После потопа - Андрей Колганов

Настя, после первой ночи, проведенной вдвоем с Колей, целую неделю так и не имела возможности остаться с ним наедине. Лишь на четвертый день она с Матвеем Сергеевичем ненадолго заскочила в Город. Отправившись пообедать в столовую железнодорожников при вокзале, она с замиранием сердца обнаружила там Николая. Но тут же ее радость потускнела. Взгляды и улыбки, которыми обменивался ее возлюбленный с раздатчицей, стройной, но довольно мясистой девицей лет двадцати — двадцати двух, показались ей достаточно двусмысленными, или, точнее, недвусмысленными. Заметив Настю, Николай искренне ей обрадовался и бросился навстречу, крепко стиснув ее в объятиях и поцеловав. Ласковые слова так и слетали с его языка, одно за другим:

"Настена, солнышко! Как же я тебя заждался! Без тебя все тут скучно, дни тянутся, как резина. Дай-ка я на тебя насмотрюсь… Какая ты стала румяная, на сельских-то харчах. Прямо кровь с молоком. Так и хочется укусить!" — он шутливо потянулся к ее щеке зубами.

Вроде бы реального повода для расстройства не было, но настроение у Насти не поднималось. Узнав, что она тут же должна снова отправиться в поездку на фермы, Николай как-то потускнел. Выходя из столовой, Настя обернулась. И снова девушке почудилась сальная улыбка, адресованная нежданной сопернице.

Лишь через восемь дней Настя, наконец, возвращалась в Город, чтобы на следующее утро отправиться обратно в Зеленодольск. К дому, где они квартировали, подъехали лишь поздно вечером — газогенераторный грузовичок чихал и пыхтел, пару раз по пути заглох, и никак не желал тянуть быстрее, чем километров сорок в час. Шофер всю дорогу бубнил себе под нос, жалуясь на нехватку запчастей, на то, что резина вот-вот полетит, и латать ее уже больше невозможно, а новой взять неоткуда… Подъехав к дому, грузовик чуть не зацепил жиденькую мачту воздушного кабеля, по которому в дом подавалось электричество.

Шофер, высадив их, развернул грузовик, негромко чертыхаясь, и укатил восвояси. Матвей Сергеевич прошел к себе в квартиру, а Настя потянула дверь той, которую она занимала вдвоем с Николаем. Замки в дверях давно бездействовали из-за отсутствия ключей, а кое-где были просто вырваны с мясом. Настя прошла в темный коридор, подумав, что Колька, вероятно, давно лег спать.

Но уже в коридоре ей послышалось из спальни шумное частое дыхание. Еще не успев осознать до конца, что происходит, она распахнула ведущую в спальню дверь. Там, в полумраке, она разглядела сплетающиеся на широкой кровати два обнаженных тела, движущиеся в едином ритме. Колькину голову с золотистыми кудрями она не могла спутать ни с чьей иной…

Настя не помнила, как вылетела из подъезда. Ноги сами понесли ее по пустынным улицам. Она бродила безо всякой цели долго. Настя не отдавала себе отчета — сколько. Слезы непрестанно текли по ее щекам, и она уже почти перестала размазывать их судорожно сжатыми кулачками. Ей и раньше не давала покоя чересчур вольная манера поведения Николая, который, не таясь, оказывал знаки внимания всем знакомым и незнакомым девушкам. Настя в общем-то подозревала, что Николай — не самый надежный кандидат в верные мужья. Но вот так, всего через какую-то неделю после того, как она отдала ему свою девственность… Время шло, а обида продолжала душить ее с прежней силой.

"Стой! Кто идет?"

Настя не сразу среагировала на этот оклик.

"Стой, стрелять буду!" — следующий окрик был громче и злее.

Девушка машинально замедлила шаги и остановилась. Происходящее доходило до нее как будто как сквозь сон.

"Кто такая? Документы!" — к ней приблизилась пара патрульных. Увидев, что перед ними плачущая девчонка, они чуть смягчились.

Настя непослушными руками извлекла командировочное предписание.

"Так", — глубокомысленно изрек старший, внимательно изучив бумагу, и тут же спросил — "А тут тебе что понадобилось? Да еще среди ночи?"

Настя огляделась вокруг. Неподалеку в темноте мрачной глыбой возвышалось старое административное здание, которое занимало представительство Федерального Правительства. Перед входом горел единственный на всю округу фонарь, слегка подсвечивающий лениво обвисший трехцветный флаг.

"Ничего не понадобилось…" — пролепетала девушка.

"Тогда и нечего по улицам шастать!" — по-прежнему сурово заявил старший. — "Где остановилась?"

"В общежитии железнодорожников".

"Так какого же ты… В общем, давай топай туда, и по ночам больше не шляйся!" — подытожил патрульный.

Настя не стала вступать в пререкания. Она молча кивнула, повернула назад, в том направлении, откуда пришла, и торопливо зашагала прочь. Однако, не зная Города, не помня улиц, по которым она брела в темноте, не замечая ничего вокруг, она лишь продолжала плутать без толку и цели. Уже под утро, уставшая и продрогшая, она уселась на лавочку в каком-то большом сквере и задремала, поеживаясь в полусне от холода, и то и дело просыпаясь.

Утреннее солнце разбудило ее, но у Насти не хватало ни сил, ни решимости, чтобы встать и уйти. Вскоре мимо нее на занятия прошла небольшая группа студентов (остальные попадали в учебные аудитории прямо из общежития, расположенного в том же здании). Какой-то уже немолодой человек обратил внимание на ее осунувшееся, опухшее от слез лицо. Он присел на лавочку рядом с ней и участливо спросил:

"Девушка, что с вами? Могу ли я вам чем-нибудь помочь?"

Настя отрицательно помотала головой и непроизвольно всхлипнула.

"И долго ты здесь сидишь?" — поинтересовался мужчина.

Настя не ответила, шмыгая носом, и пытаясь носовым платком как-то привести лицо в порядок.

"Вот что", — решительно сказал мужчина, — "пойдем со мной в университет, я тебя напою горячим кофе, придешь в себя, и все расскажешь". — Он взял вяло упиравшуюся девушку за плечо и повел за собой. — "Как хоть тебя зовут, можешь сказать? Вот меня зовут Виктор Калашников. А к тебе как обращаться?"

"Настя" — еле слышно сказала девушка.

В то время, когда Калашников разбирался с Настей, Сергей Мильченко уже давно покинул окрестности Города. Его заинтересовали странные слухи, распространившиеся в Зеленодольском районе. С востока области вдруг перестала поступать соль, и пошли разговоры, что всю соль теперь везут в Польшу. В экономическом управлении Зеленодольского Совета не знали ничего наверняка. Из телефонного разговора со знакомым офицером из командования Восточной дивизии удалось уяснить лишь то, что "в тех местах беспорядки", и заверения в том, что порядок на соляных копях будет скоро восстановлен.

Столь скупая и неопределенная информация озадачила Мильченко. И, плюнув на свое прежнее занятие, — осторожный отстрел по одному Ясногорских бандитов, — он отправился на восток. Мильченко решил передвигаться не таясь, под видом торговца свинцовым ломом, добытым из старых автомобильных аккумуляторов. Свинец пользовался спросом для зарядов к ружьям, разбитые машины с негодными аккумуляторами еще можно было отыскать кое-где в глухих уголках области, и потому его путешествие не должно было вызвать сомнений.

Ехал Сергей, конечно, не без оружия — с охотничьим гладкоствольным полуавтоматом, на который у него имелось разрешение, выписанное честь по чести комендатурой Города. Да и сам он представлялся городским жителем, и в справке городской комендатуры был обозначен адрес дома, который он действительно обжил несколько недель назад, чтобы иметь в Городе базу на случай вылазок на восток. Та, что была у него на северном полуострове, да и другие, располагались далековато от восточных и центральных районов области.

В заплечном мешке армейского образца лежало у него килограммов двадцать свинцового лома — и в кустарно изготовленных слитках, и просто выломанного из старых аккумуляторов. Машину, он, разумеется, брать не стал — подобрать более или менее исправную машину было еще можно, но откуда это у простого торговца могут быть средства на бензин да на резину? Мильченко отправился в путь на поезде, шедшем от Города на восток до литовской границы. Железнодорожные пути в районе Каунасского узла, разрушенного ядерным ударом западных союзников, еще не были восстановлены после Последней войны, и сквозное движение в Белоруссию, и дальше, на Большую землю, не было открыто.

Первые неожиданности начались уже в пути. В Новогвардейске, когда поезд остановился на станции, в вагон зашел вооруженный патруль. По три человека с автоматами наизготовку заняли позиции у обоих выходов, еще трое прошли вглубь вагона и один из них объявил:

"В связи с созданием особой Центральной экономической зоны введена таможенная пошлина за проезд по территории зоны. Пошлина уплачивается в порядке компенсации за обслуживание железнодорожного сообщения и охрану железнодорожных путей, пассажиров и грузов".

Поскольку нормального денежного обращения на территории области не было, не могло быть и денежных ставок пошлины. Проще говоря, патрули отбирали у проезжающих некую произвольную долю их имущества, а взамен выдавали коряво сработанную расписку, правда, на бланке и с печатью. Хотя у многих пассажиров было оружие, и в крепких выражениях по адресу сборщиков пошлин недостатка не было, никто не решился оказать сопротивление.