Давай никому не скажем - Агата Лель

Часть 22. Ян

Обстановка за завтраком была напряженной. Отец, нервно помешивая чай, громко стучал ложкой о края кружки и бросал хмурые взгляды исподлобья, демонстративно дуясь за вчерашнюю выходку.

— О чем ты думал? Ты специально это сделал, да? — кричал он после того, как высадил у «бомжатника» нежеланных пассажиров. — Ты хоть знаешь, кто это?

— Конечно. Яна Альбертовна, наш новый преподаватель английского.

— Болван! Та, вторая — уборщица. Полотерка! Я подвозил полотерку, уму непостижимо! А если об этом станет известно? Какие слухи поползут, если она начнет трепать об этом на каждом углу, еще и перекрутит.

— Ты же в мэры метишь? Значит, должен быть ближе к народу. Не кипишуй, бать.

Этот факт страшно повеселил.

Разумеется, я не знал, кто такая эта Дина, но то, что она оказалась уборщицей в администрации, только сыграло мне на руку. Лишний раз понервировать отца, вывести на эмоции — доставляло неимоверное удовольствие. Может, это плохо, и я должен чтить старших, брать пример с отца и всякое такое, но делать это совершенно не хотелось. Да и уважать его особо не за что.

Мать тоже бубнила все утро, что не привез заключение доктора и просто-напросто свалил из больницы.

— Со здоровьем не шутят! О чем ты вообще думаешь? Или считаешь, что всегда будешь таким молодым, красивым и полным сил? А ты куда смотрел? — раздраженно бросила в сторону отца, но тот лишь надулся еще сильнее, остервенело вгрызаясь в котлету по-киевски.

Покушать отец любил, и ничто не могло испортить его отменный аппетит.

— Все нормально, ма, и прекрати надумывать всякие кошмары. Мне уже гораздо лучше.

Насчет лучше я, мягко говоря, приврал. Голова болела не меньше, чем вчера, к носу не прикоснуться. Вдобавок ко всему под глазами расплылись два знатных фонаря. Мать выдала утром упаковку таблеток и два тюбика мази, а я, выслушав подробную лекцию как, что и за чем использовать, положил лекарства на полку в ванной и, конечно, благополучно о них забыл. Надо бы подняться и анальгин все-таки принять...

— Это сейчас все обошлось, тьфу-тьфу-тьфу, а могло бы быть все гораздо хуже! Ты абсолютно безответственный и ни грамма не думаешь о последствиях! И в кого ты такой? — завела она вчерашнюю шарманку, намазывая на ломтик хлеба толстый слой сливочного масла. — Чтобы впредь избежать подобных неприятностей, нужно больше времени учебе уделять и поменьше шляться по подворотням. Эти мальчики, твои, так скажем, друзья... они же все непонятно из каких семей. Вот Стас Горшков, кто его родители?

При упоминании Горшка Карина оторвала взгляд от пестрого журнала и полностью обратилась в слух.

— Отец слесарь. Мать... не знаю. На заводе работает, по-моему. Разве это имеет какое-то значение?

— Конечно, имеет! Основу основ ребенок черпает именно дома, а только потом уже нахватывается от товарищей!

— Если следовать твоей логике, нормальным человеком мне стать не светит.

— Закрой рот! — заревел отец, ударив кулаком по столу. — Еще одна дурацкая выходка с твоей стороны, матерное слово или подобное умозаключение — этот кулак прилетит тебе по лбу! А еще лучше — возьму ремень и выпорю! Нас с братом до института секли, и ничего, достойными людьми выросли.

— Вот видишь, мама, основа основ, — развел руками, намеренно играя с огнем. — Ну, а мерило достоинства у каждого свое, папа.

Глаза отца налились кровью, даже жевать перестал.

— Нет, Нонна, ты слышала, что он себе позволяет? Это все твое воспитание! Все детство в попу дула, а теперь на, получай.

— Ян! Рома! Как же мне надоели эти ваши непрекращающиеся ссоры, — поставив локти на стол, мать опустила голову и принялась массировать виски. — Значит, так, — немного подумав, решительно ударила ладонями по столу и выпрямила спину. — Мы тут с папой поразмышляли — надо тебе заняться делом, глядишь, втянешься, меньше времени на глупости будет оставаться. Мы уже выбрали, чем заняться, можешь не благодарить.

— Как интересно. Без меня меня женили, — откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. — И чем же? Математические курсы? Или, в свете последних событий, бокс? А может, макраме? Полезно для мелкой моторики.

— Не ерничай! Английским. Тебе поступать скоро, язык нужно подтянуть. — Я только собрался что-то возразить, как она меня резко пресекла: — Папа рассказал о трудном финансовом положении вашей новой преподавательницы, думаю, деньги лишними ей не будут, и она не откажется приезжать к нам, скажем, три раза в неделю. Сегодня же позвоню Эмме Валентиновне, узнаю номер этой, как ее там, Яны... Альбертовны.

— Мама, она живет в клоаке города, у нее нет телефона.

— Не проблема. Заеду лично сегодня в школу и поговорю. Заодно познакомимся.

— Мама!

— Не пререкайся. Дело решенное! — твердо отрезала мать, всем видом показывая, что развивать эту тему дальше она не намерена.

Забрав со стола пустые тарелки, скинула все в раковину. И чтобы наверняка отбить желание спорить, включила шипящий напор воды.

Она редко бывала жесткой, но если уж что надумала, то сдвинуть ее с намеченного курса было крайне тяжело. Эта же черта характера передалась и мне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍