Сидящие у рва - Сергей Смирнов

Он не удивился, когда ощутил, что в подземелье стало теплее, а потом где-то впереди засиял зеленоватый мертвящий свет.

Он оказался перед огромным камнем, абсолютно гладким и ребристым, как ограненный чудовищный бриллиант. Из-за камня струилось сияние, и Гарран уперся в камень руками.

Наверное, он очень ослабел, потому что затратил много времени на то, чтобы сдвинуть монолит с места. И тотчас же его ослепил зеленоватый свет, и задрожали каменные своды от нечеловеческого голоса:

— Я знал, что ты придешь, Гарран-мореход… Добро пожаловать в царство Последней Богини!

Гарран, превозмогая боль, приоткрыл глаза. Перед ним, заслоняя вход куда-то, откуда лился яркий свет, стоял великан в королевском шлеме, в пурпурном плаще с серебряной каймой, и в литой бронзовой маске, закрывавшей лицо.

— Хаонт… — прошептал Гарран и едва удержался на ногах. Хаонт поддержал его под локоть: рука, казалось, тоже была сделана из литой бронзы.

— Я проведу тебя в царство мертвых, в царство Последней Богини, — пророкотал тяжкий голос короля. — Но обещай, что выполнишь мою просьбу: возьмешь меня на корабль и доставишь на остров счастливых, райский остров забвения — Нильгуам. Триста долгих лет я ждал этого часа. Триста лет правил крысами и шакалами, и жаждал покоя… Последняя богиня отвергла меня…

— Я доставлю тебя… куда скажешь… — едва ворочая потрескавшимся языком, ощущая вкус крови, выговорил Гарран. — Но и ты обещай мне… вернуть моих товарищей… Тех, за кого я в ответе перед отцом-Аххуманом.

Великан помолчал, потом качнул чудовищной короной-осьминогом.

— Все во власти Последней Богини. Проси у нее. Я здесь лишь пленник…

Он сделал шаг в сторону, оставив Гаррана один на один с ослепительным светом…

Два мертвых великана в бронзовых шлемах — оба на голову выше Гаррана — встретили его у каменной арки прохода, из которого бил слепящий поток света.

Один из них протянул руку в немом приказе. Гарран развязал и подал ему кусок ткани с лица. Потом протянул руку другой.

Гарран снял и отдал пояс с кинжалом. Потом его заставили снять сапоги. Потом одежду. Потом придирчиво осмотрели его, кивнули и отступили в стороны.

— Иди и не бойся, — прогудел за спиной Хаонт. — Я буду рядом.

И тут же Гарран почувствовал предательский жалящий укол под лопатку, нанесенный, кажется, его же собственным кинжалом.

Гарран застонал, стал падать вперед, на прозрачный пол из зеленоватого стекла. Он не успел почувствовать удара, не успел ощутить твердость и холод стекла. Он умер.

А потом он открыл глаза. Он лежал лицом вверх, над ним высоковысоко светился зеленоватый прозрачный потолок, сквозь который проникал рассеянный, но яркий свет. А потом что-то волнующее, мягкое коснулось его лица. Это были волосы — прядь завитых иссиня-черных волос, от которых исходил запах божественной женской плоти. Он ощутил прикосновение влажных ласковых губ — к груди, к животу, и сердце его замерло от неземного наслаждения.

Он закрыл глаза, боясь, что сердце вот-вот разорвется от сладости и печали, но прекрасный глубокий голос вернул его к действительности:

— Привет тебе, Гарран-мореход, добровольно пришедший к нам.

Почему ты лежишь, как раб? Взгляни на меня.

Он взглянул и увидел то, что и ожидал увидеть — женщину, каких не бывает и не должно быть на свете. Чернокудрая богиня с белой светящейся кожей стояла над ним и улыбалась.

— Встань. Поприветствуй свою единственную, Первую и Последнюю богиню.

Гарран перевернулся на живот, поднялся на колени и поцеловал ноги, прекрасней которых он не видел. Легкая рука погладила его голову и Гарран ощутил на губах вкус собственных слез. Он знал, что богиню нельзя любить, он знал, что еще жив, и допущен в эти чертоги смерти лишь по счастливой случайности.

— Богиня… — проговорил он.

— Последняя богиня, — легко поправила она, хотя в голосе чувствовалась непререкаемая властность. — Первая и Последняя, мореход.

— Богиня, ты прекрасна…

— Ты не первый, кто говорит мне об этом… Видишь всех этих, стоящих вокруг? Они целыми днями твердят мне, что я прекрасна, что готовы отдать мне самое дорогое… Но, увы, самое дорогое, что у них было, они уже отдали, и теперь мне не интересны. Они и не ведали при жизни, что есть что-то, что в тысячу раз дороже их жалких, ничтожных жизней, в которых было лишь обжорство, пьянство, разврат.

В толпе мужчин — самых разных, юных и пожилых, прекрасных и безобразных, — стоявших в отдалении, пронесся тихий скорбный вздох.

— Что самое дорогое, храбрец? — спросила богиня, повернувшись к толпе. Тот, с кем она встретилась глазами, прошелестел:

— Жизнь…

Чернокудрая богиня повернулась к Гаррану.

— Вот видишь. Ты тоже так думаешь, мореход?

Не дождавшись ответа, она снова обратилась к толпе.

— Так что же самое дорогое на свете? Скажи ты!

И Гарран вдруг увидел Храма — бледного, с неземным, безжизненным взглядом. Храм вскинул голову и прошептал:

— Верность…

Богиня нахмурилась. Она ожидала другого ответа.

— А ты что скажешь?

Мрачный воин с лицом, обезображенным шрамами, лохматый, как пес, ответил, преданно глядя на нее:

— Любовь. Любовь к тебе, богиня…

— Не может быть любви к смерти, глупец! — выкрикнула она. — Уходи! Я не хочу тебя видеть.

Воин жалко затряс кудлатой головой, бормоча: «Нет, только не это… Не прогоняй меня, прекраснейшая, Первая и Последняя…». Он бормотал и уходил спиной вперед, не двигая ни руками, ни ногами — бесшумно и быстро, как бесплотная тень.

Наверное, он и был всего лишь бесплотной тенью — как и остальные, заполнившие этот огромный — до горизонта — зал.

— Смелость! — выкрикнул другой, и богиня рассмеялась.

— Долг!

— Слава!..

— Богатство!..

Богиня смеялась и мановением руки удаляла несчастливцев.

И внезапно где-то рядом прошелестело:

— Жалость…

В наступившей тишине темнокудрая богиня повернулась к Гаррану — взметнулись волосы, как ночной ветер, приоткрыв белоснежные плечи.

— Ты сказал — жалость?

Гарран поднял невесомую руку, вытер запекшийся рот и тихо повторил:

— Да. Милосердие. Сострадание. Жалость. Нет ничего дороже для смертного человека…

Лицо богини потемнело.

— Посмотри сюда. Видишь?

Она показала на группу людей с синими обезображенными лицами.

— Это убийцы. Подлые наемные убийцы, убивавшие невинных из-за угла. Они тоже достойны жалости?..