Черный Янгар - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он казался мне огромным, как замок, — признался Янгар. И рука жены легла на его плечо, успокаивая. Холод, исходивший от ее ладони, проник сквозь одежду.
— Нижний этаж отец приказал камнем обложить. А верхний из дуба построен был…
…и долго не загорался.
Дом осыпали стрелами, но пламя скатывалось с бурых стен. Не желало змеиное гнездо умирать. И кто-то крикнул:
— Черного масла плесните.
Громко лопались кувшины, разбиваясь о стены. Запахло землей и орехом. А затем яростно дико взвыло пламя. Оно взобралось по стенам, заглянуло в окна, и отозвалось на крик россыпью искр. Янгар попытался вырваться, но его держали крепко.
— Смотри, змееныш, — велели ему и жесткая рука легла на голову, повернув в сторону дома. — Вот, что бывает с теми, кто не послушен воле кёнига.
Память, ударив, отползла.
И Янгар провел языком по сухим губам. Вновь плескалась, готовая раскрыться чернотой, бездна. И лишь ледяная ладонь, лежащая на плече, удерживала от безумия.
Тонкая ниточка.
И оборвать ее легко.
— Мой род был богат… в зале пол устилала не солома, и не циновки из камыша, а настоящие ковры. А на стенах висели гобелены. Я помню некоторые…
…и бронзовое великолепие светильников. Удивительной красоты каминные решетки — во всем доме не найдется двух одинаковых. Массивные сундуки, что выстроились вдоль стен, сохраняя хозяйский скарб.
Были в них и ткани, из которых матушка шила наряды себе, отцу и Янгару.
Меха…
…кружево тончайшей работы, легкое, словно иней.
…ленты и пуговицы, что из стекла, что из камня.
Была в сундуках серебряная утварь, клейменная знаком дома, и редкой красоты чеканные блюда, которых на всем Севере лишь три…
…и все три отныне у Вилхо.
Янгхаар сам видел, как подают на них кёнигу севрюгу.
— Тебе не надоело? — он все же коснулся медвежьей шкуры, и жена отпрянула. — Не бойся, я помню свое слово. У моей матушки имелось пять бронзовых зеркал, три серебряных и одно — стеклянное, которое она любила больше других. Я помню, как она сидела, любуясь собой… или наоборот, выискивая на лице морщины. Отец уверял, что будет любить ее всякой, но она не верила. И однажды проплакала целый час… седой волос нашла. Я утешал. Говорил, что она навсегда молодой останется.
Так и вышло.
— Отец тогда подарил ей ожерелье из топазов…
…матушка спрятала его в особой тайной комнате, дверь которой запиралась на огромный ключ. Его матушка носила на поясе и ключнице, женщине старой, сгорбленной, помнящей отца еще ребенком, не доверяла.
В комнате на полках стояли шкатулки — деревянные и каменные, наполненные доверху что золотым песком, монетами, которые Янгар любил перебирать — их было множество всяких, в том числе и шестиугольные дирхемы, показавшиеся ему смешными. Матушка же, открыв очередную шкатулку, приговаривала:
— Все это будет твоим, Янгири… посмотри, мне идет?
Она надевала или венец, украшенный солнечным камнем особого темного оттенка, который бывает у гречишного меда. И в прикосновении ее рук камень наполнялся светом.
Матушка доставала серьги, тяжелые, длинные, касающиеся расшитого жемчугом воротника.
Она всегда одевалась так, будто бы гостей встречала.
— Мужчина должен быть сильным, — приговаривала матушка, усаживаясь перед зеркалом, — а женщина — красивой.
На пальцах ее хватало места многим перстням, а запястья скрывались под кольцами браслетов. Обвивали шею змеи ожерелий, одно другого роскошней.
— Твой отец к ней слишком добр, — ворчала ключница, сплевывая желтую от табака слюну. Она курила трубку, пусть бы матушка и пеняла ее, что, дескать, от трубки ее дымно и воняет. — Балует, балует… все-то дозволяет.
Ключница развязывала кисет, подцепляла кривыми желтоватыми ногтями табак и набивала им трубку, притаптывая мизинцем. Лишенный верхней фаланги, он был уродлив, но по словам ключницы, удобен. И вздыхая, она добавляла:
— Кровь полоза, мальчик мой… что уж тут…
…не осталось крови.
И камня.
И кто надел матушкины украшения? Ведь забрали же… их и золото, и сундуки выволокли, заполнив подводы доверху. Не побрезговали бочонками с солью, которыми полны были амбары… все вычистили.
— Ты знаешь, кем я был, — Янгхаар прижался к узкой ладони губами. — И видишь, чего меня лишили. Теперь ты понимаешь, маленькая медведица, почему я должен вернуться?
Она кивнула и, повернувшись к Янгару, сама потянулась за поцелуем. Ее губы были холодны, но этот холод отступил. И сердце забилось быстрее.
Под медвежьей шкурой хватило места для двоих.
— Пойдем со мной, пожалуйста…
— Нет.
— Почему?
Молчание. И тень все еще скрывает ее лицо.
— Зима началась. Ты замерзнешь.
Смеется и качает головой.
— Мне больше не страшен холод. И с голоду я не умру. И… — она упирается лбом в его плечо, говорит еле слышно. — Здесь мой дом.
— Здесь был дом.
— И есть.
Она упряма, его маленькая медведица. И Янгар с трудом сдерживает желание увезти ее силой.
— Башня непригодна для жилья.
— Только если ты — человек, — возражает она и, раскрыв ладонь Янгара, прижимает к груди. — Слышишь?
Ее сердце бьется так медленно.
Горько.
И снежная горечь тает на губах.
— Позволь мне остаться. Пожалуйста.
Сила все испортит.
И маленькая медведица прячется под его рукой, а на рассвете, желтом, как стекло потерянного витража, она просит:
— Возвращайся.
— Обязательно, — Янгару хочется коснуться лица или хотя бы взглянуть на него, но он держит слово. — Я вернусь. И тебя верну.
Поверила?
Вряд ли.
Но когда Янгар уходил, в окне Белой башни горел огонек…
Глава 27. Враги и союзники
Вилхо дремал, положив голову на колени жены. И сквозь дрему слышал нежный ее голос. Пела Пиркко песню о любви и предательстве, перебирала редкие волосы кёнига, гребнем выглаживала, вытирала пот с белого его лба.
И когда приоткрывал Вилхо глаза, взмахивал рукой, подносила ему чашу с вином.
Сама же вкладывала в вялые губы куски жирной гусиной печени, до которой кёниг большим охотником был. И по взмаху руки Пиркко спешили слуги накрыть стол.
Разлеплял кёниг ресницы, зевал, протягивал вялые руки, позволяя поднять себя.
И Пиркко укладывала подушки под локти, приговаривая:
— Так тебе будет удобней.
Она была мила и заботлива, маленькая его жена.
И Вилхо с умилением смотрел на нее.
Радовалось сердце. Вздрагивало. Правда, порой болезненно перекатывалось в груди. И тогда думал Вилхо, что следовало бы кликнуть лекаря, а лучше двух. Но ловил в глазах жены беспокойство и отгонял недобрые мысли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});