Разорванная пара - Маргарита Дюжева

мог – лапы изувеченные не слушались. Грифельная волчица встала между ним и Русланом, ужи прижала, оскалилась. Она была готова стоять до последнего, и даже подохнуть, защищая свою пару.

Бекетов медлил, переступая с лапы на лапу, смотрел на меня мрачно, потом шаг в мою сторону сделал, предупреждающе зарычав, пытаясь отогнать в сторону. Волчица ощерилась еще больше, голову опустила, к броску готовясь, и ей плевать было на то, что Рус в полтора раза крупнее ее, что сомнет и не заметит. В ней не было страха, только ярость и отчаяние.

Вокруг тишина повисла. Густая, напряженная. Затихли все: лес, ночные птицы, до этого беснующаяся стая, Вик, Бекетов.

Тишина. И все взгляды на меня.

Я стояла напротив Руслана, принимая взглядом вызов, не собираясь сдаваться, отступать. Защищала то, что важнее всего на свете. Реветь от отчаяния захотелось, от ситуации этой абсурдной, в которой при любом раскладе останусь в проигрыше.

Бекетов перекинулся:

– Тань, какого черта ты творишь?

В ответ рычание с пеной у рта, грубое, рваное, и желание наброситься, пока он в человечьем обличье, пока слабее стал. Волчица взглядом впилась в бешено пульсирующую вену на шее Бекетова, облизываясь от предвкушения, не скрывая своего желания вцепиться намертво. Броситься уже готова была, но я осадила ее, перекинуться не смогла, но и ей воли не дала. Не только она может защищать то, что дорого.

В ответ окатило волной черного недовольства. Она меня презирала, ненавидела, но впервые мне было плевать. Я устала от ее желаний, настроений. Мне хотелось быть самой собой!

– Уйди с дороги! – прорычал Руслан, и меня снова затопило звериной яростью.

Бросилась на него, внутренне вопя от ужаса. Бекетов увернулся. Он не по зубам маленькой грифельной волчице – она это знала, но продолжала атаковать.

– Татьяна! – Руслан пытался достучаться до меня, но бесполезно.

Обратился снова волком, когда челюсти зубастые щелкнули возле самого носа. Они начали кружить друг вокруг друга: огромный серый волк с подпалинами, пристально наблюдавший за каждым движением противника, и волчица, с безумством обреченной защищая другого. И я! Готовая рвать волосы на голове от собственного бессилия.

Так продолжалось долго: я нападала, он оборонялся, пытаясь сместить меня в сторону от беспомощного, измотанного неравной битвой Виктора. Она всегда умудрялась оставаться между ними, готовая принять ярость прайма на себя.

Бекетов снова обратился:

– Чего ты хочешь? – проорал в сердцах, его выдержка трещала по швам, он не знал, что делать! Его самого трясло от противоречивых эмоций, от отчаяния. Отступила к поверженному волку, пятясь спиной. Янтарный взгляд потемнел: там клубилась ревность, смешанная с бессилием. – Хочешь, чтобы я отпустил его?! Позволил уйти?! – лютовал Бекетов.

Волчица лишь одобряюще заурчала, ни на миг не расслабляясь, напряженным взглядом следя за праймом.

– Да с какого хера?! Он ворвался в мой дом, мою жизнь, пытается забрать Мою волчицу.

На этом моменте она глумливо челюстями щелкнула. Бекетов давно перестал быть ее судьбой, ее волком. Руслан бесился – я видела, как его крутило, ломало, корежило от осознания, что это конец. Ничего не вернешь, не переделаешь, не исправишь.

– Идем домой!

Она снова попятилась, выражая желание остаться с гаммой Загорских. То место, куда звал Руслан, не было ее домом! Он это знал, но не оставлял попыток образумить ее.

– Если хочешь, чтобы я его отпустил – идем со мной, – требовательно руку в мою сторону протянул.

Вик негодующе зарычал, за что тут же получил полный ненависти взгляд янтарных глаз. Ситуация накалилась до предела. Волчица бросила быстрый взгляд в сторону остальных членов стаи и хмыкнула насмешливо. Не верила она Бекетову, не доверяла. Упрямо тряхнула головой и ближе к поверженному волку подошла, показывая, что его выбирала, а всякие там праймы могли валить в задницу со своими требованиями.

Бекетов смотрел на них, сжимая кулаки, дыша так, будто бежал от Москвы до Парижа. В какой-то момент испугалась, что набросится всерьез и разорвет нас обеих за то, что посмели дорогу перейти, ослушаться. За то, что боль посмели причинить. А ему было чертовски больно. Я это знала, чувствовала. Больно, херово до невозможности.

Но он сдержался. Отступил, признавая свое поражение. Да, именно так. Чувство вины передо мной за то, что сделал, за то, что сам разорвал, испоганил нашу связь – она его грызла не хуже любого зубастого волка. И именно поэтому он отступал, глядя мне в глаза. Просил взглядом идти за ним, попробовать вернуться в прошлое, но волчица была непреклонна.

А я от тревоги помирала, потому что происходило что-то неправильное, плохое.

– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил? – последний фразой не к ней, ко мне обращался.

И я затихла, едва дыша, мысленно разлетаясь вдребезги на миллион осколков.

Хотела ли я, что бы он меня отпустил?

…Да.

Потому что ничего не исправить, как ни пытайся. Это агония. Я никому не хочу делать больно, и сама больше не хочу страдать. Пора отпускать прошлое, Таня, пора…

И Бекетов это понял, увидев в ее глазах меня, мое решение.

Глава 15

Татьяна

Руслан в последний раз смерил меня тяжелым мрачным взглядом. Мертвым, без единой искры:

– Даю вам час, чтобы покинуть мою территорию, – бесцветный голос, непроницаемая маска, – время пошло.

Я кричала, билась в агонии, а волчица стояла намертво. Прижав уши, собравшись, как натянутая пружина. Она не доверяла Бекетову, не верила, что он даст уйти.

А я знала наверняка. Отпускает. Перешагивает через себя, через свои желания, чувства. Делает это только ради меня.

Все ради меня.

Мне бы обратится, чтобы хоть обнять на прощание, да сил нет. Ярость волчицы, защищавшей свою пару, делала ее неуязвимой. Пробиться не могла, сидела внутри, в клетке, взаперти, подыхая от происходящего.

Хотелось кричать, чтобы не уходил вот так вот, не услышав самого главного, но из груди вырывалось лишь утробное урчание.

Бекетов снова обернулся и, не оглядываясь, пошел прочь в сторону усадьбы. Волки его стаи отступили, недовольно сверкая глазищами в мою сторону, ушли за своим альфой.

На просеке остались только мы с Виком.

Он пытался приподняться на окровавленных, изодранных лапах, и волчица, задыхаясь от жалости и тревоги, бросилась к нему. Уткнулась лбом ему в щеку, лизнула окровавленную морду, заскулила ласково.

Я ревела, навзрыд, безудержно.

Не представляла, как дальше жить, как справиться с тем разломом, что зияет внутри меня. Между мной и моей волчицей – бездна. Нам для счастья нужны разные мужчины, и выбор второй половины вызывал отторжение.

И ни одна из нас счастлива быть