Никола Тесла. Безумный гений - Энтони Флакко

У Босса осталась последняя попытка, и он решил идти до конца.

— Человеку будущего неинтересно, сколько стоит медный кабель и какой это адский труд — протянуть его по всей стране.

Последние слова Эдисон произнес в сторону, не глядя на Моргана. Немного помедлив, он повернулся к собеседнику и возобновил атаку:

— Он хочет войти в историю, остальное его не волнует.

Изобретатель готов был орать во весь голос, плясать, кувыркаться, трясти миллиардера за плечи. «Посмотри на меня! Посмотри же, черт возьми, на того, с кем разговариваешь! Ага, наконец-то! Слава богу! Что, приятель, весело терять свои деньги? Давай, посмейся над собой!»

Томас Алва Эдисон был слишком умен, чтобы произнести это вслух. Когда Дж. П. Морган наконец соизволил оторвать свой багровый нос от тарелки, он не прочел в лице изобретателя ни гнева, ни обиды. Он всего лишь говорил правду. Тем приятнее было недоучке и деревенщине увидеть, как глаза вечно невозмутимого финансиста наливаются бешенством. Эдисон не ожидал, что мучить старика будет так приятно. Что и говорить: в том, чтобы толкнуть падающего, есть некое неизъяснимое удовольствие.

«Посмейтесь, мистер Морган! Вообразите бесконечные мили медной проволоки от „Морган идиотик“! А потом велите подать себе еще супа».

Глава двадцать восьмая 1895 Обеденный зал отеля на Манхэттене

— Мистер Тесла? — осведомился высокий человек с седой шевелюрой и моржовыми усами. — Ага! — продолжал незнакомец. — В газетах вас рисуют очень похоже.

Он говорил как коренной американец. Пока Никола пытался определить по акценту, из каких мест происходит бойкий джентльмен, тот оказался у его столика и доверительно сообщил:

— Как я понял из вашего письма, вы имеете обыкновение ужинать здесь…

— Прошу про… — Реальный мир опрокинулся на Николу всей своей тяжестью, будто толстая книга, соскользнувшая на пол с края стола. Он вскочил. — Сэмюэл Клеменс! Вы ведь Сэмюэл Клеменс, верно? — Тесла сиял от радости. — Марк Твен!

— К вашим услугам! — Твен положил руку на спинку свободного стула. — Вы позволите? — Никола еще не успел ответить, а тот уже пододвинул себе стул.

— Конечно! Пожалуйста, располагайтесь! Это для меня такая честь! — Вне себя от счастья Тесла принялся загибать пальцы, перечисляя названия книг. — «Том Сойер», «Гекльберри Финн», — что за имя, подумать только! — «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»… Сэр, ваша сатира на коронованных особ так правдива, так…

— Однако… — Твен поднял руку, прерывая собеседника. — Однако и мне приходилось немало читать о вашей работе, сэр, — заключил он, раскуривая сигару. — И мне сразу захотелось познакомиться с видным ученым, который, не стыдясь, признается, что любит читать романы.

— О да! — радостно подтвердил Никола. И простодушно добавил: — Таков мой способ хотя бы некоторое время ни о чем не думать.

— Понимаю.

Никола с энтузиазмом продолжал:

— В прошлом году мне пришлось съездить домой: мать была при смерти. В дороге ваши книги отвлекали меня от мрачных мыслей.

Твен в полном восторге хлопнул себя по колену.

— Вот оно! Все в точности так, как я думал. Я сразу решил, что вы отличный собеседник, и теперь вижу, что не ошибся. Что же касается утешительной силы книг, мне, признаться, не доводилось испытывать ее на себе. А знаете что, идемте ко мне, я живу недалеко. — Он оглядел зал с притворным недовольством. — У меня припасен отличный коньяк, здесь такого не подают.

Твен поднялся из-за стола и махнул сигарой в сторону дверей.

— К тому же я охоч до лести. Так что хвалите мои книги сколько душе угодно, не стесняйтесь. Я это обожаю.

Никола вскочил с излишней поспешностью, которую писатель из деликатности предпочел не заметить. Марк Твен взял Теслу за локоть и сам потащил его к выходу.

— И постарайтесь, чтобы комплименты получились не слишком однообразными. Вы же изобретатель. Вы справитесь.

Тесла и Твен расположились на веранде с бокалами в руках. Никола развалился в кресле, писатель смотрел на небо. Оба потеряли счет времени. Между ними на низком столике стоял графин с коньяком.

Дверь лаборатории на Южной Пятой улице треснула под ударами тяжелых башмаков. Двое мужчин в черном ворвались в темное здание.

— Скажите, — спросил Никола, — когда вы поняли, что писать книги — ваше призвание?

— Ах, это! В первый же день на речном флоте. — Твен глотнул коньяку и вздохнул. — Сойдя на берег, я повстречал самую очаровательную девушку на свете. И ее тетушку.

— Тетушку?

— Тетушку или матушку, какая разница? Главное — девушка была само совершенство. И она обратила на меня внимание, приметила мою капитанскую фуражку. Эх, знали бы вы, какие словеса я сплетал, какие красочные эпитеты придумывал, чтобы подольститься к старой карге и приблизиться к ее подопечной!

Никола звонко рассмеялся.

— Увы, по предыдущему опыту я знал, что в присутствии такой красавицы просто потеряю дар речи, так что не стал и пробовать… Только проводил ее взглядом вместе с тетушкой.

— Так это была ее тетушка? Не матушка?

— Она обернулась. А я слишком оробел, чтобы улыбнуться! Представляете? Каков болван! Тогда-то я понял, что мне на роду написано пойти по кривой дорожке. Лгать, красть, — он сделал еще глоток, — писать романы. Воистину богомерзкое занятие. Поразмыслив, я решил сделаться вольным писателем. Вольный писатель что вольный стрелок — служит всем и не принадлежит никому.

— Здорово! Я вас отлично понимаю. Я и сам такой.

Невидимые руки лили на пол керосин, обливали полки, плескали на стены. Яркая вспышка, и керосиновая лужа взметнулась к потолку оранжево-алым пламенем. А через минуту всю лабораторию объял огонь.

Никола совсем размяк от выпитого.

— Мистер Твен, ваше творчество полно истинного волшебства. Я всегда это знал.

Твен отсалютовал полной рюмкой.

— Спасибо. Волшебство оказалось бессильно, чтобы спасти жизнь моей дочери, но я вам благодарен. Ненавижу одиночество, зато обожаю тонкую продуманную лесть. Вы, как я вижу, тоже одиноки, но вы ведь сами так решили.

Все три этажа лаборатории — настоящий дом Николы и родина его свершений в последние шесть лет — вмиг заполыхали. Прожорливое пламя, урча, глотало податливую древесину.

Никола кивнул.

— Так нужно для работы. Но на самом деле я не одинок. У меня есть муза. Беда в том, что вслед за ее дарами на меня сыплются всевозможные несчастья, которые губят мой труд. Что-то вроде проклятия. Тут поневоле решишь, что спятил… Поэтому в последнее время я не занимаюсь ничем, кроме работы. Возможно, мое предназначение в том, чтобы жить только работой, без женщины, без детей, без семьи. Как вы считаете?