Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский

Феофано сделал шаг ко мне. – Твой император тяжело болен и уже никто не в силах помочь ему. Однако ты можешь облегчить его страдания.

Я недоверчиво посмотрел на Феофано.

– Император болен, это правда, – подтвердил я. – Но лекари обещали, что он скоро поправится.

– Не лги, Георгий. Император умирает и это ясно даже слепому. Однако причина его недуга – дело рук человека. Кто-то подмешивал яд в его еду и напитки. Этот яд действует медленно и доставляет множество страданий.

– Но если это яд, то должно быть и противоядие!

Феофано покачала головой.

– Уже слишком поздно. Иоанну осталось не больше месяца.

Она была права – здоровье императора ухудшалось изо дня в день, и он уже с трудом поднимался с постели. Придворные лекари разводили руками, не в силах справиться с необъяснимым недугом. Но кто желал смерти Иоанна?

– Если император все равно умрет, – в запале вымолвил я, – то зачем тебе и твоим хозяевам приближать его участь?

– Потому что отравлено не только его тело, но и душа, – пояснила Феофано. – Твой император больше не принадлежит себе и этим непременно воспользуются.

– Кто?

– Я не знаю. Но его муки пора прекратить, – словно из воздуха в руке у девушки появился маленький пузырек с прозрачной жидкостью. – Это поможет ему уйти безболезненно.

Никогда прежде я не чувствовал себя таким разбитым и потерянным. Как мне теперь понять – где правда, а где ложь, что правильно, а что нет. Мысли путались в голове, но я точно знал, что буду ненавидеть себя, какое бы решение сейчас ни принял.

– А что станет с моим сыном, когда его болезнь уйдет?

– Ты его больше никогда не увидишь, – призналась Феофано. – Алексея ждет иная судьба.

– Судьба наемного убийцы или шпиона? – предположил я. – Или что-то гораздо хуже?

– Не хуже и не лучше. Но об этом я не могу рассказать.

– Мне нужно это знать! – воскликнул я. – Ибо уготованная ему жизнь может быть хуже самой лютой смерти.

Феофано долго смотрела на меня и, наконец, произнесла.

– За право жить он также заплатит определенную цену. Но его душа будет спокойна, ибо он еще ребенок и ему не о чем сожалеть.

Феофано обладала удивительным даром убеждения, и ее слова почему-то успокоили меня. Я все еще не знал, как следует поступить, однако взял пузырек с ядом.

– Если болезнь императора действительно необратима, а его поступки опасны для государства, я дам ему твое лекарство. Но не думай, что я смогу успокоить свое сердце, ибо с этого дня на мою душу ляжет страшное проклятье.

Феофано обняла меня и прошептала:

– Ты служил императору много лет и этот поступок не должен тревожить твое сердце, ведь в его смерти не будет твоей вины. Напротив, ты облегчишь страдания умирающего, ведь Бог учит милосердию.

Я внимал ее словам, но они не могли согреть мою душу или очистить мою совесть. Мне предстояло сделать нелегкий выбор, и времени, чтобы принять это решение, оставалось слишком мало…

Глава 14

На распутье

Константин Граитца (дневник)

Апрель 1447 года – ноябрь 1448 года

Таков закон дворца, где правит зло:

То ты в седле, то – на тебе седло.

Абулькасим Фирдоуси

24 апреля 1447 года. Маниса

Вот уже почти три года я нахожусь в плену у турок. И это время не прошло для меня без пользы. Я настолько хорошо изучил их язык, культуру и обычаи, что очень часто меня принимают здесь за своего. Одеваясь в одежды придворного вельможи, я сопровождаю Мехмеда на охоте, в его лодочных прогулках по Эгейскому морю и на шумных базарах, куда принц любит выбираться инкогнито, чтобы подслушать народные сплетни.

Надо сказать, что почетная ссылка в Манису, лишь укрепила дух наследника престола. Казалось, теперь его можно отослать даже в самый захудалый тимар, но вот сломить едва ли.

Впрочем, во всей огромной империи не нашлось бы места прекраснее того, где оказались мы с Мехмедом.

Маниса – город, когда-то принадлежавший могущественным ромейским императорам. Василевсы по достоинству оценили его местоположение и сделали местом своего основного пребывания в Малой Азии. Затем город был завоеван племенем Саруханидов, которые, в свою очередь, потерпели поражение от османов. С тех самых пор Маниса стала излюбленным местом отдыха турецких падишахов. Город издревле славился горячими целебными источниками, мягким приморским климатом, густыми лесами и живописными видами, которые привлекали сюда странников со всего света.

Не зря именно здесь хотел провести свои последние дни султан Мурад, пока дела государства не вынудили его снова вернуться в столицу. Здесь не было той бесконечной суеты и шума, что вечно царили в Эдирне. Только журчание ручьев и фонтанов, да тихий шелест деревьев, звук которых успокаивал и исцелял душу точно так же, как известные на весь мир местные водоемы исцеляли тело.

Мистра напоминал мои родные Патры, и, будучи оторванным от дома, я предавался сладостным воспоминаниям из прошлого, когда еще совсем ребенком бегал под нежными лучами весеннего солнца, слушая переливчатое пение птиц и веселый смех моих братьев. Те дни давно прошли, но воспоминания возвращались снова и снова: родительский дом на холме, среди оливковых рощ, маленькая речушка несет свои быстротечные воды на плодородные равнины, где раскинулись фруктовые сады и зелено-золотые ковры возделанных полей. Ах, как хорошо было бы вернуть это прекрасное время, когда все казалось таким простым и светлым. Когда я еще не изведал горечи предательства, а за ошибки не надо было платить такую высокую цену!

* * *

3 мая 1447 года

После нашего отбытия в Манису я заметил некоторые перемены в характере и привычках Мехмеда. Раньше принц проводил свое время за книгами или упражнялся с мечом и луком, теперь же, он целыми днями пропадает в гареме у своей любимой наложницы – Гюльбахар, которая, судя по всему, околдовала юного наследника.

Эта девушка была гречанкой родом из Фив. Ее звали Анна, но Мехмед подарил ей новое имя – Гюльбахар, что означает «весенняя роза». Ходили слухи, что принц отобрал эту чаровницу у самого султана и что ради ее содержания он тратит огромное состояние, не отказывая ни в одной просьбе. Но меня мало интересовали дворцовые сплетни. Я был близок к Мехмеду как никто другой и знал, что душу царевича мучает первая юношеская любовь.

Это пылкое, яркое, пьянящее чувство знакомо многим, но всякий, кто испытал подобное, знает – оно столь же прекрасно, сколь и скоротечно. Это