я, конечно, извиняюсь, что так поздно, — заискивающе произнес Пенисков. — Просто решил зайти, спросить.

— И какие ж у вас ко мне вопросы?

— Какие? Простые. Все ли в порядке? Нет ли жалоб?

— У меня просто слов нет от такой заботы. И времени на беседы с вами тоже нет.

— Можно пройти?

— Еще чего. Вас даже на порог пускать нельзя. Это известно не только мне. Дайте дверь закрыть.

— Нет, ну что вы! Почему? Я только узнать…

— Я скажу. Я на вас заявления не писала. Но это не значит, что вас не посадят. Мысль ясна?

— Очень ясная мысль, — вдруг произнес третий, очень знакомый голос.

— Филипп, — ахнула Тамара. — Я вас не ждала.

— Я хотел быть неожиданно. Этот господин можно отодвинуть?

— Конечно. Даже нужно. Заходите.

Они захлопнули дверь перед носом Пенискова и какое-то время смущенно смотрели друг на друга.

— Ой, вы проходите в гостиную. Я ваш любимый чай заварю. И варенье у меня есть.

Филипп с деловым видом выпил две большие чашки чаю и съел небольшую вазочку варенья. Затем серьезно произнес:

— У нас расставание, Тамара. Недолгое расставание.

— Да, я помню, вы приедете к нам с Диной потом.

— Я — человек Дины и Рича. Я обязательно приеду потом. Но я приеду к вам, Тамара.

— В смысле?

— Не знаю, как точно сказать. Мне почудилось, что вы будете моя супруга. Законный брак в российской загсе.

— Филипп, — рассмеялась Тамара. — Какую ерунду вы несете. Ее даже невозможно перевести.

— Эта ерунда есть все, что я хотел сегодня сказать.

Он встал, раскрыл маленькую коробочку, достал изящное кольцо с розовым бриллиантом и надел его Тамаре на палец. Затем торжественно поцеловал ее руку и откланялся.

«Что же это такое?» — Тамара после его ухода бессильно опустилась на диван. Она посмотрела на кольцо, на пустую вазочку из-под варенья и вдруг почувствовала, что улыбается. «Господи боже мой!» — закрыла она лицо руками, смеясь и плача.

В аэропорт все приехали за час до вылета. Дина и Тамара совсем не спали в эту ночь. Они боролись с нежеланием отрываться от места. Обе не принадлежали к категории легких людей, в том, что им достался нелегкий опыт, сомневаться не приходилось. А несчастья и потери многих привязывают к месту крепче, чем удовольствия. Рано утром они повезли гостинцы в больницу. Их не желали пускать: был неприемный день. Но Дина раздраженно сказала:

— Хорошо, мы уйдем. Но вернемся с прокурором. Думаю, вы узнали Тамару Синельникову. Я, кстати, ее адвокат. И вы даете нам свежий материал для уголовного дела, возбужденного против вашей больницы.

Их впустили. Тамарины бывшие подруги радовались, восхищались, прятали по палатам привезенные сокровища, а ей казалось, что она задыхается, что сейчас за ее спиной вновь захлопнется дверь без ручки и растает ее иллюзорная свобода. Но все благополучно завершилось. И подруги поехали прямо в аэропорт, куда уже доставили их скромный багаж. В свите Ричарда незаметно прошел на борт самолета Топаз. Сергей, который приехал их проводить философски заметил: