Стоянка поезда – двадцать минут. Роман - Юрий Мартыненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Репатриация военнопленных из СССР началась сразу после окончания войны в Европе и продолжалась до весны 1950 года. Осуждённые военнопленные и интернированные пробыли в СССР до конца 1956 года».
* * *
Ведя свои записи воспоминаний, Генрих Беккер, как бывший заключённый лагеря для военнопленных, что располагался в годы войны на Оке, писал: «Причиной плохого продовольственного снабжения нас, заключённых, не была простая жажда мести русских или стремление к уничтожению нас со стороны Красной Армии. Плохое питание объяснялось тем, что сожжённый и разрушенный войной Советский Союз не был в состоянии обеспечить в достаточной степени пропитанием даже своё собственное население, не говоря уже о нас, пленных. Русские люди сами страдали и умирали от голода. Тем более я должен сказать о том, что мне не раз встречались русские, у которых находились „лишние“ кусок хлеба, стакан молока, ломтик сала, пара картофелин или яблоко, что в конечном итоге позволило мне выжить. Особенно необходимо вспомнить здесь русских женщин, которые встречались нам за пределами лагеря, а также работали лагерными надзирателями или инспекторами. Они проявляли настоящую человечность, даже если их мужья, сыновья или внуки были нашими военными противниками. Может быть, они именно поэтому и были в состоянии видеть в нас не только врага, но и человека, которого, как и их родственников, война унизила до замученного создания».
Возможно, только благодаря широте и незлобивости русской натуры смогли выжить и Генрих, и многие другие военнопленные в советских лагерях.
Чистые, выбритые, в добротной одежде, многие с чемоданами с нехитрым скарбом, уезжали из военнопленных лагерей. Их провожали. Кроме вездесущих мальчишек, приходили и те, с кем они сдружились за эти годы, с кем вместе работали. Трудно в это сегодня поверить, но, по рассказам очевидцев, были и слёзы расставания. Был и небольшой митинг перед отправкой пленных домой.
В 1950-ом Генрих вернулся домой — с одним чемоданом и в мокрой одежде, попал под дождь. На вокзале его встретил только приятель, который освободился месяцем раньше. Семьи и родных у Генриха никого не осталось. Все погибли под бомбёжками англичан. Идти было некуда и не к кому.
…Генрих вставил в каретку печатной машинки очередной чистый лист бумаги.
«Отправили в реабилитационный лагерь, где бесплатно выдавались пайки и там можно было спать. В день полагалось пятьдесят пфеннигов, но я не хотел быть нахлебником. Приятель предложил устроить меня к знакомому фермеру, но я тоже отказался, мечтая самому стать на ноги. При этом профессии как таковой у меня не было. Конечно, кроме умения строить и восстанавливать. И ещё огромного желания получить профессию строителя. Оно возникло ещё в сталинградском аду, когда среди развалин города я сам себе клятвенно пообещал, если выживу, то всю оставшуюся жизнь буду только строить и строить дома.
Всему приходит конец. Наш кошмар в этом городе на берегах великой реки тоже закончился. Но я не был уверен, что, оставшись в живых, я перехитрил Судьбу.
Немецкие части уже не оказывают никакого сопротивления русским. Небритые, худые и замёрзшие солдаты, покорившие Европу, вылезают из нор, из-под развалин. Полуживые, полумёртвые. Они сдаются без единого выстрела. О своём намерении сдаться оповещают криком «Гитлер капут!» Русские отвечают: «Паулюс капитулирт!», но чаще они кричали просто: «Фриц, комм, комм!»
Я и другие солдаты стояли с поднятыми руками, когда к нам подошёл русский солдат и молча навёл на нас автомат. Подошли и другие. Все с автоматами. Здоровые, с румянцем на щеках. Все одетые в зимнюю тёплую одежду. Ватные брюки и валенки, стёганые ватные фуфайки или полушубки из овчины, меховые шапки-ушанки. Большинство в маскировочных белых халатах. Среди них не было больных и худых
Неподалёку от нас сбились в кучку офицеры штаба шестой армии. И чем больше я смотрел на них, тем больше ощущал своё падение. Пленные офицеры представляли собой жалкое зрелище. На головах подшлемники и платки, шерстяные пилотки, натянутые на уши, женские шапки, на плечах рваные одеяла, перемотанные верёвками или телефонными проводами. Лица грязные и заросшие, глаза провалившиеся. На дорогах образовывались длинные бесформенные колонны пленных. Они брели в жуткую неизвестность. Многие могли передвигаться, только опираясь на костыль или палку. Почти у всех были обморожены ноги. Знаю по себе, как отваливаются ногти на пальцах, что причиняет дополнительные страдания.
А вечером русские устроили салют из немецких ракетниц, включили патефон и мы слушали русские песни. Для меня это было хуже любой пытки! Под звук патефона я вспоминал хвастливые слова Гитлера о том, что немецкий солдат стоит на берегах Волги и никуда отсюда не уйдёт! Фюрер оказался прав в одном — многие мои сослуживцы остались здесь навсегда…»
* * *
«История Великой Отечественной войны в военном плане делится на две части — до 19 ноября 1942 года и после. За полтора года до этой даты Красная армия захватила только 19000 немецких пленных. В наступлении под Сталинградом она взяла сразу сотню тысяч. Немецкие безвозвратные потери за 19 ноября 1942 года — 2 февраля 1943 года ушли сильно за четверть миллиона. Для сравнения: за весь 1941 год на всём Восточном фронте они составили всего 220 тысяч человек. В одном сражении за 75 дней вермахт потерял больше, чем во всех боях с Красной армией за первые полгода войны. При этом советские безвозвратные потери в сталинградском наступлении были только 154 тысячи, а не несколько миллионов, как в 1941 году
Капитуляция завершилась 2 февраля 1943 года. Но «зачистка» и принятие в плен последних военнослужащих 6-й армии Паулюса продолжалось вплоть до 22 февраля 1943 года. Всего в период с 10 января по 22 февраля 1943 года в городской черте Сталинграда были взяты в плен 91545 человек. Для размещения этой огромной массы людей был экстренно создан лагерь № 108 с центром в сталинградском рабочем посёлке Бекетовка. В плен попали люди, которые последние три месяца находились на грани голодной смерти, вызванной острейшим дефицитом продовольствия. Они были крайне истощены и нуждались в экстренной помощи. Для них делали все, что возможно. Однако не было у Советского Союза в 1943 году пятизвёздочных отелей и «мишленовских» ресторанов для приёма гостей города на Волге. Проблемой было накормить и вылечить мальчишек и девчонок, выживших в руинах Сталинграда. В блокаде оставался Ленинград. В тылу женщины и подростки делали снаряды, гранаты и автоматы для нужд фронта, получая скудный паёк. Пленным солдатам Паулюса честно выделяли то, чем сами располагали.
Последний факт: согласно показаниям немецких военнопленных, в последний период существования Сталинградского котла нормы выдачи хлеба в разных подразделениях колебались от 25 до 100 граммов в день. Норма хлеба, установленная во фронтовых лагерях военнопленных в соответствии
