Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

– Кое-какие слухи до меня долетали, – пробормотал чародей. – Так что, пожалуй, догадываюсь.

Я протянула руку:

– Спорим на желание, что не угадаете?

Доктор Энцо пожал мою ладонь так осторожно, словно подозревал, что я электрошок там спрятала.

– Итак?

– Привет вам от Салли Три-Шесть.

Он шарахнулся от меня так шустро, что врезался копчиком в стол, взвыл и пространно выругался.

«Напомни мне с тобой не спорить», – хохотнул Йен.

– Невозможно, – выдохнул чародей, потирая ушибленное место чуть пониже поясницы. Тильда старательно изображала равнодушное изваяние, но, судя по надутым щекам, с трудом сдерживала глумливый смех. – Через столько лет…

– Почти через двадцать пять, – спокойно уточнила я, разглядывая свои ногти. Надо будет или раздобыть где-то пилочку, или спросить Тильду, как чародейки справляются с маникюром. – Но ровно двадцать пять лет будет примерно во второй половине апреля, точнее не скажу. Она пропала в районе Танна. Не знаю, что Салли там делала, но её тело с перерезанным горлом отвезли в городскую больницу вместе с трупами погибших в поезде, сошедшем с рельсов. Я забрела в морг, и с тех пор мы вместе, но пора бы уже ей обзавестись собственным телом.

Чародей моргал по-совиному уже непрерывно, словно фотографировал меня глазами.

– Но ведь она была просто куклой. У кукол нет души. Как?..

– Вам виднее, доктор Энцо, – ответила я, стараясь сделать тон угрожающим, благо образцов для подражания мне хватало. – У Датура были интересные эксперименты. Да, кстати, «доктором Энцо» вас зовёт только Салли, а тот, о котором вы подумали сначала, тоже здесь, но он вас называет «Крещенцо Эонимус» и утверждает, что читал какой-то ваш «Трактат о форме»…

«…и примерно половину считаю полным бредом».

– …и согласен примерно с половиной, так что принимайте комплименты, – закончила я.

Надеюсь, у доктора хватит ума понять, что это тоже замаскированная угроза – кроме двух странных женщин к нему заглянул на огонёк ещё и самый страшный чародей последнего столетия. Немножко мёртвый, ну так кто из нас без недостатков? К тому же его сложно по-настоящему чем-то испортить.

«Спасибо, дорогая, я оценил твою доброту», – ёрнически отозвался Йен.

Доктор Энцо, видимо, тоже оценил, потому что благородно согласился оказать нам любую помощь, какая потребуется. Собственно, мы не собирались злоупотреблять его самоотверженностью, потому что пришли сюда только за одним: за новым телом для Салли. Чародей помог нам выбрать подходящее из той самой жутковатой галереи у входа на фабрику, лично перенёс его в лабораторию и даже раздобыл где-то серый комбинезон с заклёпками, похожий на тот, из моих воспоминаний о морге. Работать молча доктору, видимо, было неловко – или он боялся наскучить и так зевающей Тильде – поэтому я удостоилась ещё одного экскурса в историю Датура, без которого бы вполне обошлась.

«Тридцатая» серия кукол была экспериментальной. Девять кукол – девять девочек, за два года прошедших путь от младенца до зрелой женщины; тела их на всём протяжении опытов подпитывались и изменялись с помощью чар, потому ткани стали особенно прочными. Куклы обладали огромной силой, не боялись ни ядов, ни болезней. Но в процессе развития обнаружился один неискоренимый дефект, точнее, даже два: любопытство и своеволие.

Более послушные образцы ушли в свиту к госпоже Фра и были проданы в другие семьи в качестве телохранителей, двух кукол – вторую и девятую – пришлось уничтожить ещё на промежуточном этапе, поскольку они напали на своих создателей. Салли Три-Шесть вместе с тремя «сёстрами» временно осталась при фабрике, пока доктор Энцо искал способ исправить «фатальные недостатки», проще говоря, превратить экспериментальных кукол в послушных болванчиков.

Примерно в то же время Датура решили, что им вполне по силам сместить Розы на местном чародейском троне – и начали свою многоходовку по смене власти. И частью планов было, разумеется, похищение гроба, в котором находился самый знаменитый трофей правящей семьи – бессмертное тело Йена Лойероза.

И почему-то – вот, право, неожиданность – Розы воспротивились.

Хотя гроб выкрали успешно, перевезти его оказалось не так легко. Правящая семья несколько раз пыталась отбить его, в последний раз – около самого Ведьмина Зеркала, недалеко от Танна. На помощь к попавшим в засаду чародейкам Датура перекинули часть внутренней охраны, в том числе – кукол тридцатой серии из лаборатории. Трофей удалось сохранить и благополучно доставить в Дурманный Лог, но не все марионетки вернулись. Салли Три-Шесть была в их числе.

– Мгм, оболочку я подготовил, – беспокойно кашлянул доктор Энцо, избегая моего взгляда. – Но что касается, гм, души – совершенно не представляю, что делать. Думаю, моя роль на этом исчерпана, и я могу идти…

Тильда ничего не ответила, но в дверном проёме пол треснул и выпустил жирный зелёный стебель, который отрастил и гостеприимно распахнул багровую зубастую пасть. Чародей посмотрел на него, промокнул платком лоб и сел на стул у стены. Вообще, по моему мнению, беднягу вполне можно было бы и отпустить – вряд ли он храбро побежит за подмогой или нападёт исподтишка, скорее, забьётся куда-нибудь и пересидит опасность в надёжном месте.

– Зачем? – одними губами спросила я у Тильды.

– По приколу, – так же тихо, почти беззвучно, ответила она.

Мы какое-то время таращились друг на друга, а потом захихикали, как идиотки.

«Не бойся, милая – со стороны это вполне сойдёт за злодейский садистский смех», – подлил Йен масла в огонь.

Но веселье весельем, а что делать дальше – я понимала даже меньше, чем доктор. Теоретически нужно было просто переместить душу Салли внутрь подготовленного пустого сосуда, а дальше всё бы получилось само собой – или не получилось бы. Но вот это «или» напрягало до полного ступора, потому что я боялась навредить ей и в конечном счёте её потерять. Пока мы сохраняли статус-кво, но…

«Просто делай, – сказала Салли, и сомнений в её голосе слышалось не больше, чем обычно. – Я хочу сама – ходить, драться, говорить. Думать, бегать быстро. Пить что-то сладкое. Обнимать хороших людей. Смотреть на красивое. Быть».

– Неплохие планы, – прошептала я, прикрывая глаза. – А что насчёт кино? Зимой всегда выходят крутые ужастики.

– А почему? – заинтересовалась Тильда.

– Ну, наверное, потому что световой день короткий, и больше времени для того, чтобы хорошенько побояться в темноте, – улыбнулась я. – Сходим дружной женской компанией: ты, я… и Салли, – добавила я и положила руку на лоб пустому телу, оболочке, которая должна обрести жизнь, если у меня получится.

…когда получится.

Раньше, когда я прикасалась к потерянным душам, то обращалась вовне; теперь же приходилось заглядывать внутрь собственной головы – почти что рокировка, но не совсем, не шаг назад, а половина, четверть… десятая часть. Салли была со мной очень давно, почти всю жизнь, так, что теперь мы ощущали себя единым целым, хотя и оставались двумя разными личностями. А сейчас, когда нам пришлось наконец разделиться, это было всё равно что собственными руками выдрать сердце из грудной клетки.

На секунду зрение отказало.

Боли я не чувствовала, но оказалась полностью дезориентированной. Пол ушёл из-под ног; тело стало лёгким-лёгким, ощущения притупились. Йен крикнул что-то, но его голос остался далеко, за невидимой гранью, и время точно остановилось. Кажется, от всего мира осталось только две крупицы, две крохотные частицы – я сама и Салли, её чувства, разум, воспоминания… и душа.

– Доктор Энцо, как вы оцениваете эксперимент?

– Сложно сказать, но уже сейчас понятно, что они реагируют на раздражители. Вот, посмотрите: если одну из них ударить, она заплачет, как настоящий ребёнок… Ай! Чертовка!

– Бойкая девочка, острые зубки. Но, надеюсь, от агрессии вы её избавите. Которая это, говорите?

– Тридцать шестая. Что касается тридцать девятой…