Мари-Бланш - Джим Фергюс

Вскоре после похорон виконт Габриель де Фонтарс спешно покинул Париж, уехал в Лондон консультироваться с тамошними деловыми партнерами. Он одержал победу над опиумной зависимостью, вернул себе любимую племянницу и похоронил бывшую любовницу и жену брата, а теперь пришла пора целиком сосредоточить внимание на делах. Находясь под британским протекторатом, Египет был пока что в относительной безопасности от немцев, и, подобно Дж. П. Моргану в Америке и финансистам, во многом правящим судьбами народов, виконт понимал, что война, которая вскоре захлестнет мир, принесет колоссальные прибыли. На пошив миллионов военных мундиров для британской армии потребуются бесконечные поставки хлопка, коль скоро Англия вступит в войну, а это казалось теперь почти неизбежным. В то же время виконт не сомневался, что и традиционно щеголеватая французская армия тоже будет вынуждена отказаться от нелепо тяжелой суконной сине-красной формы, в которой Наполеон III послал ее воевать в 1870-м и которая делала французских солдат легко заметной мишенью для современной артиллерии. Вдобавок, конечно, ни одна армия не обойдется без такого существенного товара, как сахар.

Третьего августа 1914 года Германия объявила войну Франции, и на другой день никто не удивился, что немцы вторглись в Бельгию, поправ тем самым нейтралитет этой страны. Следующим утром, 5 августа, когда Рене, мисс Хейз, дядя Луи и дядя Балу завтракали в семейной резиденции в доме № 29 по Елисейским Полям, они услышали из лифта непривычный звон, дребезжание и лязг. Секунду спустя в столовую вошел граф Морис де Фонтарс и театрально остановился в дверях.

Нынче утром граф облачился в новую, безупречную летнюю форму тяжелых драгун, состоящую из синего мундира, ярко-красных бриджей, белых перчаток с крагами и серебряного шлема с длинным конским хвостом, который сейчас хотя и вяло обвис, но можно было легко вообразить, как он будет героически развеваться на ветру, когда граф поскачет в бой. Звон, дребезжание и лязг, услышанные всеми, происходили от графских шпор, металлического нагрудника и сабли в ножнах, напомнившей о его прошлом славного фехтовальщика. В самом деле, он выглядел точь-в-точь как кавалерист из наполеоновской армии XIX века. Вместе с тем, если учесть дородную грушевидную фигуру графа и возраст, он являл собою весьма нелепое зрелище, и домочадцы смотрели на доблестного воина с безмолвным изумлением.

— Да, это правда, — произнес граф. — После кончины моей возлюбленной Анриетты я больше не могу ждать. Отечество в опасности. Ничто меня не остановит. Я был рожден, чтобы защищать его до последней капли крови.

В этот миг слезы, которые Рене не умела пролить по поводу скоропостижной смерти матери, вырвались на волю, и война вдруг перестала быть отвлеченным понятием.

— Но, папá, а как же я? — рыдала она. — Вы не можете оставить меня!

— Увы, дочь моя, — сказал граф, — боюсь, таковы жертвы, которые требуются от солдата и его семьи в годину войны. Отечество превыше всего.

Тут дядя Балу встал и отсалютовал графу:

— Я тоже запишусь, мой отважный старый друг. Вы совершенно правы, пора. Нельзя позволить бошам ступить кованым сапогом на святую землю прекрасной Франции.

Теперь встал и дядя Луи, подняв свой утренний бокал шампанского.

— Как бы я хотел присоединиться к вам, храбрецам, на фронте, — сказал он с некоторым облегчением в голосе, — но ведь кто-то из семьи должен остаться дома и позаботиться о малышке. Моя дорогая усопшая сестра ожидала бы этого от меня. А вы, Морис, можете полностью на меня положиться, я исполню сей долг. — Дядя Луи сделал задумчивую паузу, словно подчеркивая героический характер своего поступка. — Если надо, я готов умереть, исполняя свой долг!

— Почему забота обо мне должна становиться причиной вашей смерти, дядя Луи? — спросила Рене. — Порой со мною трудно, но не до такой же степени.

— Раз уж все нынче утром делают заявления, — сказала мисс Хейз, не вставая со стула, — я тоже имею что сказать. С официальным началом военных действий я чувствую, что должна вернуться в свою страну.

Рене опять разрыдалась. Вполне возможно, это было самое ужасное утро в ее жизни: считаные недели назад самым большим ее желанием было выиграть теннисный турнир дебютантов, а теперь ее мать уже в могиле, и двое людей, которых она любила превыше всего на свете, бросают ее из-за этой страшной войны.

— Что? — сквозь слезы воскликнула она. — Вы не можете бросить меня, дорогая мисс Хейз. Мамá умерла, папá уезжает на войну. А Габриель думает только о своих деньгах. Я одна на всем белом свете. Пожалуйста, пожалуйста, прошу вас, не бросайте меня.

— Мне правда очень жаль, дорогая, — сказала гувернантка. — Но как говорит ваш храбрый папенька, в годину войны первейший долг гражданина — его собственная родина. Я должна вернуться в Англию, к своей семье.

— Но вы не были там двадцать пять лет, — запротестовала Рене. — Вы же фактически француженка. Мы — ваша семья. Куда вы поедете в Англии?

— Я отнюдь не француженка! — вскричала гувернантка, оскорбленная таким предположением. — Я вернусь в пасторат брата. Мне говорили, что Англия вскоре заключит союз с Францией. Мне хватит работы, буду помогать пастве брата.

— Не тревожься, малютка Коко, — сказал дядя Луи, — твой верный дядя Луи прекрасно о тебе позаботится. И первым делом мы подыщем тебе другую гувернантку.

— Я не хочу другую, — всхлипнула Рене. — Разве непонятно, я хочу мою старую!

— У меня было время поразмыслить обо всем этом, — сказал граф. — Будь жива твоя бедная святая маменька, она бы знала, что надо делать. — Как часто бывает, недавно усопшая графиня посмертно приобрела некоторые качества святой. — Хотя ходят разные слухи, — продолжал граф, — будущее этой войны остается неизвестным. Я не могу вообразить, чтобы сама по себе сила жизни Франции не изгнала из нашей страны вторгшуюся немчуру, причем очень быстро. Однако, пока война не разбушевалась во всю мощь, я полагаю, будет разумно увезти мою дочь подальше от возможных опасных событий. Париж просто чересчур близко к фронту, а немчура, как говорят, продвигается с каждым днем. Поэтому, Луи, прошу вас увезти Рене в Биарриц. Доктор Ваке постоянно твердил, что нужен морской воздух и солнце, чтобы полностью восстановить ее здоровье и укрепить кости. Я хочу, чтобы вы как можно скорее уехали с нею из Парижа.

Остаток дня прошел в сборах и слезах по поводу предстоящих отъездов. Было решено, что консьержка Матильда будет сопровождать дядю Луи и Рене в Биарриц. Дворецкий Адриан, слишком старый для военной службы, и его жена, кухарка Тата, как и шофер, старик Ригобер, останутся в «29-м». Таким