Мессия. Том 2 - Бхагаван Раджниш

Большое продвижение по службе, долгая жизнь… Это не молитвы, это не поклонение — это бизнес. А у делового ума нет возможности понять ничего действительно ценного; молитва, любовь, благодарность, блаженство… — это не товары, которые продают и покупают.

Если вы войдете в него унижать себя, вы не будете возвышены.

Халиль Джебран гораздо более глубок, чем Иисус. Иисус говорит: «Просите и вам будет дано». А Халиль Джебран говорит: «Просите и вам никогда не будет дано», — даже если вы просите: «Боже, сделай меня смиренным». Это выглядит очень красиво — вы не просите ничего неправильного, вы лишь просите: «Сделай меня смиренным». Но личность, которая просит «сделай меня смиренным», выказывает две вещи: что он не смирен, он эгоист, — и что он просит смирения так же, как декорацию для своего эго. Тогда он сможет сказать: «Нет никого более смиренного, чем я». Даже смирение не будет дано, если просить…

Молитва должна отдавать что-то сущему, а не просить. Я говорю вам: отдавайте сущему, это возвратится к вам тысячекратно, но никогда не просите. Религия не для нищих, она для императоров, — тех, кто может отдавать.

И даже если вы войдете в него просить добра для других, вы не будете услышаны.

Выглядит немного жестко, но это верно. Вы не просите для себя, вы просите для других, но сама просьба ошибочна. Вы не доверяете мудрости сущего — потому вы и просите. Это разновидность советования: вы знаете лучше, сущее не знает. Не пытайтесь быть мудрее, святее, выше, чем сущее. Расслабьтесь и отдайте себя. Единственная вещь, которую вы можете предложить Богу, это вы сами. Предложите себя без всяких условий и без всяких ожиданий.

Довольно того, что вы входите в храм незримый.

Вам надо сходить в храм — просто постоять рядом, так, чтобы никто не заметил вас, и понаблюдать за людьми, которые приходят молиться. Если есть толпа, они молятся долго, ведь их видит столько людей, которые будут распускать по городу слух об их религиозности. Если нет никого наблюдающего за ними, их молитва сокращается. Они быстро заканчивают ее и… уходят. Какой смысл? — никто не смотрит.

Я видел одного и того же человека молящимся перед толпой — тут он молится долго; и тот же человек, один в храме, не зная, что я прячусь там, быстро заканчивает молитву. Если никто не видит его, какой в этом смысл?

Ваша молитва дает вам почет и уважение — вот почему Халиль Джебран говорит: «Вступайте в храм незримый, словно вы — никто, почти отсутствуете. Не шумите, не выкрикивайте свои молитвы — Бог не глухой».

Есть замечательная песня одного из мистиков, величайшего из великих, — Кабира. Мусульманин молился очень громко, так громко, что было слышно всем по-соседству. Подошел Кабир, тронул его за плечо и сказал: «Помни, Бог не глухой. Даже если ты прошепчешь, Он услышит; даже если ты не скажешь ничего, Он услышит еще больше, потому что Он понимает молчание, не крик».

Я не могу научить вас творить молитву из слов.

Бог слышит ваши слова, лишь когда Он Сам изрекает их вашими устами.

Пока вы не столь молчаливы, но позволяете Богу изречь несколько слов через вас — вы не говорите их, а позволяете Богу сказать; только Он слышит те слова — ваших слов не слышно.

И не могу я научить вас молитве морей, лесов и гор.

А это подлинная молитва. Все деревья в глубокой медитации, все горы в глубокой медитации, все реки в глубокой медитации. Их молчание — это их молитва.

Но вы, рожденные горами, лесами и морями, найдете их молитву в своем сердце.

Вы также рождены той же землей, теми же морями, теми же лесами, так что глубоко в своем сердце вы также найдете то же молчание. Это молчание и есть сущность молитвы.

Стоит вам вслушаться в ночную тишину, и вы услышите, как они говорят в безмолвии:

«Господь наш, наша окрыленная сущность…»

Это так прекрасно — запомните это. Халиль Джебран говорит: «Ночью, глубокими ночными молчаливыми часами, вы услышите шепот деревьев, шепот гор — в безмолвии… «Господь наш, наша окрыленная сущность…»

Вы не кто иной, как ваше окрыленное Я. Мы забыли наши крылья. Вы еще не вспомнили свои крылья. В тот миг, когда вы вспоминаете свои крылья, нет разницы между вами и Богом.

В тот миг, когда вы вспоминаете свою свободу, в тот миг, когда вы отбрасываете все свои цепи, все свои тюрьмы, нет разницы между вами и Богом. Не нужно никакой молитвы, потому что нет никого другого, кроме вас — но на другом плане, окрыленного в небесах.

Это Твоя воля в нас волит…

И в этот момент вы поймете, что все то, что вы делаете, — Его деяние, все, чего вы желаете, — Его желание.

Иисус на кресте вспомнил эту глубокую истину. Он был в отчаянии, никакое чудо не происходило, и он воскликнул в небо: «Отец, Ты оставил меня?» — но это не путь молитвы, не путь медитации. И в конце он осознает: его упование на чудо — это выпрашивание, это не молитва.

Это ожидание, требование, но никто не может требовать от сущего.

Потому он говорит: «Да будет воля Твоя, а не моя», — он узнает свое упование на чудо и подходит совсем близко к истине — «Да будет воля Твоя. Просто исполни Твою волю, не слушай меня и мою волю». Вслед за этим утверждением великая тишина опустилась на Иисуса.

Это Твое желание в нас желает.

Это Твое побуждение в нас превращает наши ночи, которые принадлежат Тебе, в дни, которые тоже Твои. Мы не можем просить Тебя ни о чем, ибо Тебе ведомы наши нужды прежде, чем они родятся в нас…

Что можно требовать и просить? Сущее знает вас, вы рождаетесь из него; вы дети земли, гор, солнца, луны и звезд. Еще перед тем, как вы осознали определенное желание, земля знает его, небо знает его. Вы укоренены глубоко в сущем. Прежде чем узнает цветок, корни знают это; и прежде чем узнают корни, земля знает это; поэтому человек понимания просто расслабляется в глубоком позволении: да свершится воля Твоя.

Ты — наша нужда; и давая нам больше от себя, ты даешь нам все.

Единственная настоящая молитва — молчаливая жажда, молчаливое чувство голода: Ты наша нужда, у нас нет никакой другой нужды. Наши сердца пусты, мы готовы принять Тебя — посети нас!

Призывать Бога в глубоком молчании — вот единственная молитва.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

13. УДОВОЛЬСТВИЕ — ЗЕРНО БЛАЖЕНСТВА

4 февраля 1987.

Возлюбленный Мастер,

Тогда вышел вперед отшельник, который бывал в городе раз в году, и просил: «Скажи нам об Удовольствии».

И ответил он: «Удовольствие — это песнь свободы, но не свобода.

Это цвет ваших желаний, но не их плод.

Это глубина, взывающая к высоте,

Но не глубь и не высь.

Это пленница в клетке, расправляющая крылья,

Но не бесконечное пространство.

Да, воистину, удовольствие — это песнь свободы.

Я бы с радостью услышал, как вы поете ее от всего сердца, но я бы не хотел, чтобы вы утратили свое сердце в этом пении.

Есть среди вас юноши, которые ищут одного — удовольствия, а их судят и укоряют.

Я не стал бы ни судить их, ни укорять. Пусть они ищут. Ибо они найдут не одно лишь удовольствие;

Семь у него сестер, и даже самая меньшая из них прекраснее удовольствия.

Разве не слыхали вы о человеке, что искал в земле коренья, а нашел сокровище?»

Халиль Джебран поставил каждый вопрос в его надлежащем контексте. Это не вопрос, приходящий из ниоткуда, это вопрос, представляющий вопрошающего. И он приложил все усилия, чтобы дать ответ вопрошающему, отвечая на его вопрос. Это две разные вещи.

Философский подход к жизни отвечает только на вопрос; не имеет значения, кто задает его, сам вопрос важен философу. Но для мистика вопрос есть лишь начало полного разоблачения вопрошающего; здесь подлинный ответ нацелен не на вопрос, а на вопрошающего. Вопрос имеет свои корни в сердце того, кто спросил, и если вы не ответите ему, вы не ответили.

Халиль Джебран очень внимателен к этому — когда он отвечает на вопрос, он не может забывать о вопрошающем. Вопрос поверхностен; настоящая проблема — глубоко в сердце у того, кто спросил.

Тогда вышел вперед отшельник, который бывал в городе раз в году, и просил: «Скажи нам об Удовольствии».

Разве не выглядит очень странным, что спросить об удовольствии должен отшельник? Это кажется таким, но на самом деле отшельник отверг удовольствие и измучен своим собственным отказом. Он не в силах забыть, что, возможно, те, кто живет жизнью удовольствия, правы, и, быть может, отвергая жизнь и ее удовольствия, он просто заблуждается.