Сельва не любит чужих - Лев Вершинин

— Быть начеку! — приказал нгуаб'дгге, и приказ, от воина к воину, ушел взад и вперед по цепи.

А мгновение спустя, словно озверев от негодования на упущенную возможность, в тумане заколотились истерические автоматные очереди. Затявкали карабины. Ухнули гранаты: одна, другая, третья!

Туман подставил, туман и выручил! Не будь его, цепочка воинов дгаа была бы расстреляна в упор. Но он помог и врагам дождаться выгодного момента, подманив идущих поближе к поджидающей их засаде…

— Все налево! За мной! Не отставать! — приказал Дмитрий, отпрыгивая с тропы.

Заросли молоденького бамбука расступались неохотно, хватали за волосы, за набедренную повязку. Бежать вслепую оказалось нелегко, дыхание сбивалось, и свист, ориентирующий воинов, получался тихоньким и сиплым. Если бы не туман, дорогу можно было бы очистить огнем, но попробуй-ка сейчас разобрать, где свои, где чужие…

— Быстрее, быстрее! Все сюда!

Они не успели одолеть и сотни метров, как почти в упор грянул залп, потом еще, и кто-то из бегущих вслед за нгуаб'дгге со стоном рухнул в туман.

Плюхнувшись животом в грязь, Дмитрий пополз обратно.

Неужели окружены? Хреново, ежели так…

Это была скверная, паническая мыслишка, гибельная и для него, и для всего отряда, и он сумел усилием воли прогнать ее прочь…

Какое еще окружение? Противник сам мечется, как дерьмо в проруби, ни хрена не видя!

…Землянин лежал, затаившись за огромным корневищем, выставив «дуплет» перед собой. Мокрая накидка противно липла к телу. Он попробовал было выползти из грязной лужи туда, где повыше и посуше, но тотчас плюхнулся обратно: над головой вновь зацвиркали пули…

Чу! Шепот впереди. Зовут? Точно, зовут.

Похоже, кажись, на говорок Миколы, та же тарабарская лингва. Дмитрий тихонько посвистел. В ответ — тоже негромкий свист. Свои?..

Ну-ка!

Осторожно, согнувшись вдвое, Дмитрий перебежал к соседнему дереву. Опять шепот? Он заторопился. Он даже чуть не отозвался, позабыв об осторожности. Но в этот миг чуть левее от него неведомо почему треснул гнилой сучок, и оттуда, куда он чуть было не рванул в открытую, на треск полыхнула очередь.

— Мать твою! — бормотнул сквозь зубы нгуаб'дгге.

И замер.

А когда там, откуда стреляли, сквозь туман проступили неясные очертания приподнявшегося человека, вскинул «дуплет» и спокойно, как на учениях, нажал на спуск.

Выстрел. Вскрик. Шуршат кусты под рухнувшим телом.

Получил, скотина! А теперь — лучиком их, лучиком!

Тонюсенькая огненная ниточка вытянулась из под-ствольника, вспорола зашипевшую пелену и прорезала ближние кусты. Там взвыли, захрипели. Грохнуло наобум несколько суматошных, неприцельных выстрелов, и все смолкло.

Он подождал немного. Ни звука.

Тогда Дмитрий вложил два пальца в рот, и туман перебаламутило лихим разбойничьим посвистом. Плевать, что он сейчас выдает себя врагу с головой! Зато и свои поймут безошибочно. Никому — ни на Земле, ни на Валькирии! — не под силу свистануть так, кроме того, кого обучал этому, стоя на голубятне, сам старый Даниэль Коршанский!

Пару мгновений спустя в ответ,негромко заклекотала не живущая в лесу горная птица г'ог'ия.

Затем раздался приглушенный голос Н'харо:

— Тхаонги? Брат?!

Похоже, все пункты устава вылетели сейчас из боль-шой головы сержанта, и Дмитрий принял это как само собой разумеющееся.

— Гъё! Это я, брат!

Из серой пелены вынырнул Убийца Леопардов. За ним — несколько колонистов и с десяток испуганных двали…

Залегли, держась поближе друг к дружке.

В лесу после пальбы стояла такая тишина, что было отчетливо слышно, как с листьев падают и разбиваются о влажную землю тяжелые капли.

Кап-кап. Кап-кап-кап. Кап.

— Я чую их! — весельчак М'куто, лучший следопыт отряда, приподняв голову, осторожно понюхал воздух. — Их не очень много, нгуаб'дгге! — он принюхался еще раз. — Трижды по пять полных рук. Или даже меньше. Злые. Но боятся…

— Станем змеями? — предложил Н'харо. Дмитрий задумался.

В общем-то Убийца Леопардов прав. Если равнинные залегли небольшими группками на некотором расстоянии одна от другой, то можно попытаться незаметно, по-змеиному, проскользнуть между ними. Пока туман еще плотен, такой фокус может и получиться…

— Не спеши, — шепнул Дед. — Посмотри, что вокруг…

— Нет, не пойдет, — Дмитрий покачал головой. — Засекут и возьмут под перекрестный огонь.

Поймав удивленный взгляд Н'харо, пояснил:

— Здесь не горы. Под ногами грязь и вода. Шума не избежать. Проиграет тот, кто откроется первым…

— Ще ж робить, пане провиднык? — рыжая голова Гнома ярким пятном реяла в туманной мути. — Нешто ж чекаты, пока перебьют всех?..

— Ну, сынок! — подбодрил Дед. — Вспомни «Аламо»!

И Дмитрий вспомнил.

Третий Кризис, сражение за сектор Аль-Хази. И эскадренный космофрегат «Аламо»…

Классика военного искусства. И ордена Заслуги для всей команды, вплоть до стюардов. Посмертно.

— Делаем так! — он говорил теперь тоном, с которым не спорят. — Я на пару с кем-нибудь останусь здесь. Огнем отвлечем противника на себя. Остальные с Н'харо выходят в стык двух вражеских групп и нападают с тыла. Или с фланга, на усмотрение сержанта. Вопросы есть?

Вопросов не было. Лишь один из неопытных двали что-то тихо прошептал Н'харо, и гигант столь же беззвучно пробурчал в ответ, разъясняя юнцу задумку нгуаб'дгге.

— Неплохо, — нарушил молчание Армен. — Может, что и получится. Кого при себе оставишь, начальник?

Дмитрий оглядел парней. Кажется, родичей вот этого, молоденького, съели муравьи. Ему есть за что мстить…

— Ты… Олекса! Остаешься со мной. Остальные — пошли!

Один за другим люди растворились в тумане.

Доглядывая на табло часов, Дмитрий ждал.

Две минуты. Пять. Десять. Пожалуй, пора. Он махнул рукой мальчишке-колонисту, подавая сигнал, и открыл одиночный огонь, перебегая от дерева к дереву.

Равнинные ожили.

Они не сумели разгадать нехитрую игру противника и поэтому палили наобум, решив, что имеют дело с десятком, а то и больше стрелков. Пули, посылаемые веером, смачно чмокали сырую древесину, рубили листву, рикошетили от твердой коры стальных тополей…

Все короче дистанция между врагами, все яростнее перестрелка… Дмитрий уж сдвинул скобку на затворе «дуплета», готовясь резать туман предпоследним лучом… Однако пока равнинные оставались невидимыми… Короткий придушенный вскрик за спиной. Нгуаб'дгге оглянулся. Колонистик, едва не уткнувшись головой ему в ноги, лежал на боку, нацелив дряхлый карабин в небо. Магазин давно уж опустел, но пацан, ничего не соображая, все жал и жал на спусковой крючок…

— Ты что, мозгами поехал? — вытянув руку, Дмитрий поймал парнишкино ухо и крутанул изо всех сил. — Р-рас-стреляю на месте, трусло!

Олекса, тонко ойкнув, обернул лицо к командиру. Широко раскрытые глаза: смотрел и непонимающе. Затем в них появился страх и тут же сменился стыдом.

— Не-е, пане… Я просто… Я никогда еще…

— А ну, цыц! — прошипел Дмитрий, настораживаясь.

Точно! Где-то в отдалении послышался торжествующий; клекот г'ог'ии.,.

Н'харо начал атаку!

— За мной! — крикнул Дмитрий, уже не пытаясь быть незаметным. Сунул за пояс «дуплет» и с автоматом наперевес рванулся вперед. За ним, стараясь не отставать, тяжело топал Олекса… Несколько шагов! Еще!

— Ур-р-ра-ааааа!

И торжествующий Н'харо громадными ручищами обнимает Дмитрия, указывая на результаты своей работы.

Неплохо! Семь щуплых солдатиков втоптаны в жидкую темную грязь на дне неглубокой впадины; их, похоже, попросту разорвали на куски…

Подобрав оружие, прорвавшиеся рысцой бросились в пробитую брешь.

Вовремя! Туман уже начал понемногу редеть, а слева и справа грохотали очереди: равнинные, сообразив, в чем дело, спешили на выручку к своим, не зная еще, что помогать некому. С минуты на минуту клещи могли сомкнуться…

— Вперед! — приказал нгуаб'дгге.

И лишь долгих полчаса спустя, когда выстрелы и злобные крики в тылу сперва сделались глуше, а затем и вовсе стихли за спиной, остатки отряда перешли на обычный шаг, позволяющий поспевать даже непривычным к сельве мохнорылым.

Время от времени М'куто-следопыт приостанавливался, по-собачьи задирал голову и внюхивался в воздух, пытаясь выловить в зарослях запахи людей дгаа, а Н'харо, приставив растопыренные пальцы к губам, издавал клекот г'ог'ии, призывая откликнуться всех, кому удалось вырваться из западни…

Таких оказалось немного: один, потом еще один, затем сразу четверо — и все.

Сельва безмолвствовала, кутаясь в обрывки расползающейся туманной шали. Где-то там, в мокрых мохнатых чащобах, остались тринадцать воинов дгаа, и они молчали.

Нет для дгаа, вставших на тропу войны, прегрешения худшего, чем оставить в беде соплеменников…

Куда же ты смотрел, Тха-Онгуа?!