Соколиная охота - Павел Николаевич Девяшин

уязвили печенку. Он сказал, что это Ефимов. Дескать, они с приставом подрались, и один ударил другого.

– Это доктор так сказал? – спросил Фальк, хранивший задумчивое молчание.

– А кто ж еще, – поморщилась купеческая вдова на глупый вопрос.

Ей показалось, что глаза фехтмейстера на мгновение полыхнули странным зеленым пламенем. Он чуть вытянул шею, точно пытался лучше рассмотреть свою собеседницу и коротко поинтересовался:

– А где он сам, кстати?

Листвицкая пожала укутанными в пуховый платок плечами.

– Известно где, укатил в город за полицией. Не кого-нибудь, станового пристава порезали.

– Чем порезали? Ножом? – хриплым от возбуждения голосом поинтересовался князь.

– Ножом, – с уверенностью кивнул Холонев. – Я не раз видел, как Ефимов разделывает им туши и дичь. Между прочим, у него это отменно получается. Опять же, понимает устройство внутренних органов, знает, куда нужно бить. Вон как ловко Вильгельмовичу в печень засадил.

– Откуда такая уверенность? Про нож? Он охотник. Наверняка имелось ружьишко. Какое-никакое. Мог и шмальнуть, – едва слышно промямлил Алексей Алексеевич. Его мутило, оттого фразы выходили короткими, а голос слабым.

Управляющий посмотрел на бывшего историка с сочувствием.

– Во-первых, произведенный посреди ночи выстрел переполошил бы всю округу. Во-вторых, в таком замкнутом пространстве крайне сложно, как вы выразились, "шмальнуть" из длинноствольного оружья, да еще во время драки. И, наконец, в-третьих, огнестрельному ранению характерен сильнейший ушиб нутра при почти полном закупоривании входного отверстия. А здесь, поглядите, сколько крови. Хватит на целый пруд!

Мостовой послушно скосил глаза на покрытый бурыми пятнами пол и позеленел еще больше. Он зажал рот пухлой ладонью и выбежал прочь, издавая недвусмысленные бульканья и прочие тошнотворные звуки.

В противоположность не в меру чувствительному профессору, Арсентьев выглядел, словно кот, которому радушная хозяйка вдруг поднесла сметану. Он явно ощущал себя, что называется, в своей тарелке. Прислушиваясь к происходящему за дверью, князь весело хмыкнул и вновь обратился к приказчику, которого, в сложившихся обстоятельствах он принимал его за крупного авторитета:

– Допустим, Володя, ты убедил меня насчет ножа и прочего. Тем паче, что господин Нестеров, по словам Ольги Каземировны, считает точно также. Но откуда ты взял про драку? Может, Тимофей просто взял и зарезал нам станового пристава?

– Ну как же, ваше сиятельство, – подобрался Холонев, польщенный благосклонным вниманием князя, – ведь какой погром! Вон и стол, и лавки посшибали. Вы, видно, в кабаках не бывали, Дмитрий Афанасьевич. Как напьются православные, так обязательно пойдет у них потеха. После мебелей не соберешь. Кулакам веселье, хозяину – разоренье!

– Мальчишки, всегда остаются мальчишками! – развела руками купеческая вдова. – Ну, разве имеет большое значение "как" убили бедного Константина Вильгельмовича?! Куда важнее найти ответ на вопрос: "почему"!

– В самом деле, – Холонев задумчиво поскреб ногтями бороду. – Зачем Ефимову понадобилось убивать господина полицейского пристава? Он что, с ума, что ли, сошел?

– Да что тут непонятного! Убёг он, как только слобастил, что я собираюсь с ним на арене биться. Так сказать, трезво оценил перспективы-с! Эх, думал, сойдемся с ним в «Колоссее», точно древние… эти… как их…

– Гладиаторы, – подсказал Мостовой.

Все обернулись на вошедшего. Толстяк, походивший в эту минуту на бестелесного призрака, кисло улыбнулся и едва заметно кивнул. Кажется, он уже успел пожалеть, что вернулся обратно.

– Вот-вот! – подхватил князь. – Они самые. Словом, чертов лесник решил не испытывать фортуну на прочность, прихватил зазнобу и бежал куда глаза глядят. А по пути прихлопнул штабс-капитана, вся вина которого состояла только и исключительно в любви к курению. Должно быть, он что-то услышал, когда смолил неподалеку свою проклятую трубку, ну и решил удовлетворить профессиональное любопытство. Себе на погибель.

Ольга Каземировна в сомнении покачала головой.

– Воля ваша, князь, да только что-то здесь не сходится. Коль Тимофей хотел бежать, почему не сделал этого раньше, пока не был ранен?

– Почем мне знать! – ответил помещик. – Может, только теперь догадался о моих намерениях. А всего скорей, понял, что с левой рукой ему долго не выстоять. Знал ведь, что я все одно от своей затеи не отступлюсь!

В нехорошем помещении повисла, в прямом смысле этого слова, гробовая тишина.

– Пойдемте, господа, – промолвил Фальк, беря пани Листвицкую под локоток. – Оставим это место полиции. Не следует затаптывать следы. Итак, уже кто-то прошелся прямо по крови!

Каждый из присутствующих безотчетно покосился на свою обувь. Алексей Алексеевич жалобно ойкнул и вновь кинулся наутек, изо всех сил сдерживая очередной рвотный позыв.

– А куда это вы собрались, милостивый государь? – с деланным удивлением проворковал Дмитрий Афанасьевич, обращаясь к штаб-ротмистру. – Если мне не изменяет память, у нас с вами осталось незаконченное дельце, не так ли?

Иван Карлович застыл на пороге. Он медленно обернулся, по-прежнему не выпуская руки купеческой вдовы, и ответил, постаравшись как можно точнее скопировать интонацию Арсентьева:

– Я, кажется, никуда не убегаю, князь, и готов соответствовать. Только провожу даму.

***

Князь потребовал дать ему сатисфакцию в «Колоссее» ровно через час, предоставив Ивану Карловичу время, как он выразился, должным образом собраться и оформить духовную. Обещал прислать секунданта, когда все будет готово.

Что именно должно быть готово Фальк не спрашивал, и без того было ясно, старый самодур желает не только поквитаться за честь сестры, на которую, собственно, никто и не посягал, но и компенсировать себе исчезновение Тимофея, устроив безобразное подобие гладиаторских игр. Как говорится, все это было бы смешно, если бы не было так грустно.

Распрощавшись с пани Листвицкой, штаб-ротмистр накрепко затворился в своей комнате, плотно задернул шторы и устало повалился на софу. Он пролежал так, должно быть, с четверть часа, затем неохотно поднялся и снулой походкой побрел к гардеробу. Перед серьезным делом, его часто одолевала необъяснимая апатия. Впрочем, длилось это всегда недолго и на результат предстоящего мероприятия никак не влияло.

Фальк неторопливо облачился в узкие полосатые брюки и свободную белую сорочку с тесемками на груди. Со стороны такой наряд выглядел весьма эффектно и, что самое главное, не сковывал движений, а стало быть, как нельзя лучше подходил для поединка.

Покончив с переодеванием, фехтмейстер снова повалился на скрипучую перину. Все равно занять себя было нечем. Следовало бы повозиться со шпагами, оружие всегда требует ухода, особенно перед боем, но те остались у Холонева. Согласно дуэльным правилам, оппонентам не дозволяется прикасаться к оружию до срока, чтобы никто не мог заподозрить их в нечестной игре.

Штаб-ротмистр блаженно потянулся и подавил зевок. Нестерпимо клонило в сон, но спать было нельзя. Отведенный на приготовления час подходил к концу. В дверь вот-вот постучат. Однако стук не раздался ни через час, ни через два, ни даже через