Тяжело в учении, легко в бою (If You Like School, You’ll Love Work) - Ирвин Уэлш

– Вы сильно ранены?

– Не, – кричу в ответ, – я цел.

– Вы же весь в крови!

А я безудержно хохочу.

Вспомнились Вся-Промокла и Вся-Вспотела. Вот бы из нас компашка получилась!

– Ага, я – Весь-В-Крови!

По изодранным рукам красным вином струится кровь, и я не знаю – да и не все ли равно? – моя она или Крейви.

– Вот дружку моему просто крышу сорвало…

– Ничего удивительного, эти штуки на таких скоростях летают. – Мужик пока ничего не понимает. – Езда на мотоцикле очень опасна! Дружок-то небось наркоман?

– Да не, так, дернули чуток, да по кружке пива в Перте пропустили.

Тут мужик подходит к краю насыпи и замечает тело Крейви.

– Боже… О Боже! У него головы нет! О Боже! – И давай блевать, а потом ныряет втачку, и вот я уже слышу, как он схватился за мобильный.

А я почему-то думаю о матери Крейви, точнее, о ее дыре, из которой Крейви появился на свет много лет назад и которая столь бесстыдно выставлена сейчас юными отморозками на сайте «Блю Бразил».

А еще я теперь вижу, что произошло; это полный пиздец. Кто-то из этих же самых юнцов-хулиганов согнул дорожный знак «Сбросьте скорость», да так, что его острый край оказался как раз на уровне шеи мотоциклиста. И Крейви налетел на этот знак на полном газу.

Ебать-колотить.

Острый край одной из сторон знака – весь в алой крови; от него по всей поверхности разлетелись кровавые капли. Ни дать ни взять гильотина. Королевство Файф во всей своей ебучей средневековой красе.

Но где голова-то?

Ныряю в густые заросли кустов и крапивы, ищу голову. Она должна быть в шлеме, далеко отлететь не могла. И тут слышу цокот копыт на дороге, голоса, а потом мужик, что на машине говорит:

– Девочки, не смотрите туда, проезжайте.

И слышу голос Дженни:

– Это наш знакомый… – А потом ее крик: – Джейсон! Отзовись!

– Пожалуйста, не подходите близко, здесь произошла ужасная авария, – долдонит мужик.

Я по пояс торчу в жгучей крапиве, но поворачиваюсь и вижу: там, наверху, на насыпи Лара с лицом, перекошенным от ужаса, отступает, а Дженни порывается спуститься.

– Джейсон! – вопит она.

– Да здесь я, все со мной в порядке. Вот голову своего дружка найти не могу.

И лезу дальше, обшариваю густые заросли зубастой крапивы, ищу красный шлем с головой Крейви, когда вдруг чувствую – ноги не слушаются, и приседаю так, ну, отдохнуть малеха, а потом меня начинает безудержно тошнить, и я наклоняюсь вперед…

Очнулся я уже в больничке, вот так, бля!

18. Голова

Дружок у него был такой красавчик. Прекрасный юноша, он умчался из этого города на мотоцикле, чтобы начать новую жизнь в Испании! А я мечтала, как я мечтала, что он заберет меня туда с собой; ну или просто увезет отсюда.

Удивительно: я очень рада, что с Джейсоном ничего не приключилось. Уж лучше пусть это будет его друг.

– Я съезжу к Джейсону в больницу, – говорю, ни к кому не обращаясь, пока загружаю посудомоечную машину. Только отодвинула Инди с дороги, чтобы открыть дверцу, а она уже заползла на машину сверху и свернулась калачиком, разглядывая комикс.

– К этому придурку? Лучше б он гробанулся вместе со своим дружком-идиотом, – мычит отец, размазывая арахисовое масло по овсяному хлебцу.

Эту наживку я пропускаю. Но тут встревает мать, спокойно сидевшая у кухонного стола и занимавшаяся маникюром:

– У него своя семья, Дженни, и свои друзья. С такими людьми надо быть поосторожнее. Ты и оглянуться не успеешь, как вляпаешься в неприятности.

– Как ты с отцом? – вставляю я.

– Что ты несешь! – взвизгивает она, когда я поворачиваюсь к выходу. – Вернись немедленно! Я с тобой разговариваю!

Я не останавливаюсь, лишь громко хохочу в ответ.

– Да ни в коем случае! Я не разговариваю с банальным ничтожеством.

– А что такое «ничтожество»? – спрашивает Индиго, отрываясь от комикса.

– Ничего это не значит! – вопит мать. – Это значит, что Дженнифер как всегда думает, будто она самая умная. А ты немедленно слезай и сядь на стул!

Слышу, Инди тихонько огрызается в ответ, и хор голосов становится громче. До чего ж хорошо-то! Меня переполняет радость от того, как я их всех завела.

Погода на улице омерзительная, морось стоит грязной пеленой; просто чувствую, как в легких закопошились простудные вирусы. Еду в больницу Данфермлина, куда вчера положили Джейсона. Вокруг его кровати стоят ширмы. «Господи, неужели он так плох? – проносится у меня в голове. – Он тут, наверное, умирает, а я…»

Вдруг появляется рыжая медсестра и отодвигает ширму. Она достает из-под кровати судно, и мне видно, как он прямо-таки пожирает ее глазами.

Джейсон замечает меня и обрывает эту сцену виноватой улыбкой.

– Дженни!

– Привет! – Я улыбаюсь в ответ. Не очень-то он и плох.

Только пол-лица покрыто белесыми вздувшимися пятнами – приложился в кусучей крапиве.

– Давай усаживайся. Хезер мне тут помогала с одним… э-э… неотложным делом.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю его, глядя в глаза сестре Хезер. Та с застывшим выражением лица отправляется работать дальше.

– Лучше не бывает, но врачи велели лежать и не двигаться, пока не посмотрят все снимки. Счастливо, Хезер из Тэйпорта, – говорит он сестре. Та, едва улыбнувшись мне, уносит судно с «дарами» от Джейсона, накрытое бумажным полотенцем.

Около кровати – два жестких пластиковых стула для посетителей. Усаживаюсь. Тумбочка Джейсона вся забита «Айрн-Брю» и виноградом. Джейсон выглядит намного лучше, чем вчера. Спокойнее, увереннее, что ли. Он боялся, что сломал руку, но рентген показал только сильный ушиб. Пришлось немного подштопать кожу на спине, а в остальном парень отделался легким испугом.

– Представить не могу, что ты должен чувствовать. Только подумать, ты выжил, а твой друг погиб… Расскажи мне еще раз в деталях, как все было.

– Дженни, спасибо, что навещаешь меня, но я больше не хочу это повторять, я тебе вчера все-все рассказал.

– Ну, конечно, конечно. – Как ни обидно, я соглашаюсь. – Отдыхай. Ты ведь такое пережил… – Глаза у него огромные и смущенные. – О голове так ничего и неизвестно?

Джейсон внезапно шлепает себя по лбу здоровой рукой. Эта мысль его, похоже, здорово расстраивает.

– Представляешь, они всем Файфом прочесывали территорию, целую ночь и все утро, но так ни черта и не нашли. Поверить не могу, она ведь в красном шлеме.

Что-то в этой смерти есть… чудесное, величественное и символичное. Мне не дает покоя мысль о голове.

– Может, его красивая голова летает, словно ангел, лишившийся тела; смотрит на нас. С лицом таким прекрасным, которое уже никогда не состарится, которое не изуродуют пороки жизни. Он останется прекрасным, как Курт Кобейн, как принцесса Диана, как Джимми Дин, вечно молодым!

Бедняжка Джейсон очень расстроен, и его, похоже, не успокаивает такая картина.

– Все так, но его мамаша хочет похороны в открытом гробу. Поэтому мне придется найти голову. И если уж эти ебучие копы не смогли ее отыскать, то мне надо выбираться отсюда и браться за дело самому!

– Нельзя, Джейсон, тебе нужен покой.

– Ага, вот ты говорила, какая у него красивая голова, да?

Она не будет такой красивой, когда до нее доберутся вороны, крысы и черви. – В его голосе – ужас. Мысль и впрямь шокирует. – Дженни, ты должна мне помочь. Окажи, пожалуйста, одну услугу, – умоляет он меня.

У него в глазах какая-то одержимость, а взгляд сейчас точь-в-точь как у тех бойцовых псов в амбаре. Ну как откажешь?

– Какую?

– Съезди ко мне домой, скажи отцу, что мне нужна одежда, и привези мне.

Я уже знаю, где он живет. Я его подвозила, когда он был одет в… В общем, вряд ли он захочет, чтобы я привезла ту одежду. Джейсон на всякий случай называет точный адрес.

– Хорошо, – соглашаюсь, – при одном условии. Я поеду с тобой, будем искать голову вместе.

Он, недолго думая, соглашается.

– И захвати с собой садовые ножницы с длинными ручками.

– Легко. Но они-то нам зачем?

– Крапива там пипец какая злая. – Он сердито ощупывает бугристую кожу лица.

Уже на выходе вдруг мне захотелось чмокнуть его в потный лоб. В этот самый момент в палату заходит невероятно костлявая женщина с накрашенными глазами и длинными каштановыми волосами. Она ковыляет на ходильной раме.

– Миссис Форсайт… Фрэнсис… – Я слышу столько горя и печали в голосе Джейсона.

Она подходит к его кровати. Смотрит на меня, затем на него, закусив губу. А потом медленно и печально произносит:

– Эта земля забрала моего сыночка, Джейсон. Моего дорогого мальчика. Я вот себя спрашиваю, зачем он сюда приехал, чего искал, если здесь все ему не мило?

– Он приехал к вам. Узнал, что с вами несчастье, и приехал, – горестно вздыхает Джейсон.

– Да, я тоже так думаю. Значит, я виновата. Я его убила.

Мою кровиночку… – Она переводит взгляд на меня.

– Нет, не говорите так, – с жаром произносит Джейсон. – Вы же знаете Крейви – как решил, так и сделал. И никто не заставил бы его делать то, что ему не нравится. Если кто и виноват, так это я. И зачем я согласился ехать с ним в Перт на этот идиотский футбол! Надо было на автобусе или поездом.