Труп на балетной сцене - Эллен Полл

Джульет с благодарностью и восхищением увидела, что Электра заплакала, но при этом не отпустила Харта.

— Из-за роли? Хотел сам танцевать Пипа? — Электра тяжело дышала, всхлипывала и шмыгала носом. — Боже мой, Харт, ты сошел с ума?

— Электра! — Голос Хейдена почти сорвался на крик. — Уходи! Спускайся вниз. Я не хочу, чтобы ты в этом участвовала.

— Ты ее не убьешь! Не убьешь, — повторяла несчастная женщина. — Ты уже убил меня. Погубил моего ребенка!

Харт как-то весь скособочился. Он не ослабил хватки, но больше не толкал Джульет вниз.

— Какой тебе смысл заводить от Райдера ребенка? — хрипло спросил он. — Надо было послушаться меня и сделать аборт…

— Ребенок был не от Райдера. От Антона…

Хейден так удивился, что отступил на шаг и впервые немного разжал пальцы. Джульет прикидывала, сумеет ли она выдернуть руки и как лучше проскочить мимо танцовщика, но в это время раздался крик:

— Именем закона — ни с места!

Все взгляды обратились к углу террасы. На фоне ночного неба маячила крупная фигура Эймс. Помощница Джульет держала тяжелый пистолет и целилась в Харта Хейдена.

Оторопевший танцовщик наконец отпустил свою жертву. Джульет спрыгнула с парапета и бросилась под защиту Эймс, по дороге схватила за руку и потащила в безопасное место Электру. А навстречу им с террасы по узкому проходу метнулась темная тень.

— Полиция! Ни с места!

Наконец объявился Лэндис. Детектив обнажил оружие и помедлил на середине балкона, пропуская женщин. Джульет и рыдающая Электра пробежали мимо и оказались под крылом Эймс, которая с радостью выпустила из рук не ведавший последние лет сто боеприпасов старинный дуэльный пистолет.

— Это мисс Малоун меня позвала, — скороговоркой объяснила помощница. — Она заметила вас с мистером Хейденом. Я позволила себе открыть вашу выставку антиквариата и взять оружие.

Тем временем Лэндис стал медленно приближаться к Хейдену. Харт настороженно за ним следил, но, когда детектив оказался рядом, легко вспрыгнул на доходивший ему до пояса парапет.

Мюррей замер и спрятал пистолет в кобуру.

— Хейден, подожди, — начал он мягким, увещевающим тоном. — Расслабься, давай поговорим.

Харт на парапете сделал поворот, поднялся на одной ноге и изящно свел над собой руки.

— Все уладится. Тебя никто не тронет. — Голос полицейского тек как умиротворяющая душу река. — Мы все решим по-хорошему. Расслабься и спускайся ко мне.

Харт в отчаянии взглянул на Электру и снова устремил свой взгляд в ночь. Выгнул дугой спину, согнул ноги в коленях.

— Нет! Не надо!.. — закричала Джульет, но было поздно: Харт Хейден прыгнул с ее балкона вниз, в темноту.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Должна признаться, — грустно сказала Джульет, — мне понравилось заниматься расследованием, потому что это позволяло оторваться от письменного стола. — Она подала Рут краснобокое японское яблоко и кубик чеддера.

Стоял сентябрь, и на рынке у зеленщиков появились местные японские яблоки. Подруги в свитерах и джинсах наслаждались на террасе Джульет обедом на ветерке. В Риверсайд-парке, по другую сторону дороги, несколько деревьев совсем пожелтели, другие там и сям расцветились яркими красками осени.

— Расследование само по себе захватывает, а кроме того, знакомишься с интересными людьми.

У Андерсонов был маленький балкон, но он оказался на редкость удачно расположен — двумя этажами ниже террасы Джульет и как раз под тем местом, откуда спрыгнул Хейден. Не угоди он туда, упал бы на улицу и разбился насмерть. Сначала раздался звук раздираемой одежды (это он зацепил навес Андерсонов), затем шлепок, и всем стало ясно, что Хейден улетел недалеко.

Он сломал три кости, не считая ребер, сильно порезался и получил ушибы. Но тому, что осталось в целости, вполне хватило, чтобы предъявить обвинение в покушении на жизнь Джульет Бодин. Врачи предполагали выписать Хейдена из больницы уже в октябре.

— Кстати, об интересных людях. Ты хоть видишься с Мюрреем Лэндисом? — Рут отрезала такой тонкий ломтик чеддера, что сыр буквально просвечивал. Положила на дольку яблока и отправила в рот.

Последние несколько недель она была чрезвычайно занята: давала интервью, доводила до совершенства «Большие надежды», рассматривала новые предложения. Первое время, потеряв своего ведущего исполнителя, Рут сходила с ума: она восхищалась артистическим мастерством Харта и симпатизировала ему как человеку. Но после шести или семи успешных представлений со вторым и третьим составами успокоилась. Жалела только об одном: что хвалебные отзывы в печати («Потрясающе!», «Трогательно!», «Волшебно!») почти сразу же затмила кровавая драма «падения» Харта (именно на этом слове настаивал его адвокат) и снова всплывшие в прессе яркие рассказы о смерти Антона. Но Ники Сабатино и Кирстен были на высоте, а Лили Бедиант в роли Эстеллы с Пипом — Алексеем Островским в третьем составе удовлетворяли вкусам сентиментальной публики, чего никогда не смогла бы достичь Электра. Рут с удовольствием поставила бы ее танцевать с Ники, но смерть любовника, потеря ребенка, предательство партнера и его чуть не окончившийся смертью прыжок — все это вместе изрядно потрясло балерину. Она решила в этом сезоне больше не выступать и уехала на месяц к друзьям в Лондон.

— Виделась, — вздохнула Джульет. — В том смысле, что я видела его глазами. Пару недель назад он наконец пригласил посмотреть свои работы. Кстати, тебе стоило бы как-нибудь заглянуть. Впечатляет. Все очень странно, но не ради странности.

Она не добавила, что, когда настал долгожданный час, выяснилось, что Мюррей пригласил еще одного гостя. Пожилого коллекционера, подчеркнуто любезного и умопомрачительно навязчивого. Он называл Джульет «дорогая» и слышать не хотел, чтобы уходить без нее.

— А если ты о том, что мы делали кроме «поглядеть», — продолжала Джульет, — ровным счетом ничего. Или, лучше сказать, только и смотрели.

Она снова вздохнула. В последний месяц ей уже несколько раз снился Мюррей — томительные, чувственные сны, ощущения, не дававшие ей покоя и в часы бодрствования. В студии Мюррея Джульет не оставляло желание плюхнуться к нему на колени и зарыться носом в изгибе шеи. Когда они уходили из Кадуэлл-холла, его сдержанность как будто дала трещину. «Ты сегодня очень красивая», — сказал он. И еще была орхидея. Но после того вечера, когда разыгралась драма, отступил на привычную дистанцию — был любезен, держался дружески, не более. Джульет призналась себе, что не представляет счастливого завершения их романтических отношений. Но ее все меньше и меньше интересовали такие мудрые прозрения, все больше тянуло дать себе волю. Никто не спорит: куда проще держать себя в руках, чем потом расхлебывать последствия. Но скажите на милость: зачем вообще нужна жизнь, если время от времени не совершать ошибок?

Однако Мюррей со своей стороны не предпринимал никаких попыток сближения. Ни намека на безрассудство.

Рут сочувственно пожала плечами:

— Мужчины, что с них взять, — и сменила тему.

Через полчаса обед был съеден, кофе допит, и Рут отпросилась в театр готовиться к вечернему представлению. А Джульет осталась сидеть на террасе и, подставляя лицо крепнущему ветерку с реки, перебирала в памяти события пролетевшего лета. Пятнадцатого сентября, день в день, она сдала рукопись «Лондонской кадрили» Порции Клейн. Редактор прочитала книгу за одну ночь и объявила ее творческой удачей Анжелики Кестрел-Хейвен. Вместе со своей рукописью Джульет отдала первую главу книги Тери Малоун, и, как ни странно, текст тоже понравился Порции. Балерина рассчитывала дописать роман, когда наступит перерыв между сезонами. А там будет видно: может быть, она весной оставит сцену.

Джульет осталась довольна своей работой летом. К тому же в голове созрел новый замысел — с застенчивым героем, и она предвкушала, сколько удовольствия доставит ей следующий роман.

Но ушедшее лето принесло много грустного: смерти и трагедии оставили на душе горький осадок. Через несколько дней после того, как Джульет посетила скульптурную студию Мюррея, полицейский позвонил ей из участка — прояснились намерения властей относительно юридического преследования Харта Хейдена. В связи с поведением на вечеринке мисс Бодин окружной прокурор склонялся к мысли предъявить ему обвинение в смерти Антона Мора. Но поскольку детектив Пелтц сразу не конфисковал и не отдал на анализ пресловутую бутылку с колой, улику сочли ненадежной. То же касалось возможного обвинения в провоцировании выкидыша Электры препаратом, который невозможно было выявить. Что же до обстоятельств с тальком, Мюррей и раньше намекал, что дело кончится ничем, — ведь случай с падением танцовщика никто серьезно не расследовал. Можно было выдвинуть обвинения против Грега Флитвуда в преступном пренебрежении к своим обязанностям и непредупреждении жертвы. В итоге осталось единственное обвинение — в покушении на жизнь Джульет. Мюррей надеялся, что удастся довести дело до суда и добиться приговора, но Харт, по его мнению, мог отделаться условным сроком.