Разорванная пара - Маргарита Дюжева

Татьяна

Это было спокойное время. Амулет действительно помогал. Волчица притихла, спряталась, лишь обиженно глядя в мою сторону. Попытки вырваться на свободу становились все реже. Она не могла противостоять силе камня и бесилась из-за этого, а я наслаждалась спокойствием и возможностью побыть с собой наедине. Не хотелось признаваться себе, но теперь, когда каждая из нас жила своей жизнью, своими интересами, мне стало проще без нее. Моя боль – только моя, мое решение – только мое, и мое желание не омрачалось горечью чужого отвращения. Грустно, конечно, осознавать, но проще быть совсем одной, но в ладу с собой, чем в компании с той, с кем интересы не совпадают.

Отношения с Бекетовым стали проще, не приходилось каждые пять минут себя останавливать, чтобы не вцепиться, не попытаться его укусить. У нас с ним установился сдержанный нейтралитет. Руслан больше не пытался ко мне прикоснуться, не нарушал моих границ, но и не отпускал, постоянно находился рядом, заново приучал к себе, к своему присутствию. И я привыкала, медленно, но верно, переставая вздрагивать от его появления, голоса, не тряслась, не отскакивала в сторону, стоило ему нахмуриться. Я осознано шла ему навстречу, потому что устала жить в страхе. Мне нужно было пересилить его, в первую очередь ради самой себя. Нужно снова научиться жить полной жизнью. Я упрямо заставляла себя излечиваться, и для этого, как бы абсурдно это ни звучало, мне нужен был Бекетов. Именно поэтому и осталась в Синеборье, не ушла… пока.      Бекетов был доволен, что я перестаю от него шарахаться, но я то и дело ловила тоску в янтарных глазах, когда смотрел исподтишка.

Волку не хватало волчицы. А этого не будет никогда. Никогда! Потому что грифельная волчица окончательно отвернулась, поставила крест на прежней любви и теперь сосредоточенно страдала по-другому. Если бы не амулет, я бы целыми днями сидела в углу и рыдала, выплескивая ее боль. Тошно.

И все чаще во взгляде Бекетова проскакивала беспомощность. Большой страшный волк не знал, что делать. Ему – привыкшему держать все под контролем – было сложно чувствовать себя слабым, неспособным решить проблему.

Что имеем – не храним, и пенять тут не на кого…

Не давала покоя одна мысль, комаром звеневшая на заднем плане. Что будет, если Руслану все это надоест? Что если он захочет иметь рядом с собой нормальную волчицу? Ласковую, приветливую, открытую? А не грифельное нечто, ненавидевшее его до дрожи. На чувстве вины далеко не уедешь. Рано или поздно ему надоест извиняться, ждать, когда я к нему приду. Что тогда? Ничто не восстановит между нами связь, не сделает ее цельной, как прежде. Мы оба это понимали. Да и есть ли смысл продолжать все это, пытаясь стянуть разорванные края? Иногда посещали странные мысли, тревожные. Мне все чаще хотелось простить его, перестать оглядываться в прошлое, отпустить свою боль… и уйти. Не мучить ни себя, ни его. И он бы отпустил – я знала это наверняка. Через силу, стиснув зубы, но отпустил бы, оставшись тенью за моими плечами. Наверное, я – слабачка, обреченная до конца своих дней тянуть ярмо жертвы, раз любила его до сих пор и думала о прощении. С другой стороны, страх, обиды и ненависть делали меня несчастной, черными призраками неотступно следуя по пятам.

Призраки мне не нужны. Я хочу обратно свою жизнь. Я хочу снова с улыбкой встречать новый день. Мы с Русланом остались в Синеборье, даже не думая о возвращении в Черные Тополя. Здесь, в усадьбе, тихо, спокойно и практически нет посторонних, именно так я теперь воспринимала его стаю. Это единственный вопрос, в котором мы с волчицей были солидарны: они чужие, на них нельзя полагаться, и, приняв в свои объятия приблудную замарашку, они при первой же ошибке не замедлили пребольно ткнуть носом в этот факт. С бывшими подругами я общение пресекла, не смотря на их жалкие попытки восстановить утерянное. Кирилл у меня вызывал полнейшее отторжение, хотя, наверное, его все-таки стоило поблагодарить. Именно из-за его вмешательства, пусть и не из добрых побуждений, я тогда выжила. До всех остальных мне вообще не было никакого дела. Чужие – и этим все сказано.

– Я спать, – отложила книгу в сторону и взглянула на Бекетова.

– Угу, – буркнул, не отрываясь от экрана телевизора.

Оборотень не оборотень, прайм не прайм, а футбол – это святое. Просидит еще час, не меньше, заворожено наблюдая за тем, как двадцать два бугая гоняют по полю мяч.

Я лишь головой покачала и отправилась в спальню, мечтая поскорее юркнуть под одеяло. Окно распахнула, с удовольствием вдыхая запах ночного леса, и в кровать забралась, подушку взбила, устроившись поудобнее, зевнула, а рука сама к амулету потянулась. По привычке его погладила, прислушиваясь к своим ощущениям: волчица на месте, спит, свернувшись на задворках. Так странно смотреть на нее со стороны, даже не верилось, что когда-то мы были единым целым. Зачем-то пожелала ей спокойной ночи и прикрыла глаза, тут же погружаясь в сон. Сначала легкий, невесомый, больше похожий на полудрему, а потом все глубже, глубже, увязая в лабиринтах и образах подсознания.

И в какой-то момент в мой сон ворвался посторонний образ: чужой темно-серый волк со светлыми голубыми глазами. Его присутствие ощущалось так натурально: запах, теплое дыхание на коже. Сонно заворочалась, пытаясь отогнать от себя наваждение, но вместо этого почувствовала, как крепкая рука сжимает плечо. И тут будто щелчок в голове – не сон! Это не сон! Я действительно чую его.

Сердце оборвалось от волнения, во рту пересохло, и по венам заструился страх, смешанный с диким восторгом. Волчица бесновалась, пытаясь перекинуться, но камень ее сдерживал.

– Тань! – в темноте голос послышался, чужой, напряженный, от которого мороз по коже побежал.

Чуть дыша, зажмурилась еще сильнее, мечтая провалиться сквозь землю.

Откуда он здесь?

– Пойдем, уходить надо.

Уходить? Я не хочу никуда с ним идти. Не хочу!

Распахнув глаза, увидела его прямо перед собой. Так близко, что дыхание одно на двоих. Замерла, будто парализованная, не в силах ни пошевелиться, ни взгляда от него отвести. Паника сковала каждую мышцу, просочилась в каждую клеточку. Он схватил меня за руку и потянул за собой к открытому окну.

– Идем, – прошептал требовательно, блеснув голубыми глазами.

Выныривая из оцепенения, попыталась высвободиться, выдернуть руку из его лапищи. Только не выходило. Тащил за собой, уверенный в том, что все идет как надо. А я перепугалась не на шутку. Как посторонний попал