Предатели и палачи - Олег Смыслов

5

«Бывшая квартирная хозяйка Тони из Красного Колодца, одна из тех, что когда-то тоже выгнала её из своего дома, пришла в деревню Локоть за солью. Её задержали полицаи и повели в местную тюрьму, приписав связь с партизанами. “Не партизанка я. Спросите хоть вашу Тоньку-пулемётчицу”, — испугалась женщина. Тоня посмотрела на неё внимательно и хмыкнула: “Пойдём, я дам тебе соль”.

В крошечной комнате, где жила Антонина, царил порядок. Стоял пулемёт, блестевший от машинного масла. Рядом на стуле аккуратной стопочкой была сложена одежда: нарядные платьица, юбки, белые блузки с рикошетом дырок в спине. И корыто для стирки на полу.

“Если мне вещи у приговоренных нравятся, так я снимаю потом с мертвых, чего добру пропадать, — объяснила Тоня. — Один раз учительницу расстреливала, так мне ее кофточка понравилась, розовая, шёлковая, но уж больно вся в крови заляпана, побоялась, что не отстираю — пришлось ее в могиле оставить. Жалко… Так сколько тебе надо соли?”

“Ничего мне от тебя не нужно, — попятилась к двери женщина. — Побойся бога, Тоня, он ведь есть, он всё видит — сколько крови на тебе, не отстираешься!” “Ну раз ты смелая, что же ты помощи у меня просила, когда тебя в тюрьму вели? — закричала Антонина вслед. — Вот и погибала бы по-геройски! Значит, когда шкуру надо спасти, то и Тонькина дружба годится?”

По вечерам Антонина наряжалась и отправлялась в немецкий клуб на танцы. Другие девушки, подрабатывающие у немцев проститутками, с ней не дружили. Тоня задирала нос, бахвалясь тем, что она москвичка. С соседкой по комнате, машинисткой деревенского старосты, она тоже не откровенничала, а та её боялась за какой-то порченый взгляд и ещё за рано прорезавшуюся складку на лбу, как будто Тоня слишком много думает.

На танцах Тоня напивалась допьяна, и меняла партнёров как перчатки, смеялась, чокалась, стреляла сигаретки у офицеров. И не думала о тех очередных 27-ми, которых ей предстояло казнить утром. Страшно убивать только первого, второго, потом, когда счёт идёт на сотни, это становится просто тяжёлой работой.

Перед рассветом, когда после пыток затихали стоны приговорённых к казням партизан, Тоня вылезала тихонечко из своей постели и часами бродила по бывшей конюшне, переделанной наскоро в тюрьму, всматриваясь в лица тех, кого ей предстояло убить» (Палач Локотской республики).

6

Летом 1943-го Антонина подцепила срамную болезнь. От кого, и сама, видимо, не знала. Кавалеров у Тоньки-пулемётчицы было не счесть. Однако её пожалели, а возможно, и приберегли, отправив на излечение в тыловой немецкий госпиталь.

Когда Советская армия подошла и к тем местам, Антонине Макаровой удалось бежать. Весной 1945-го она работала уже медсестрой советского военного госпиталя в Кенигсберге, где и познакомилась со своим будущим мужем — гвардии рядовым Гинзбургом, который 18 апреля в наступательном бою за противотанковый ров на южной опушке леса Штаатсфорст огнём из своего миномёта уничтожил до 15 солдат противника и получил контузию. За этот подвиг солдата наградили медалью «За отвагу». Контузия же принесла солдату счастье. Он с первого взгляда полюбил свою медсестру в белом халате.

Виктор хоть и был еврей, однако воевал с 1941 г., прошёл всю войну. Да и было ему на тот момент уже 26 лет. Постарше, помудрее, в общем, самое настоящее твёрдое плечо, за которое и выходят замуж.

Через несколько дней они расписались, и Тоня взяла фамилию мужа. Вместе дослуживали до демобилизации, а потом переехали поближе к родине мужа.

Собственно, так Антонине Макаровой и удалось скрыться от возмездия на долгие десятилетия, но не навсегда.

7

«В тихом Лепеле, где почти все знают друг друга и здороваются при встречах, чета Гинзбургов и проживала благополучно до конца семидесятых, — уточняет Людмила Селицкая. — Настоящая образцово-показательная советская семья: оба ветераны Великой Отечественной, прекрасные труженики, растят двух дочерей. Льготы, стол заказов, орденские планки на груди в праздничные дни… Портрет Антонины Макаровой, как вспоминают старожилы Лепеля, украшал местную доску Почёта. Да что там говорить — фотографии четы ветеранов даже были в здешнем музее. Это потом, когда всё разъяснилось, один из снимков — женский — пришлось спешно изымать из музейных фондов и отправлять на списание с непривычными для музейщиков формулировками».

А разъяснялось все очень долго, пока в один из лептах дней 1978 г. Антонину Гинзбург не арестовали…

Она шла с обыкновенной авоськой в руке по улице своего города в плаще песочного цвета. Рядом резко затормозила «Волга», из которой выскочили люди в штатской одежде и обступили её плотным кольцом.

— Вы должны проехать с нами, — сказал ей самый старший.

Антонина Макаровна только подняла на него глаза и попросила закурить.

«Ни страха, ни волнения, ни слёз», — засвидетельствует оперуполномоченный Управления КГБ по Брянской области П. Головачёв.

8

Изобличению Антонины Макаровой-Гинзбург во многом поспособствовало элементарное везение. Л. Селицкая в своём материале прослеживает эту нить:

«Одним из проявлений этого феномена было то, что московскому жителю по фамилии Панфилов (Парфёнов здесь и далее.) в 1976 году пришлось срочно собираться в заграничный вояж. Будучи человеком дисциплинированным, он по всем тогдашним правилам заполнил полагавшуюся пространную анкету, не пропустив в перечислении ни одного из родственников. Вот тут-то и выплыла загадочная деталь: все братья-сёстры его — Панфиловы, а одна почему-то Макарова. Каким, простите за каламбур, макаром так получилось? Гражданина Панфилова вызвали в ОВИР для дополнительных объяснений, при которых присутствовали и заинтересованные люди в штатском. Панфилов поведал о живущей в Белоруссии сестре Антонине.

Как обстояло дело дальше, я расскажу языком документов, любезно предоставленных мне Натальей Макаровой, референтом пресс-группы УКГБ по Витебской области. Итак, “Справка о мероприятиях по розыску “Садистки”.

“В декабре 1976 года Гинзбург B.C. выезжал в г. Москву к брату жены полковнику Советской Армии Панфилову. Настораживало, что брат носил не одинаковую фамилию с женой Гинзбурга. Собранные данные послужили основанием к заведению в феврале 1977 года на Гинзбург (Макарову) А.М. дела проверки “Садистка”. При проверке Панфилова было выяснено, что Гинзбург А.М., как указал её брат в своей автобиографии, в период войны находилась в плену у немцев. Проверка показала также, что она имеет большое сходство с ранее разыскивавшейся УКГБ но Брянской области Макаровой Антониной Макаровой, 1920 — 1922 г.р., уроженкой Московской области, бывшей медсестрой Советской Армии, объявлявшейся во всесоюзный розыск. Розыск её был прекращён УКГБ по Брянской области в связи с малым объёмом необходимых для активных мероприятий данных и смертью (якобы расстреляна немцами в числе других женщин, больных венерической болезнью). Группа больных женщин действительно была расстреляна, но Гинзбург (А. Макарову. — Авт.) немцы увезли с собой в Калининградскую область, где она и осталась после бегства оккупантов”.

Как видим из справки, времени от времени руки опускались даже у самых неутомимых оперативников, ведущих поиск неуловимой Тоньки. Правда, он тут же возобновлялся, стоило лишь открыться новым фактам в затянувшейся на 33 года истории, что и позволяет говорить о непрерывности поиска. А странные факты по делу Макаровой в 1976 году уже начали сыпаться как из рога изобилия. Контекстуально, по совокупности, так сказать, странные.

Они знали её в лицо. С учётом возникших в деле коллизий следователи решили провести с ней “зашифрованную беседу” в райвоенкомате. Вместе с Макаровой сюда же были приглашены и ещё несколько женщин, участниц Великой Отечественной войны. Разговор был об участии в боевых действиях якобы для будущих наградных дел. Фронтовички охотно вспоминали. Макарова-Гинзбург при этой беседе явно растерялась: не могла вспомнить ни командира батальона, ни сослуживцев, хотя в её военном билете указано, что 422-м санитарном батальоне провоевала с 1941 по 1944 год включительно. Далее в справке записано:

“Проверка по учетам военно-медицинского музея в г. Ленинграде показала, что Гинзбург (Макарова) А.М. в 422-м санитарном батальоне не служила. Однако неполную пенсию, куда входила и служба в рядах Советской Армии в период войны, она получала, продолжая работать старшим контролёром ОТК швейного цеха Лепельского деревообрабатывающего объединения”. Подобная “забывчивость” уже больше похожа не на странность, а, скорее, на реальную улику».

Незнание Гинзбург-Макаровой объясняется весьма просто. 422-й медико-санитарный батальон входил в состав 339-й стрелковой дивизии, которая была сформирована в сентябре 1941 г. в Северо-Кавказском военном округе в основном из уроженцев Ростовской области. В октябре дивизия вступила в бой на правом берегу реки Миус. Гинзбург-Макарова в это время находилась в вяземском окружении. А когда Антонина Макаровна работала палачом в селе Локоть, 339-я сд воевала в предгорьях Кавказа, принимала участие в освобождении Кубани и Таманского полуострова, а также в керченско-эльтигенском десанте. Словом, все это было не просто далеко, но и абсолютно ей неизвестно.