Азенкур: Генрих V и битва которая прославила Англию (ЛП) - Баркер Джульет

"Можно заметить, что многие армии были повергнуты в смятение скорее собственной многочисленностью, чем вражескими силами. Почему так происходит? Конечно, есть веские причины, ведь большие армии труднее содержать в порядке и часто они попадают в беду, потому что требуют больше провизии, чаще конфликтуют и подвергаются большим задержкам на дорогах… По этой причине… древние, которые освоили такие полезные в бою вещи, зная опасности на опыте, придавали большее значение армии, хорошо обученной и хорошо руководимой, чем большому количеству людей".[409]

Сам Вегеций, сказал более лаконично: "Храбрость имеет большую ценность, чем численность".[410] Был отдан приказ, чтобы отобранные для похода люди снабдили себя провизией на восемь дней. Часто высказывается мнение, что это был серьезный просчет и что Генрих был слишком оптимистичен в отношении того, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Кале. В свете ретроспективы это, несомненно, так и было. С другой стороны, не обладая таким знанием будущего, Генрих и его советники должны были планировать разумно и адекватно. Важно было, чтобы у людей было достаточно припасов, чтобы добраться до Кале, но при этом они должны были путешествовать налегке, не обременяя себя лишней поклажей.

Цифра в восемь дней была взята не просто из воздуха. Несмотря на то, что у него не было карт для расчета маршрута, Генрих знал, что ему придется преодолевать в среднем чуть меньше девятнадцати миль в день, что было вполне разумно, учитывая, что девятнадцать миль были обычным средневековым расстоянием для путешествий по суше. Всегда надежный Вегеций утверждал, что армия, марширующая пешком, должна быть способна преодолеть не менее двадцати миль всего за пять часов в летнее время. Если бы Генриху удалось достичь этого, то за восемь дней он смог бы пройти даже дальше Кале. Английская армия была дисциплинированной и в основном конной, но все же это не был римский легион, привыкший к длительным маршам, и она могла двигаться только со скоростью самой медленной своей части. Даже если учесть более длительное пребывание в пути за день, король должен был преодолеть то же расстояние за восемь дней, на которые были выделены припасы, тем более что по дороге можно было пополнить рацион.[411]

Перед началом похода Генрих еще раз издал ряд приказов в соответствии с обычной практикой и законами войны. Было крайне важно, чтобы его маленькая армия держалась вместе и чтобы ни отдельные люди, ни отряды не соблазнялись перспективой грабежа, захватом пленных или даже рыцарскими мечтами о героической схватке с врагом. Генрих был полон решимости поддерживать порядок среди своих людей, но он также знал, что это не будет традиционным шевоше[412]. Его целью было бросить вызов французской армии и добраться до Кале: он не хотел опустошать, истреблять или эксплуатировать население. Присутствия его армии, проносящейся по северу Франции, было бы достаточно, чтобы вселить ужас в сердца живущих там людей. Заботясь о долгосрочной перспективе, ему было важно не оттолкнуть от себя тех, кто, как он надеялся и верил, станет его будущими подданными. Поэтому он приказал под страхом смерти не сжигать и не уничтожать имущество и земли, не брать ничего, "кроме еды и того, что необходимо для похода", и не брать в плен "мятежников", если они не оказывали сопротивления.[413]

Существует некоторая путаница относительно того, когда армия фактически отправилась из Арфлера. Современные английские источники по-разному датируют это событие: 6, 7, 8 или 9 октября. Счета казначейства, по которым выплачивалось жалованье людям, отправившимся в поход, казалось бы, являются убедительным доказательством того, что это было 6 октября, "в этот день они покинули город Арфлер вместе с королем, направляясь на битву при Азенкуре". Большинство отчетов о зарплате тех, кто остался в гарнизоне, также начинаются с 6 октября, хотя некоторые начинаются двумя днями позже. Из трех английских хронистов, писавших до 1422 года, Томас Уолсинггем вообще избегает называть какую-либо дату, Томас Элмхэм выбирает 9 октября, которое было праздником Святого Дениса, а капеллан — единственный, кто действительно присутствовал в походе, — неправильно рассчитал свои даты и дал две противоречащие друг другу.[414]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Причина этой путаницы в том, что в средневековье не существовало единой универсальной системы датировки. Существовало только две константы. Первой был юлианский календарь, введенный Юлием Цезарем в 45 году до нашей эры. Он делил год на двенадцать месяцев и 365 дней, причем каждый четвертый год в конце февраля добавлялся дополнительный день, чтобы наверстать расхождение между арифметически рассчитанным годом и солнечным годом, наблюдаемым астрономами. Вторая константа, "год благодати", была введена в 535 году н. э. Римской католической церковью. Она провела окончательную границу между языческой и христианской эпохами, разделив их на годы, исчисляемые до воплощения (До Рождества Христова) и после него (В год Господа нашего). Англичане, ведомые примером преподобного Беды, приняли эту систему к восьмому веку. К пятнадцатому веку она распространилась по всей Западной Европе, кроме Португалии, которая до 1420 года придерживалась 38 года до нашей эры как начала своей эры.[415]

Хотя введение "В год Господа нашего" внесло некоторую степень единообразия и определенности в хронологию Западной Европы, у нее был один основной недостаток. Для начала года не была принята конкретная дата. Поэтому существовало несколько противоречивых дат. Некоторые из них были логичными, например, Рождество, день, отмечаемый как рождение Христа, или Женский день, известный как праздник Благовещения, который выпадал на 25 марта и был днем, когда ангел сообщил Марии, что у нее будет ребенок. Другие были совершенно нелогичными, например, день Пасхи, который менялся из года в год. На протяжении всего средневековья церковь, предпочитавшая начинать год с одного из главных христианских праздников и успешно противостояла попыткам вернуться к языческой римской практике начала года 1 января. Несмотря на то, что распространение протестантизма в шестнадцатом веке придало этому празднику новое звучание, он был официально принят в Англии в качестве Нового года только 1 января 1752 года.[416]

Чтобы еще больше усложнить ситуацию, существовали и другие способы исчисления года. В Средние века каждый новый год начинался в соответствии с местным обычаем или конкретным подданством того, кто его вычислял. В Англии финансовый и юридический годы делились на периоды, Михайлов день, Пасху и Троицу, причем новый год начинался с Михайлов дня 6 октября. Это сочеталось с наиболее популярной формой летоисчисления, которой был регнальный год, датируемый началом правления нового короля. Регнальные годы использовались теми, кто был на службе у пап и епископов, королей и принцев, и поэтому, отличались в зависимости от страны. Например, регнальный год Генриха V начался 21 марта 1413 года, в первый полный день после смерти его отца.[417]

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Если добавить в это уравнение тот факт, что большинство дат не обозначались простыми последовательными числами, а также несовпадение христианского и юлианского календарей, которые использовались в одно и то же время, то можно понять, почему историки и хронисты в средневековья иногда допускали ошибки. В христианском календаре даты назывались именами церковных праздников и дней святых, включая не только сам день, но и день "до" (fnidic и vigilia) и "день после" (crastinum). В юлианском календаре каждый месяц был неравномерно разделен на периоды — календы, ноны и иды, внутри которых дни считались в порядке убывания. Согласно этой системе, наше 25 октября было восьмым днем перед ноябрьскими календами, в то время как 30 октября было только третьим.