Железная хватка графа Соколова - Валентин Лавров

— Господин Штакельберг? Очень, очень рад видеть вас. Как доехали? Гм-гм! Заждался вас. Уже недолго осталось наслаждаться местной природой. Осень, к счастью, стоит удивительно теплой, но скоро здесь снег выпадет. Зимой здесь скучно, гм-гм. Можете звать меня Володей. — Положил руку на плечо своего мрачного соседа. — Вы знакомы? Александр Гельфанд.

Память Соколова напряженно заработала. И не подвела. С биографией этого человека он знакомился. Соколов, усмехнувшись, ответил:

— Известный журналист, печатающийся под псевдонимом Парвус. Видный член германской социал-демократической партии. В свое время совершил героический поступок — бежал из сибирской каторги. Злые языки, правда, утверждали, что это было сделано не без помощи российской охранки.

— Последнее — клевета, которую распространяют мои политические враги! А в остальном — все верно, — растянул узкие синие губы Парвус. — Ваша осведомленность мне приятна. Теперь я вижу, что представляю интерес для разведки Германии. Если не заблуждаюсь, господа, вам хочется поговорить приватно? Оставляю вас одних.

— Батенька, приходите нынче ко мне, сыграем партию-другую в шахматы! — произнес по-русски Ленин, сильно грассируя.

Когда Парвус шаркающей походкой ревматика удалился прочь, Ленин с любопытством воззрился на Соколова:

— Как ваши господа из министерства? Наконец-то оценили мое предложение?

Он был почти карликового росточка, очень подвижен, карие глаза сияли веселой живостью. Ленин постоянно жестикулировал и напомнил Соколову обезьянку, которая ни на секунду не остается в покое. Тембр голоса был грудной, глуховатый, но приятный. Мешала картавость. Приходилось постоянно напрягаться, чтобы понять, что говорит Ленин.

Не дожидаясь ответа, Ленин вновь заговорил:

— Вы прибыли вечерним? Прямо из Берлина? Прекрасно! Остановитесь у меня — не дворец, но жить можно. Моя Надя кулинар не ахти какой, но яичницу с ветчиной зажарить таланта у нее хватит. — Ткнул пальцем в мадьяра, терпеливо переминавшегося с ноги на ногу: — Эй, пролетарий, неси баул ко мне в дом. Скажи Наде: «Господин Штакельберг прибыл!» Пусть для гостя комнату готовит. Это «светелка», на втором этаже. Там разместилась товарищ Арманд. — Повернул веселое лицо к Соколову. — День-другой поживет на первом этаже в угловушке, ничего с ней не случится. — Перешел на французский: — Вы ему дали денег? Десять пфеннигов — не больше. Этот Янош — славный парень, но совершенно деклассировался, опустился, сколько ни дай — все пропьет. — И вновь по-немецки: — А за вещи не беспокойтесь. Местные не воруют. — Сказал по-русски:

— Если приедете в проклятую Богом Россию — там держитесь за карманы: все обчистят, пернуть не успеете.

— И опять по-немецки: — Здесь Европа. Народ хоть бедней, но еще есть какие-то нравственные принципы. Вношу в повестку дня предложение: пропустить по рюмочке. Тут от скуки можно рехнуться, гм-гм. Тоска страшная! Но для конспиративной работы место архипрекрасное. Каждую новую фигуру за версту видно. Так что царским ищейкам сюда не пробраться — сразу будут заметны. — Приказал кельнеру: — Йозеф, налей нам с гостем из Берлина по рюмке дюпель кюмеля — встречу отметим. Прозит!

Ленинская бдительность

Выпили по первой. Ленин с любопытством разглядывал Соколова. При этом левый глаз он прищуривал, а на правый надавливал указательным пальцем. Из архивного дела сыщик знал, что это связано с дефектом зрения, но на свежих людей эта манера производила удручающее впечатление: один глаз у

Ленина был дальнозорким, а другой близоруким. Отсюда и этот исторический «прищур».

Ленин причмокнул:

— Вы, однако, крупный мужчина! Сознайтесь, могли бы в цирке бороться? — и засмеялся, обнажив мелкие пломбированные зубы. Перешел на французский язык, и тон его сразу стал серьезным. — Как я понял из телеграммы фон Лауница, ваше правительство приняло архиразумное, гм-гм, решение и выделило для начала тридцать миллионов марок?

— Да, это так!

Глаза Ленина алчно вспыхнули:

— Где эти деньги? Я просил: «Переведите в Национальную учетную контору, что на улице Мари Роз в Париже!»

Соколов ничего не знал об этой просьбе. Однако не моргнув глазом отвечал:

— Мы с этой конторой не поддерживаем банковских отношений. Деньги переведены в «Рейхсбанк», что на Ягерштрассе, тридцать четыре, в Берлине. Чек получите тут же, как только передадите германскому правительству ваш агентурный список.

Ленин вперил в собеседника умные темно-карие глаза.

— А как вы узнаете, гм-гм, что этот список не фальшивый? — Он вновь хитро прищурился.

— Это просто выяснить. В российском министерстве внутренних дел есть наши люди. Они на местах проверят ваши списки, если нужно, установят слежку — временную, конечно, — за агентами. Возникнет необходимость — допросят. Есть множество и других способов проверки. И ежели у нас закрадутся сомнения в вашей, Володя, искренности, вы впредь не только не получите ни пфеннига, но мы найдем способы взыскать с вас и эти тридцать миллионов, и сурово наказать за преступный обман.

Ленин задумчиво стал барабанить по стойке, приговаривая:

— Гм-гм, гм-гм! — Вдруг взмахнул рукой, словно отгоняя муху. — А вдруг чек окажется фальшивым?

Соколов невозмутимо отвечал:

— Не думаете ли вы, что германское правительство станет обманывать вас? Сами по себе списки агентов нам не нужны. Германское правительство заинтересованно в подрывной работе внутри империи, мы не предадим ваших агентов российским властям.

Ленин живо отвечал:

— Вы, герр Штакельберг, говорите убедительно. Но... — вновь постучал пальцами, нервно передернул головой.

— У меня есть принцип: доверяя, проверяй! Гм-гм, где речь идет о крупных суммах, тут и родная мать охмурит. Дайте посмотреть чек.

Соколов достал из брючного кармана портмоне, вынул вчетверо сложенный чек, протянул собеседнику.

Ленин вертел чек и так и эдак — разглядывал. Потом вынул из нагрудного кармана дорогое «вечное» перо. Прищурился на Соколова.

С вашего позволения, я перепишу реквизиты чека. Нынче же телеграммой запрошу банк: обеспечен ли чек капиталом? И получив положительный ответ, тут же произведем обмен. — Расхохотался, ткнул пальцем Соколова в бок. — Вот так-то, батенька! Ильича никто не проведет. Впрочем, в честности германского правительства не сомневаюсь. Выпьем за крушение тюрьмы народов — гнусной России! Да здравствует мировая пролетарская революция и великая Германия! Аминь.

От Маркса до Каутского

Сыщик заметил, что Ленин быстро хмелеет. Известие о прибытии германских миллионов привело его в возбужденное состояние. Он вдруг без повода рассказал старый анекдот про штабс-капитанскую вдову, которая мыла полы, а к ней поп пришел. При этом хохотал лишь сам — до слез. Вдруг стал серьезным:

— Скажите, герр Штакельберг, вы сочувствуете идеям социал-демократии? Вы читали труды Маркса?

Соколов решил малость повеселиться. С самым серьезным видом он произнес:

— Маркса, признаюсь, глубоко не изучал, хотя с «Капиталом» познакомился — в первом издании на немецком языке. Труд мне показался довольно заумным. Однако на меня сильное впечатление произвел фундаментальный труд Ильина «Развитие капитализма в России», вышедший в издательстве Водовозовой, — с многочисленными статистическими выкладками и таблицами. Книга эта написана с позиций Маркса. И суть ее сводится к мысли: орудия труда должны принадлежать непосредственным производителям, то есть пролетариату. Автор, думаю, один из лучших мировых экономистов. Он сделал детальный анализ внутреннего рынка русского капитализма. Единственный недостаток: господин Ильин не воспользовался трудом Каутского, а тот содержит серьезный анализ развития сельского хозяйства. Вы знакомы, Володя, с гениальной работой Ильина?

Ленин аж подпрыгнул на табурете, покраснел от удовольствия и с удвоенной скоростью забарабанил пальчиками по стойке.

— Гм-гм, гм-гм! Говорите, сильное впечатление? Приятно, гм-гм, слышать, черт возьми. Эй, Йозеф, нацеди-ка нам еще по маленькой. И себе налей. Сегодня угощаю я. — Вдруг на мотив плясовой запел: — По маленькой, по маленькой, чем поят лошадей! — Закончив с вокалом, стал с жаром размахивать руками, опрокинул на брюки рюмку. — Черт возьми! — и нецензурно выругался. — Относительно Каутского вы, батенька, совершенно правы. Но беда в том, что автор слишком поздно получил труд Каутского «Вопросы агрария». Он вышел в девяносто девятом году, когда «Развитие капитализма...» было практически завершено. — И с торжеством в голосе сообщил: — Так знайте, герр Штакельберг, Ильин — это один из моих псевдонимов. Рад, что мой труд так вам понравился. Пьем за наши совместные успехи. —

Повторил: — Я сегодня угощаю! — и счастливо улыбнулся.