Разбитое сердце июля - Елена Арсеньева

Алена улыбнулась. Чувство юмора и вообще-то хорошая штука, а в таких ситуациях, как у Нестерова, умение посмеяться над собой свидетельствует еще и об огромной гордости, если даже не гордыне.

– А вы не предполагаете, кто мог подстроить взрыв?

– Да какие только версии не разрабатывались! – покачал головой Нестеров. – Подняли чуть не все дела, к которым я когда-либо имел отношение. Старые, новые, перспективные, бесперспективные, даже те, которые я вел, когда в другой фирме работал. Главная затыка в том, что взрывное устройство было хоть и самопальное, но изготовлено профессионалом. Вряд ли нижегородцем – у нас мастеров такого уровня просто нет, наши топорно работают. Самое смешное, что «Форд» стоял практически на виду, но никто не видел того, кто мог это устройство поставить. Только одна тетка, которая примерно в половине девятого утра того дня развешивала белье на балконе, заметила какую-то довольно молодую женщину, которая на минутку оперлась на мой «Форд», поправила босоножку и пошла дальше. Через полтора часа грохнул взрыв, на асфальте очутились два окровавленных тела, а белье сорвало с балкона и разнесло по всей округе.

– А что, вот так запросто, опершись одной рукой, можно поставить взрывное устройство?! – недоверчиво спросила Алена.

– Да, есть такие, которые и впрямь можно поставить поистине одной левой.

– А как она выглядела, та женщина? Как была одета?

– Вроде бы среднего роста, темноволосая, одета в черные джинсы и черную футболку с надписью оранжевыми буквами: «Юрмала». Вот и вся информация.

– «Среднего роста, плечистый и крепкий, ходит он в белой футболке и кепке, знак ГТО на груди у него, больше не знают о нем ничего», – задумчиво пробормотала Алена очередную пришедшую на ум цитату.

– Вот именно, – кивнул Нестеров. – Сами посудите: кто знает, перспективен ли такой след, надо ли разыскивать ту женщину. Это ж иголка в стоге сена!

– Ну, не такая уж иголка, – пожала плечами Алена. – Вряд ли в Нижнем найдется много молодых женщин, которые носили бы футболки с надписью «Юрмала». Не думаю, что они тут на каждом шагу продаются. Скорее всего, они в Латвии продаются. Я примерно представляю, как это выглядит, была в Юрмале. Правда, очень-очень давно, всех-то воспоминаний что необыкновенно вкусное мороженое, от которого я сильно поправилась, да еще футболки, каскетки, разные другие сувениры с надписями, которых там горы… Чтобы женщину найти, нужно узнать, кто из нижегородцев ездил в Латвию, скажем, за последние год, два, три…

– Четыре, пять, шесть, – хмыкнул Нестеров. – Нереально!

– Да почему?! В латвийском посольстве есть списки тех, кому выдана виза. Вы же знаете, какую там бюрократию развели! Очень строгий учет, вам как раз на руку.

– А если женщина вовсе не из Нижнего Новгорода?

– Тогда сложнее. И все равно, нужно составить хотя бы примерный список всех ваших врагов или злопыхателей по городам – и постепенно проверять, кто из них мог побывать в Латвии.

– Ну, в ваших романах такое, может, и реально, а в жизни вряд ли, – покачал головой Нестеров. – В Москве, к примеру, что только не продается, каких только надписей на футболках нет! Я ж говорю – иголка в стоге сена. Но я вот что вас спросить хочу. Вы упомянули о списке врагов, который я должен составить… Значит, вы, как и большинство моих ребят, считаете, что теракт был направлен именно против меня?

– А вы так не считаете?

– Да, я тоже пребывал в этом убеждении. Наши меня убедили. Когда я в сознание пришел, версия уже существовала и разрабатывалась. Стереотип такой: если криминальная ситуация возникает вокруг мента, значит, она была направлена против мента. Я тоже встал на проторенную дорожку и довольно долго шел по ней. Но когда на меня вышел Толиков…

– Толиков? – повернулась к соседу Алена. – Это который умер в бассейне «Юбилейного»?

И, словно бы по сигналу, словно бы упоминание о бассейне оказалось неким волшебным словом, перед ней поплыли-заклубились картины, от которых бросило в жар.

От стыда, конечно. А от чего же еще? Хотя… еще, например, от приятных воспоминаний…

Ладно, замнем для ясности.

– Да, – продолжал тем временем Нестеров, который крутил себе баранку и знать не знал о том, что на соседнем сиденье чуть не сгорел со стыда человек. – Дело в том, что я не случайно оказался одновременно с ним в «Юбилейном». Толиков меня нанял и привез как охранника, хотя проку от меня после ранения было еще маловато. Просто он знал об одном старом деле, в котором косвенно были замешаны и он сам, и Юровский, и, как это ни странно, наш знакомый миллионер – Холстин, и еще один человек… Я в том деле никак не участвовал, за что Толиков меня и зауважал на всю оставшуюся жизнь. В его восприятии я ассоциировался с этакой надежной и непоколебимо принципиальной скалой. С тех пор скала, конечно, изрядно пошатнулась и покрылась трещинами, однако Толиков пребывал в убеждении: теракт был направлен против Юровского, а вовсе не против меня, Юровский был убит не случайно, а сознательно. Кем, за что, почему – он молчал, намекал только на какие-то темные обстоятельства в жизни Юровского. К сожалению, все это так и осталось в области непонятных намеков. Я вчера провел день в Нижнем – пытался непонятки прояснить. Задал много вопросов, но ответы узнал далеко не на все. Сегодня надеюсь получить остальные. Для этого мне надо встретиться с одним человеком, с которым мы вместе работали, потом расстались, но который тоже был связан с тем старым делом. Точнее, с делом Сергея Лютова. Именно о нем упоминал нынче ночью Холстин, помните?

Алена кивнула, чувствуя, как пожар в ее щеках снова начинает разгораться.

Да хватит краснеть! Вам не к лицу и не по летам, девушка, пора, пора вам быть умней!

Надо думать о деле, о деле, а не о теле – в смысле, не о своем грешном теле.

Нестеров рассказывает потрясающие вещи. Надо сделать все, чтобы прилипнуть к нему на целый день, чтобы вместе с ним узнать ответы на все, на все вопросы, о которых он говорил. И даже если он не найдет злоумышленницу в черной футболке с оранжевой надписью «Юрмала», никто не помешает обнаружить дамочку Алене Дмитриевой – на страницах ее очередного детектива… А для изображения обломков собственного сердца авторши там останется совсем немного места: как раз столько, сколько нужно, чтобы придать повествованию определенную пикантность.

А кстати, как быть со сценой в бассейне? Вот уж где пикантности хоть отбавляй!

Гос-с-поди, как все это можно описать, ка-ак?! Но…

Любовные сцены всегда были сильной стороной романов писательницы Алены Дмитриевой. Надо полагать, будут и впредь…

И тут вышеназванная писательница клюнула носом вперед, потому что Нестеров резко затормозил, а она, само собой, так и забыла пристегнуться.