Это неистовое сердце - Розмари Роджерс

Так мы попрощались и больше не успели друг другу сказать ни слова. Маленькая Птичка потянула меня за руку. Я поймала странный, горящий зеленым огнем взгляд Люкаса. Мужчины встали во главе маленького отряда, и я покинула скрытый в горах каньон пешком, ведя лошадей в поводу.

Глава 18

Мы продвигались очень медленно, осторожно, иногда по ночам, хотя Маленькая Птичка, как все апачи, боялась темноты, а Хулио, несмотря на то что вырос среди индейцев, презрительно фыркал, осуждая дурацкие предрассудки. Я узнала, что Маленькая Птичка снова ожидает ребенка, и, хотя она не жаловалась, было видно: долгие часы ходьбы с ребенком за спиной невыносимо утомляют ее. Я предложила понести малыша, и мне показалось, она взглянула на меня с благодарностью, хотя немного недоуменно. Маленькая девочка ехала верхом на лошади. Малыш, как все индейские дети, никогда не плакал. Звали его Бегущий Койот. Толстенький, с круглыми любопытными черными глазами и гривкой жестких волос. Хотя я не знала, как обращаться с детьми, но вскоре полюбила его и девочку.

Иногда я чувствовала на себе непроницаемый взгляд Люкаса, иногда встречалась глазами с Хулио. Что Люкас наговорил ему обо мне?! Что у Хулио на уме? Я изо всех сил старалась, заставляла себя не думать. Так было легче преодолевать бесчисленные мили обжигающего белого песка, проще существовать, когда голова пуста, а тело негнущееся и жесткое, особенно в те часы, когда Люкас ложился на ночь рядом. Мы не разговаривали, а через несколько минут он неизменно поворачивался спиной. Взгляды Маленькой Птички становились все недоуменнее: она, видимо, жалела меня, хотя ничего не говорила вслух. Она была неизменно добра ко мне и пыталась научить языку апачей, хота странные гортанные звуки давались с трудом.

Люкас Корд по-прежнему оставался загадкой. Иногда я чувствовала себя словно во сне – одинокие пустынные места, нереальное, непонятное путешествие, когда на много миль вокруг ни одного человека. Мы никого не встретили до самого ранчо, где жила семья Маленькой Птички. Индейцы не задавали никаких вопросов и не выказывали по отношению ко мне никакой враждебности, и единственный раз я испытала неловкое чувство, когда шаман, очень старый человек с длинными седыми волосами, внимательно оглядел меня, хотя я старалась ничем не привлечь к себе внимания.

Потом он о чем-то спросил Люкаса, и полученный ответ заставил всмотреться в меня пронизывающим взором, хотя шаман не произнес ни слова.

Мы должны были провести ночь на ранчо, и я помню, как была обрадована. Местность оказалась изумительно красивой – крохотное плато, защищенное с трех сторон скалистыми уступами и поросшее густой зеленью, сосной и осиной. Апачи жили здесь много лет, хотя на зиму уходили туда, где было теплее. Индейцы сажали кукурузу и другие злаки, и ранчо могло быть местом мира и спокойствия, но верховный вождь апачей, кровожадный Викторио, иногда приезжал, оставался надолго, и отсюда совершались опустошительные набеги на фермы белых поселенцев и беззащитных путников.

Но я твердо приказала себе ни о чем не думать, тем более что была здесь кем-то вроде гостьи, а здешние индейцы были совсем не похожи на тех, кто с раскрашенными лицами выходил на тропу войны.

Мужчины отправились в ритуальный вигвам, а позже несколько женщин, в том числе я и Маленькая Птичка, отправились купаться к ручью, в уединенное место, защищенное деревьями. Женщины мыли волосы чем-то вроде мыла, изготовленного из кактуса юкка, и расчесывались самодельными гребешками. Я последовала их примеру, а когда волосы высохли, обвязала вокруг головы полоску кожи, чтобы убрать с глаз непокорные пряди.

– Поглядись в воду, – предложила Маленькая Птичка.

Я давно не видела зеркала и сейчас, наклонившись над ручьем, не узнала себя. Совсем индианка, если бы не синие глаза. Коричневая кожа, прямые, спадающие до плеч волосы, платье индейской скво. Куда девалась убого одетая девушка с очками на носу? И гордая женщина, залитая сверкающими бриллиантами? Правда, в ушах до сих пор поблескивали крохотные сапфировые сережки, почему-то казавшиеся здесь неуместными, я сняла их и протянула Маленькой Птичке.

– Подарок. Ты была так добра ко мне.

Она недоумевающе уставилась на переливающиеся камешки, потом осторожно взяла серьги.

– Спасибо, сестра, – прошептала она еле слышно, и в этот момент мы были почти друзьями.

Но Люкас все испортил, внезапно появившись словно ниоткуда, полуголый, на шее болтается подаренная шаманом ладанка, мокрые волосы поблескивают на солнце, лицо хмурое и непроницаемое. Жесткие пальцы сомкнулись на моем запястье.

– Шаман хочет поговорить с тобой. Выкажи ему уважение. Он очень стар и мудр. Мой… – И, поколебавшись, добавил: – Мой дед.

– Я всегда уважала тех, кто этого заслуживает. Считаешь, опозорю тебя?

– Откуда мне знать, что ты выкинешь?! – пробормотал он с чем-то вроде раздражения. – Весьма непредсказуемая дама.

– Зато умею приспосабливаться к обстоятельствам, – холодно заверила я, – и достаточно терпелива. Знаю свое место. Мне идти на несколько шагов сзади с опущенной головой? Не хочешь же, чтобы другие подумали, будто ты потворствуешь рабыне.

И с удовлетворением заметила, как дернулся Люкас.

– Придержи язык, – только пробормотал он и, повернувшись, направился к самому большому вигваму.

Я ужасно нервничала, хотя умерла бы, прежде чем призналась в этом. Но почему?! Меня представляли королеве английской, и я была спокойна, как мумия! Но здесь не Англия, и я во власти человека, которого презираю и ненавижу.

– Не заговаривай первой, – наставлял Люкас, – сиди спокойно и не суетись!

Я не устояла перед ехидной репликой:

– Спасибо за наставление! Ваша покорная рабыня не опозорит вас!

Он окинул меня мрачным предостерегающим взглядом; мы очутились в зловещей обстановке освещенного костром жилища.

Шаман, казалось, дремал и ни словом, ни взглядом не дал знать, что заметил наше присутствие. В вигваме бесшумно суетилась толстая женщина, на вид гораздо моложе шамана. Жена? Дочка? Можно ли им жениться? Старик снял церемониальный головной убор, и на голове у него была только кожаная лента с пером. На коричневом лице было столько морщин, что, казалось, шаману уже гораздо больше ста лет. Люк сказал, что это его дед. Неужели это отец Илэны Кордес, вождь апачей, взявший в жены юную пленницу испанку?

– Значит… та самая, – внезапно пробормотал он по-испански, так, что я едва не подпрыгнула. Старый лис! Все время следил за мной! Наши взгляды встретились, но он больше ничего не сказал. Что я могла ответить? Мы долго смотрели друг на друга; прошло несколько минут, глаза старика широко открылись, он повернулся к Люкасу: – Она может говорить или боится?