Мираж - Владимир Рынкевич

1920. МАРТ

И вновь, как два года назад, шли от Ростова не к Москве, а на юг, в Кубанские степи. Разве что другой дорогой. Полк Туркула замыкал колонну корпуса, и по утрам, готовя батарею к походу, Дымников слышал сквозь привычные звуки перестрелки Преображенский марш — это Туркул вёл полк в контратаку под духовой оркестр.

Теперь батарея Воронцова шла впереди, и он останавливался, поджидая Леонтия. У них совпадали взгляды на настоящее — здесь война проиграна и надо перебираться в Крым. Представления о будущем оказались различными: Воронцов надеялся, что, наступая из Крыма, можно разбить красных, у которых в тылу разруха, голод и бунты; Дымников ни на что не надеялся, и будущее для него ограничивалось вопросами «где станем? найдём ли самогон?».

Последнее орудие Воронцова въехало в сияющую солнцем огромную лужу, и колеса по оси застряли в грязи. Ездовые матерились, хлестали лошадей нагайками, но те никак не могли сдвинуть пушку.

   — Я сейчас вас научу, как это делается, — сказал Дымников. — Разрешите мне покомандовать.

Воронцов, с улыбкой пожав плечами, разрешил.

   — Ездовые, слезай! — скомандовал Леонтий.

Солдаты, удивлённо оглядываясь на офицеров, спрыгнули с лошадей и стали справа от дороги. Лошади мотали головами, отряхивались, отдыхали после тяжких бесплодных усилий.

Дымников продолжал командовать:

   — Орудие-е! — закричал он отработанным сильным голосом, растягивая последнюю гласную. — Вперёд ма-а-арш!

Лошади дружно напряглись, шагнули в лад, и орудие сдвинулось с места. Воронцов смеялся и удивлялся. Неожиданно раздалось ещё одно восхищенное восклицание — знакомый поручик Кривский выехал на белой лошади из-за орудийных упряжек.

   — Браво! — аплодировал он Дымникову.

   — Ездовые неопытные, — объяснял Леонтий, — мешают лошадям.

Орудия двинулись дальше, Кривский предложил несколько увеличить дистанцию между батареями и ехать в интервале между ними.

   — Поговорим, — сказал он, — лишние уши не нужны.

Шлёпали копыта по весенним лужам, месили грязь колеса, солнце играло на лоснящихся от пушечного сала орудиях.

   — А почему вы не в штабном поезде? — спросил Воронцов.

   — Чтобы поговорить с вами. Вообще со строевыми офицерами. Не об офицерских обедах, конечно. Мы, офицеры штаба корпуса, пришли к выводу, что армия на грани катастрофы. Если сейчас не принять решительные меры, красные нас уничтожат. Погибнет лучшее, что ещё есть в России, что может стать ядром будущего возрождённого государства.

   — Какие же меры? — спросил без особого энтузиазма Дымников. — Опять в наступление?

   — Высшее военное руководство, скажу прямо — бездарное руководство, не в состоянии ничего сделать. О военностратегическом и политическом невежестве Деникина говорит провал похода на Москву, с казаками рассорились, а отступление совершенно неграмотно спланировано. Сейчас Деникину остаётся уйти в небытие. Но мы не можем позволить ему погубить вместе с собой армию.

   — Кто же заменит? — прямо спросил Дымников.

   — Тот, кто действительно командует войсками, а не на бумаге, на которой печатаются приказы. Какие остались войска в Русской армии? Только наш корпус. Кто им командует?

   — Александр Павлович согласен? — спросил Дымников.

   — После того, как вновь оставили Ростов и погибла Марковская дивизия, он... в осторожной форме дал понять, что Деникин должен уйти.

   — Но есть же ещё Врангель, — напомнил Воронцов.

   — Он пытался захватить власть в Крыму, но его не поддержали, и он уехал в Константинополь.

   — Переворот? — спросил Дымников. — Арест Деникина?

   — Господа, зачем сразу крайности? Конкретно ещё ничего не решено. Штаб изучает настроение наших офицеров. Как они отнесутся к замене Деникина Кутеповым? Как вы отнесётесь?

   — Как мы отнесёмся, Леонтий Андреевич?

   — Положительно.

   — Почти все офицеры, с которыми я разговаривал, поддерживают такую замену. Лишь единицы отмалчиваются. Те, которые пали духом и уже ни во что не верят. Сейчас я еду в Тимашевскую, где стоит наш поезд, и там будем решать окончательно.

   — А где Ставка?

   — Пока в Тихорецкой, но уже собирается в Новороссийск.

На станции Тимашевской Кутепов собрал в штабном вагоне командиров дивизий, командиров полков и сказал:

   — Обдумав сложившуюся обстановку, я решил, что нельзя сейчас выходить с решительным предложением или требованием о замене Главнокомандующего. Однако необходимо дать понять высшему руководству, что этот вопрос назрел. Посоветовавшись с офицерами, мы с начальником штаба составили телеграмму на имя Деникина. Я её сейчас зачитаю и попрошу вашего одобрения.

Читал он резким командирским голосом, закончив чтение, требовательно оглядел присутствующих. Телеграмму одобрили.

«Генералу Деникину

События последних дней на фронте с достаточной ясностью указывают, что на длительность сопротивления казачьих частей рассчитывать нельзя. Но если в настоящее время борьбу временно придётся прекратить, то необходимо сохранить кадры Добровольческого корпуса до того времени, когда Родине снова понадобятся надёжные люди. Изложенная обстановка повелительно требует принятия немедленных и решительных мер для сохранения и спасения офицерских кадров Добровольческого корпуса и добровольцев. Для того, чтобы в случае неудачи спасти корпус и всех бойцов за идею Добровольческой армии, пожелавших пойти с ним, от окончательного распыления и истребления, необходимо немедленное принятие следующих мер, с полной гарантией, что эти меры будут неуклонно проведены в жизнь в кратчайшее время. Меры эти следующие:

   1.  Немедленно приступить к самому интенсивному вывозу раненых и действительно больных офицеров и добровольцев за границу.

   2.  Немедленный вывоз желающих семейств офицеров и добровольцев, служивших в Добровольческой армии, в определённый срок за границу, с тем чтобы с подходом Добровольческого корпуса к Новороссийску возможно полнее разгрузить его от беженцев.

   3.  Сейчас же, и во всяком случае не позже того времени, когда Добровольческий корпус отойдёт в район станции Крымской, подготовить три или четыре транспорта, сосредоточенных в Новороссийске, конвоируемых четырьмя наличными миноносцами и подводными лодками, которые должны прикрыть посадку всего Добровольческого корпуса и офицеров других армий, пожелавших присоединиться к нему. Вместимость транспортов не менее десяти тысяч человек с возможно большим запасом продовольствия и огнеприпасов.

   4.  Немедленная постановка в строй всех офицеров, хотя бы и категористов[44], которые должны быть влиты в полки Добровольческого корпуса и принять участие в обороне подступов к Новороссийску. Все офицеры, зачисленные в эти полки и не ставшие в строй, хотя бы категористы, не подлежат эвакуации, за исключением совершенно больных и раненых, причём право на эвакуацию должно быть определено комиссией из представителей от частей Добровольческого корпуса.

   5.  Все учреждения Ставки и правительственные учреждения должны быть посажены на транспорты одновременно с последней грузящейся на транспорт частью Добровольческого корпуса и отнюдь не ранее.

   6.  Теперь же должна быть передана в исключительное ведение Добровольческого корпуса железная дорога Тимащевская—Новороссийск с узловой станцией Крымская включительно. Никто другой на этой линии распоряжаться не должен.

   7.  С подходом корпуса в район станции Крымская вся власть в тылу и на фронте, порядок посадки, все плавучие средства и весь флот должны быть объединены в руках командира корпуса, от которого исключительно должен зависеть порядок посадки на транспорты и которому должны быть предоставлены диктаторские полномочия в отношении всех лиц и всякого рода военного, казённого и частного имущества и всех средств, находящихся в районе Крымская—Новороссийск.

   8.  Дальнейшее направление посаженного на транспорты Добровольческого корпуса должно будет определяться политической обстановкой, создавшейся к тому времени, и в случае падения Крыма или отказа от борьбы на его территории Добровольческий корпус в том или ином виде высаживается в одном из портов или мест, предоставленных союзниками, о чём теперь же необходимо войти с ними в соглашение, выработав соответствующие и наивыгоднейшие условия интернирования или же поступления корпуса на службу целой частью.

   9.  Докладывая о вышеизложенном Вашему превосходительству, я в полном сознании своей ответственности за жизнь и судьбы чинов вверенного мне корпуса и в полном согласии со строевыми начальниками, опирающимися на голос всего офицерства, прошу срочного ответа для внесения в войска успокоения и для принятия тех мер, которые обеспечат сохранение от распада оставшихся бойцов за Родину.