Весь Дэн Браун в одном томе - Дэн Браун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лэнгдон подбежал к девушке и убедился, что та права. Все указатели хранилища номер 10 содержали лишь два слова:
IL PROCESSO GALILEANO
Лэнгдон даже присвистнул, увидев, что Галилею отведен целый блок.
— «Дело Галилея»! — восхитился он, вглядываясь сквозь стекло в темные ряды полок. — Самый продолжительный и самый дорогой судебный процесс в истории Ватикана. Четырнадцать лет и шестьсот миллионов лир. И все это собрано здесь.
— То еще собрание юридических документов!
— Похоже, что юристы за последние четыреста лет не очень изменились.
— Не больше, чем акулы.
Лэнгдон надавил на большую желтую кнопку, и за стеклом под самым потолком вспыхнула батарея темно-красных ламп, превратив хранилище в светящийся багровый куб с темным лабиринтом полок.
— Бог мой, — произнесла Виттория, — так мы будем загорать или работать?
— Пергамент под воздействием света обесцвечивается, поэтому все хранилища имеют приглушенное освещение.
— Да мы там просто свихнемся.
Или даже хуже того, подумал Лэнгдон, подходя к единственному входу в стеклянный куб.
— Хочу вас предупредить. Поскольку кислород является окислителем, его содержание в атмосфере хранилища существенно снижено. В кубе соблюдается частичный вакуум, и ваше дыхание будет затруднено.
— Не волнуйтесь. Если даже старцы кардиналы выдерживают эту атмосферу…
«Верно, — подумал Лэнгдон. — Может, и нам повезет».
В хранилище вела единственная вращающаяся дверь. В шахте двери ученый заметил четыре кнопки, по одной в каждом отсеке. Когда нажимали на кнопку, управляемая электроникой дверь приходила в движение. Совершив пол-оборота, она останавливалась в соответствии со стандартной процедурой сохранения постоянного атмосферного давления в помещении.
— После того как я войду, — продолжал Лэнгдон, — нажмите на кнопку и следуйте за мной. Учтите, что влажность там не превышает восьми процентов, поэтому будьте готовы к появлению сухости во рту и горле.
Лэнгдон зашел в открытую секцию и надавил на кнопку. Дверь издала громкий сигнал и начала вращаться. Следуя за двигающейся панелью, Лэнгдон готовил себя к шоку, который он всегда испытывал, оказываясь в помещении с пониженным атмосферным давлением. Такое ощущение может испытать человек, мгновенно оказавшийся на высоте 20 000 футов. Столь резкий перепад давления довольно часто сопровождается легкой тошнотой и головокружением. «В глазах двоится, в ушах шумит», — вспомнил он присказку архивистов, ощутив хлопок в ушах. Послышалось шипение, и дверь замерла.
Он был в архиве.
Воздух в кубе оказался даже более разреженным, чем он предполагал. Похоже, что в Ватикане относились к своим архивам несколько бережнее, чем в большинстве других учреждений. Лэнгдон поборол рефлекторное желание вдохнуть как можно глубже и замер. Капилляры его легких вскоре расширились, и напряжение сразу спало. «Превращаемся в дельфина», — сказал он себе, с благодарностью вспоминая те пятьдесят дистанций, которые он каждый день проплывал в бассейне. Выходит, он напрягался не зря. Когда дыхание почти полностью восстановилось, Лэнгдон огляделся по сторонам. Несмотря на то что стены помещения были стеклянными, к нему вернулось привычное чувство тревоги. «Я заперт в ящике, — думал он. — В кровавой красной коробке».
За его спиной снова раздался сигнал, и Лэнгдон обернулся. В хранилище вошла Виттория. Ее глаза сразу же начали слезиться, а дыхание стало тяжелым.
— Потерпите минутку, — сказал Лэнгдон, — а если кружится голова, слегка наклонитесь.
— У… меня… — задыхаясь, начала Виттория, — у меня такое ощущение… что я ныряю с аквалангом… а баллоны заполнили не той газовой смесью.
Лэнгдон подождал, пока девушка придет в себя. Он знал, что с ней все будет в полном порядке. Виттория Ветра находилась в потрясающей физической форме и являла собой полную противоположность той престарелой выпускнице Редклифа, которую Лэнгдону пришлось спасать, делая ей искусственное дыхание методом «изо рта в рот». Случилось это, когда он знакомил старушку с архивным хранилищем Гарвардской библиотеки. Бедняга тогда едва не погибла, подавившись своей искусственной челюстью.
— Ну как? — спросил американец. — Вам уже лучше? — Виттория утвердительно кивнула.
— Мне пришлось лететь на вашем проклятом стратоплане, а долг, как известно, платежом красен.
— Сдаюсь, — с трудом выдавив улыбку, произнесла она.
Лэнгдон запустил руку в стоящий у дверей ящик и извлек оттуда пару белых нитяных перчаток.
— Разве нас ждет светский раут? — спросила Виттория.
— Все дело в кислоте, которая образуется на пальцах. Мы не можем работать с документами без перчаток.
— Сколько времени в нашем распоряжении? — спросила Виттория, также доставая из ящика перчатки.
— Начало восьмого, — ответил Лэнгдон, взглянув на Микки-Мауса.
— Нам надо управиться здесь меньше чем за час.
— Честно говоря, даже этого времени у нас нет, — сказал Лэнгдон, указывая на прикрытый фильтром вентиляционный люк. — Когда внутри куба находятся люди, смотритель обычно увеличивает подачу кислорода. Но сегодня этого не случится. Через двадцать минут мы начнем задыхаться.
Даже в красном свете было видно, как побледнела Виттория.
— Итак, докажи или сдохни. Так, кажется, говорят у вас в ЦЕРНе, мисс Ветра? — усмехнулся Лэнгдон, разглаживая перчатки. — Поторопимся. Микки-Маус продолжает тикать.
Глава 51
Прежде чем отключить связь, корреспондент Би-би-си Гюнтер Глик секунд десять тупо смотрел на зажатый в руке сотовый телефон.
Чинита Макри, сидя на заднем сиденье микроавтобуса, в свою очередь, внимательно изучала коллегу.
— Что случилось? — наконец спросила она. — Кто это был? — Глик обернулся. Он ощущал себя ребенком, получившим такой рождественский подарок, на который совсем не рассчитывал.
— Мне только что передали сногсшибательную информацию. В Ватикане что-то происходит.
— Эта штука называется конклав, — язвительно произнесла Чинита. — Разве до тебя еще не дошло?
— Нет. Там творится что-то еще.
Что-то очень необычное, думал он. Неужели все то, что ему только что сообщил неизвестный, правда? Глик устыдился, осознав, что молится о том, чтобы слова информатора оказались правдой.
— А что ты скажешь, если я тебе сообщу, что похищены четыре кардинала и что их сегодня вечером убьют в четырех различных церквях? — продолжил он.
— Я скажу, что тебе сумел заморочить голову какой-то придурок с извращенным чувством юмора.
— А как ты отреагируешь, если я скажу, что нам каждый раз будут сообщать точное место очередного убийства?
— Прежде я хочу знать, с кем ты, дьявол тебя побери, говорил?
— Он не представился.
— Возможно, потому, что вся его информация всего лишь воз дерьма.
Глик нисколько не удивился столь резкой реакции со стороны коллеги. Но Чинита не учла, что, работая в «Британском сплетнике», он почти десять лет профессионально общался с врунами и психами. Звонивший сегодня, похоже, не относился ни к одной из этих категорий. Он говорил холодным голосом с заметным средиземноморским акцентом.
— Я позвоню вам около восьми, — сказал этот человек, — и сообщу, где произойдет первое убийство. Сцены, которые вы сможете запечатлеть, сделают вас
