Призраки парка Эдем. Король бутлегеров, женщины, которые его преследовали, и убийство, которое потрясло Америку 1920-х - Карен Эбботт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мрачное выражение на лицах коллег выдернуло Чарли Тафта из сладких грез. Утром произошло жестокое убийство, сообщили ему. По пути на слушания по своему разводу бутлегер Джордж Римус застрелил в парке Эдем свою жену и сейчас находится под арестом в Центральном отделении полиции.
Чарли Тафту не требовалось дополнительных объяснений, чтобы оценить ситуацию. Дело Римуса станет самым главным в его прокурорской карьере.
Дожив до своих тридцати, Чарли Тафт всегда оставался в поле зрения общественности. Ему было всего два года от роду, когда его отец по распоряжению президента Уильяма Маккинли отплыл вместе с семьей в Манилу для создания гражданского правительства в ходе филиппино-американской войны. Восемь лет спустя, в возрасте одиннадцати лет, Чарли переехал в Белый дом, хорошо ему знакомый по играм с детьми отцовского предшественника Теодора Рузвельта. Они с Квентином Рузвельтом тогда организовали “банду Белого дома” числом семь человек и написали манифест: “Нарушать все правила конторы, встревать в жизни президентов и полицейских, одерживать победы, стремиться к почестям, терпеть наказания, ввязываясь в проделки, которые запросто могут попасть на страницы национальных газет”.
Одной из первых затей стало плевание шариками из жеваной бумаги в портрет Эндрю Джексона[35], за этот проступок Чарли заработал недельное изгнание из Белого дома. “Только представьте, каково бы мне было, – негодовал возмущенный Тедди Рузвельт, – если бы вы, хулиганье, бандиты, негодяи, плевались в мой портрет!” Когда семейство Тафт переехало в Белый дом, Чарли удостоился упоминания в “Нью-Йорк таймс” за организацию игры в салочки на крыше. Еще раз о нем написали, когда мальчика поймали с сумкой, полной взрывчатки, которую он намеревался пустить в ход Четвертого июля, – запас состоял из двух пучков петард и трех коробок “гигантских торпед”.
Склонность к проказам превосходило только обаяние Чарли. Даже отец не мог его приструнить. “Что касается Чарли, – писал президент супруге, – то он настолько очарователен даже в своем баловстве, что придется подождать, пока он дорастет до менее привлекательного возраста, прежде чем добиваться от него соблюдения правил дисциплины”. Жена разделяла эти чувства, хотя и находила неуемную энергию сына утомительной. “Он так непоседлив, словно у него в жилах течет ртуть, – жаловалась она. – Попытки поспеть за ним ужасно выматывают”. Когда Чарли повзрослел, его подвижность лишь возросла благодаря его физическим качествам: при 6 футах 2 дюймах роста и 190 фунтах веса он, от природы одаренный спортсмен, играл в футбол, бейсбол и баскетбол за команду Йеля. А рыбалка стала его страстью – на крыше его автомобиля всегда было привязано каноэ, и он даже завещал увековечить свое хобби на надгробном памятнике (с обратной стороны поместили изображение человека с удочкой и надпись “Ушел на рыбалку”).
Бывшего президента беспокоили рискованные привычки и взбалмошный характер сына, которые мешали ему сосредоточиться на одной цели. В придачу к насыщенной семейной жизни с Элеанор и детьми он вместе со своим братом Робертом создал влиятельную юридическую компанию “Тафт, Стеттиниус & Холлистер”, преподавал в воскресной школе при епископальной церкви и состоял в совете директоров множества организаций: Молодежной христианской ассоциации – Y. M. C. A., городского благотворительного фонда, детской больницы Цинциннати, пансиона для вдов и пенсионеров, ремесленной щколы для цветных. В 1924 году, озабоченный безудержной и глубоко укоренившейся политической коррупцией в Цинциннати, Чарли вступил в зарождающуюся “Ассоциацию Цинциннатус”, чьей целью было радикальное реформирование существующей системы, опиравшейся на мэра и городской совет. Свою первую речь Чарли Тафт произнес от имени Ассоциации. “Нет никакого особого «республиканского» или «демократического» способа мостить улицы, – провозглашал он. – Есть только либо честный и эффективный способ, либо нечестный и неэффективный”. Победила “Партия перемен”, и Чарли требовал, чтобы в городском совете появились представители разнообразного населения Цинциннати. Это, как подчеркивал он, “единственный путь гарантировать приемлемое представительство меньшинств, таких как чернокожие и женщины”.
Отец направил ему письмо, требуя придержать коней. Чарли в ответ выставил свою кандидатуру на пост прокурора округа Гамильтон. Победил он легко и занял должность в ноябре 1926 года; даже оппоненты вынуждены были признать его харизму. “Он улыбался мне, вместо того чтобы судиться”, – жаловался один из адвокатов. Давний политический противник назвал его “хорошим парнем, который говорит то, что думает”. Независимо от обстоятельств, невозможно было не любить Чарли Тафта. Склонный к самоиронии, миролюбивый и терпеливый, начисто лишенный претенциозности, он был настолько поглощен деятельностью по улучшению окружающего мира, что часто забывал о себе. “По большей части он одет модно и аккуратно, – заметил журналист. – Но летом он увлекается жаром судебных баталий, ни на миг не задумываясь, что льняной пиджак, в котором он появлялся накануне и еще днем раньше, к настоящему моменту просто потерял всякий вид”.
В свою краткую бытность прокурором Чарли успел разобрать два больших уголовных дела. Первое – убийство, где было трое обвиняемых, каждого из которых приговорили к пожизненному заключению. Сейчас он по уши увяз во втором процессе, против влиятельного бутлегера из Цинциннати Джорджа “Толстяка” Рассмана, обвиняемого в убийстве хозяина подпольного питейного заведения. Обвиняемый заявлял, что это была самооборона, но Тафт надеялся на обвинение в убийстве первой степени и смертный приговор, утверждая, что Рассман хладнокровно застрелил хозяина, а затем пинком сбросил его тело с лестницы.
До сих пор дело шло трудно и вызывало много шума – в значительной степени благодаря ловкости адвоката Рассмана, тридцатишестилетнего Чарльза Элстона. Сам в прошлом прокурор, Элстон предугадывал линию поведения и аргументы Тафта, прежде чем тот их высказывал, и был готов к дерзким и рискованным шагам. В одном из недавних процессов по делу об убийстве он защищал молодого человека, обвиняемого в том, что дважды выстрелил в грудь полицейскому. Элстон утверждал, что подсудимый является “умственно отсталым с детства” и в момент совершения убийства был невменяем.
Последнее вернуло мысли Тафта к текущему делу: он должен быть готов к тому, что Джордж Римус может сослаться на собственную невменяемость.
* * *
В 14:00 в камере Римуса появился посетитель. Он представился доктором У. С. Кенигом, окружным алиенистом, – термин происходил, вероятно, от французского прилагательного aliéné,
