(не)хорошая девочка (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Папа молчит. Снова.
— Сбрось мне список вещей, которые тебе нужны. Их тебе доставят, — каждое слово этой фразы дается папе с ощутимым трудом, но все-таки он договаривает. — И Соня, я знаю, что уже не один раз подвел твое доверие, но можешь поверить в то, что я тебе сейчас скажу?
— Я попробую, пап, — ровно откликаюсь я.
— Ты всегда можешь вернуться домой, Соня. И я больше никогда не дам тебя в обиду.
В профиль эти слова даже очень смахивают на клятву…
— Что-то случилось? — Не сказать, что мой отец любит отвечать на вопросы, но сейчас он кажется выбитым из колеи, может и ответить.
— Спроси у… него. — Папин голос звучит устало. — Если он стоит доверия — расскажет.
— Хорошо, — вздыхаю я с сожалением.
Нет, не сработало. Жаль. Придется и правда спрашивать у Вадима. О чем спрашивать? Что он там провернул с моим отцом, отчего он так резко переменился в настроении и оказался выбит из колеи?
— Спасибо, что позвонила, дочь, — у него такой тон, что кажется, что папа осторожно гладит меня по затылку. — Я предполагал, что ты обидишься сильнее из-за того, что я сговорился с Сергеем.
— Я тоже думала, — отвечаю, скребя ногтем по гладкому краю раковины, — но увидела от тебя столько пропущенных и… Ты же мой отец, в конце концов.
Разговор с папой оставил настроение нетронутым и таким же светлым. Честно говоря, я ожидала, что после этого звонка буду только очень зла или обижена, а все оказалось до удивления спокойно. Не планирует ли папа штурм дома Дягилева с вертолетами и ОМОНом? Уж очень мягко он пока расстелил. Ладно, потом спрошу Вадима, что такого он вычудил в театре с папой. Может, завещал папе свое тело для посмертного надругательства?
Так, нафиг думать, сейчас я хочу жрать. Я вдруг осознаю это желание не как скромненько “позавтракать”, а именно как “пожрать”. Если вдуматься, вчера я и не ела после театра, вчера у меня был на ужин Вадим, в четырех блюдах его фантазий.
В поисках кухни или столовой я без спешки ползу по дому Вадима, одергивая рубашку и с любопытством зыркая по сторонам.
“Это теперь и твой дом, зайка”, — сказал он вчера. Я не знаю, что это было, может быть, очередная порция лапши для моих длинных ушей, но бо-о-оже, как оно прозвучало.
Хочу. Хочу, чтобы и вправду оно было так. И жить с ним — хочу. Не знаю сколько, сколько он со мной вытерпит, пока не надоем. Хочу быть его зайкой, хочу и дальше называть его хозяином. Глупая девочка, что с меня взять!
Мне нравится его вкус и в интерьере его дома. Темные и светлые древесные оттенки, изредка — золотые узоры на стенах. В стилистике чувствуется что-то азиатское.
Честно говоря, я-то опасалась, что будет что-то классически пошлое: черные кожаные кресла там, переизбыток красного, а нет. Зря боялась, зайка.
Тут тебе и вкус, и стиль, и чувство юмора хозяина дома — тут на полочке будто невзначай стоит индийский лингам, символ тантрического слияния мужского и женского, в коридоре на полстены картина, абстрактная, как “Поцелуй” Климта, и почти на ту же тему, вот только тут поцелуй перевернутый и целуются на картине отнюдь не в губы… Да-да, поза "69", я о ней слышала, а вот сейчас увидела. В абстракции, спасибо хоть за это. И ох уж это современное искусство!
Хотя, нельзя сказать, что от Вадима я ожидала чего-то иного.
В доме Вадима тихо. Впрочем, я привыкла, папа тоже ценит тишину, прислуга выдрессирована лишний раз не отсвечивать, для уборки есть четко определенные часы, повариха редко выходит дальше кухни.
Первого своего человека в доме Вадима я нахожу как раз в столовой. И это внезапно оказывается девушка.
Мне настолько неожиданно видеть её, что я аж замираю в дверях, а она — заметив движение поворачивается ко мне, и столбенеет точно также.
Кто это? Дочь? Не слышала, чтобы у Дягилева были жены и дети. Да и нет, не похожа она на дочь Дягилева.
Любовница? Меня позвали третьей зайкой в хозяйский гарем? Любимой зайкой Хозяина, я надеюсь? Хотя это я, конечно, иронизирую, делить своего хищника хоть с кем-то еще я не согласная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})В отличии от меня — девушка одета. Какая-то футболка, какие-то джинсы, прикид подростка, папа мне за такую простоту оторвал бы голову. Волосы длинные, несколько раз крашеные, перехвачены резинкой на затылке, убраны в хвост. Лицо бледное. Что еще? Сидела она, уткнувшись в планшет, вяло ковыряясь в тарелке перед собой.
Я до того занята разглядыванием этого неожиданного персонажа и размышлением на тему, кто это вообще такая, что когда мне на талию ложатся две тяжелые ладони, вздрагиваю и чуть не задеваю Вадима затылком по носу.
— Так, и куда это убежал мой ушастый завтрак? — вкрадчиво шепчет Дягилев, уворачиваясь от моего затылка и склоняясь к моему уху.
36. Вопросы воспитания
Крепкие руки обнимают меня. Руки Хозяина, отключающие от всего остального мира. Хотя сейчас весь мир и есть он, одетый в одни только темные джинсы. И голая кожа его груди под моими пальцами, м-м-м, да меня сегодня балуют, разрешают потрогать…
— Доброе утро. — Я ловлю его улыбку, получаю в награду поцелуй под ухом. Хотя… Какое там утро… Если только рассуждать с моей любимой точки зрения "когда проснулись, тогда и утро". Жаль, в универе это за объяснения не канает.
— Доброе, — мурлычет Вадим, а затем поднимает голову и смотрит на девушку в столовой.
— Здравствуйте, Аня, — боже, какое облегчение, у него спокойный, абсолютной нейтральный, можно даже сказать безразличный тон. — Все нормально?
Девушка смотрит на нас странно, затем кивает, встает из-за стола, забирает планшет и молча удаляется. И… Что это было?
— Ты в душе была? — голос Вадима звучит буднично, будто ничего и не произошло.
Я качаю головой.
— Тогда пошли, — многообещающе улыбается мое чудовище, а лапы ползут по моим ягодицам, задирая ткань рубашки. Нет, я не сомневалась, что мне еще предстоит долго и старательно догонять все то, что мы с ним упустили за эти семнадцать дней, но явно не дооценивала, с каким тщанием с меня будут спрашивать этот “долг”.
И все-таки…
— Кто это была? — Я киваю в сторону оставленной на столе тарелки.
— Душ, завтрак и оденься нормально, и вот тогда я буду открыт для разговоров, — категорично качает головой Вадим. — Пока ты бродишь по моему дому почти голая, зайчонок, мне хочется отнюдь не болтать на отвлеченные темы.
— Время нужно, чтобы придумать оправдание? — нахально улыбаюсь я и чуть не прикусываю язык, потому что взгляд Вадима резко твердеет.
— Так, пожалуй, душ ты примешь без меня, — прохладно произносит он, отсраняясь, — и подумаешь над тем, что ты говоришь. И над тем, нужно ли мне искать чему либо оправдания и давал ли я тебе повод.
Блин. Блин, я успела налажать первым же утром с ним. Я смертельно боюсь его задолбать, задеть, и вот так умудрилась сходу накосячить. Я оказываюсь на коленях быстрее, чем успеваю подумать.
— Прости, — выдыхаю торопливо, глядя на него своими вытаращенными от испуга глазами. Я надеюсь, что это сработает. Как и всегда до этого. Но видимо, сейчас наши отношения перешли в другую фазу.
— Третий раз я тебе повторять не буду, — спокойно откликается Вадим, глядя на меня сверху вниз.
Хорошо. Значит, душ.
Нет, тут точно готовились к моему приезду. В ванной рядом со спальной — есть непочатые шампунь, гель для душа и еще несколько косметических прибамбасов. Причем те, которыми я пользовалась дома. Хорошо работает служба осведомления Вадима Несторовича, ничего не скажешь.
Честно говоря, у меня даже руки дрожат, когда я мою голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Что сейчас могло бы быть, если бы я его не задела? Думать о его губах, о его руках, обо всем том, что могло быть сейчас в моем распоряжении, несколько голодно… Да, если это не наказание, то я не знаю, что это.
А как еще наказать наркомана? Правильно, лишить его дозы. А моя доза сейчас — это он. Отними хоть что-нибудь, хоть право целовать его руки — и у меня начнется лютая ломка. Собственно вот сейчас она меня и колотит с зашкаливающей страстью.