Импринт - Вероника Десмонд

что устанавливал их ради Каролин, чтобы наблюдать за ней во время приступов. Очевидно, что не только за ней.

Я полностью обнаженная и умоляю его трахать меня сильнее, тогда как его распознать практически невозможно. Он молчит. Слышны только мои стоны и звук пошлых шлепков плоти о плоть.

Мой разум запирает меня в лабиринте. Все, что я воспринимаю – это мой голос на видео. И шепот.

Много шепота.

Рыдание застревает у меня в горле. Чем больше я смотрю на экран, тем труднее становится дышать.

О боже.

Мне кажется, меня сейчас вырвет.

Но я продолжаю смотреть на чертов экран, даже когда видео обрывают.

Нет. Нет. Он не мог… он не мог поступить так со мной.

“…Я люблю твой смех.”

“…Ты так восхитительна, Катерина. Настоящий шедевр. Особенно в моих руках, без одежды и в момент максимальной уязвимости…”

“…Не борись с неизбежным, Катерина, – он наклоняется, берет пальцами мой подбородок и шепчет прямо в губы: – Ты будешь моей. Ты создана для меня. Разве ты этого не видишь?”

У меня сводит живот, я пячусь назад и, споткнувшись, падаю.

“Ты моя, котенок… Слышишь?”

“Ты моя, Катери-и-ина-а-а…”

– Пойдем отсюда, – Эмма заставляет меня подняться и ведет прочь от людей, которые смотрят на меня с отвращением. Кто-то даже делает фото со вспышкой, не стесняясь шептаться мне вслед.

Я закрываю уши руками и крепко зажмуриваюсь, умоляя, чтобы все это было сном.

Но иллюзия не спадает.

Он и вправду уничтожил меня.

Уничтожил мое будущее.

Уничтожил мои надежды.

И что самое главное – он полностью уничтожил мое сердце.

– Почему ты никогда не используешь зонт?

– Прекрати меня преследовать!

– Ты же знаешь, что я не прекращу. Никогда. Возьми мою толстовку.

– Катерина.

Я вздрагиваю, когда сталкиваюсь с его мертвым взглядом. Его плечи дрожат, будто Кастил действительно что-то чувствует, будто он чувствует боль. Но я знаю, что это неправда – он солгал.

“…Ты же знаешь, что я не прекращу. Никогда.”

Мои глаза затуманены слезами. Я разворачиваюсь и убегаю.

Но на этот раз Кастил не преследует меня.

Потому что “никогда” не всегда является правдой.

***

Примечание:

Дереализация – это болезненное переживание измененности окружающего мира: все вокруг непонятным образом изменилось, стало «чуждым», «не таким, как прежде», «нереальным», «искусственным», «призрачным», будто «все лишь снится».

Глава 20. Отрицание

“… Я мог бы разозлить тебя, я мог бы заставить тебя кричать.

Я мог бы заставить тебя плакать, я мог бы заставить тебя уйти.

Я мог бы заставить тебя ненавидеть меня за все.

Но я не могу заставить тебя вернуться ко мне.”

The Rose – Back To Me

Лондон, Англия.

Призрак.

Настоящее время.

Воскресенье в клинике – просто кошмар. Погрузившись с головой в бюрократию, я разбираю огромное количество документов и счетов, провожу несколько собеседований и заказываю недостающее оборудование, которое запросил кардиохирург Джонатан Гарретт.

Ближе к девяти вечера наступает затишье, и, пока я сижу в коридоре, медленно поедая сухой бейгл, доктор Уилсон просит меня проверить сводку с благотворительного вечера. Я знаю, что главврач не должен заниматься подобными вещами, но новый финансовый директор только приступил к своей работе, а у нас не было времени на промедление.

Если бы я была чуть внимательнее, я бы не потеряла контроль над Reed Hospital. Если бы я не была так погружена в свое состояние, я бы заметила, что мама топит клинику всеми возможными способами. Если бы я…

– Вы пролили кофе, мисс Рид.

Я выныриваю из своих разрушительных мыслей и растерянно смотрю на доброе лицо доктора Уилсона. Мы сидим на небольшом диванчике возле кофейного автомата. У меня не было сил доползти до кабинета, поэтому я решила выпить ужасный растворимый напиток прямо здесь – в коридоре.

– Мисс Рид? – мужчина продолжает улыбаться, а затем расчесывает пятерней свои пшеничные волосы. Для своих сорока он выглядит очень молодо, наверное, все дело в его мягкой мимике и спокойном голосе.

– Прошу прощения, доктор Уилсон. О чем… мы говорили?

Я быстро провожу ладонью по юбке. Благо я успела выпить большую часть этого сладкого издательства над кофеином.

– О том, что вам следует отдохнуть. С каждым днем вы подталкиваете себя к синдрому хронической усталости.

Не зная, как ответить на его фразу, я решаю просто промолчать и забираю у мужчины документы. Мой взгляд скользит от списка собранных средств к итоговой цифре и обратно. Потом я поднимаю голову… и вижу серые глаза доктора Уилсона, который пристально меня рассматривает.

– Этого недостаточно.

– Верно, – отвечает он спокойным тоном. – Когда вы будете обязаны объявить о банкротстве?

Я сжимаю переносицу пальцами. Отвратительная привычка, от которой я никак не могу избавиться.

– Если нам не одобрят кредит, то через неделю.

В груди болезненно колет. “Дыши, – приказываю я себе. – Ты не потеряешь клинику. Не последнее, что у тебя осталось в твоем мире, сплошь состоящем из руин.”

И тут грубый, мрачный голос врывается в мою голову:

“Ты придешь ко мне, Кэт. Ты сломаешься. И я буду с нетерпением ждать твоего разрушения…”

Что-то горячее вспыхивает в районе живота, и я давлю это, прежде чем оно успевает сжечь меня заживо.

Что, черт возьми, он имел в виду? Две недели назад я потеряла контроль, который совершенствовала годами.

Мой разум треснул. Во всяком случае, то, что от него осталось.

Я сказала маме, что я устала и хочу немедленно покинуть Ритц. Удивительно, но она не возражала: наверное, потому что мое лицо было похоже на изможденный лик мертвеца – я видела его в зеркале машины, когда ехала домой. Затем мне пришлось провести несколько часов в ванной, чтобы протрезветь и взять себя в руки. И забыть эти чертовы глаза, высасывающие из меня душу.

К счастью, мы больше не встречались. В последние дни мой маршрут был одинаковым: дом, клиника, дом. Иногда я ночевала у себя в кабинете, чтобы не тратить время на дорогу. От огромного количества работы мне становилось легче, и я постепенно забывала его подавляющее присутствие.

Ладно, я обманываю себя.

Ни черта мне не становится легче.

Я всего лишь работаю до седьмого пота, пытаясь занять голову другими мыслями. Мне не впервой делать это, но подавлять это удушающее чувство становится все труднее.

Имя Кастила Сноу было буквально повсюду. Из того, что я читала, он все еще дружит с Чоном и Аароном. Вся тройка входит в список Форбс “Миллиардеры до тридцати”. Кастил также часто