Кошка, которая умела плакать… - Аникина Наталия

От ужаса ситуации кошка впала в оцепенение, замерла, словно на неё наложили парализующее заклятье. Она не могла колдовать: тело кошки, отлично выполнившее свою миссию – спрятать сияние глаз и многое другое, способное выдать в ней алайку, – накладывало на неё сотни ограничений. И принять свой настоящий, двуногий или четвероногий, облик Нела была не в состоянии – на перевоплощение из такой формы ушло бы более получаса… Усилием воли Нела содрала с себя плащ отчаянья, чёрный капюшон которого закрывал ей глаза, а полы спелёнывали лапы, лишая возможности пошевелиться. Она уже почувствовала, что убивать её не собираются, и это давало кошке шанс. Она надеялась, что сможет ускользнуть от своих преследователей, бешено мечась по сфере, а потом, глядишь, кто-нибудь из городских наткнётся на неё и… да пошлёт Тиалианна ей горожанина, способного смекнуть выгоду от помощи дочери Аласаис! «Главное продержаться, – думала Нела, – совсем немножко. Во славу Аласаис».

Маг выставил перед собой руки, растопырил пальцы, а потом рванул их к груди, словно схватил, сгрёб, притянул к себе что-то невидимое. Нела увидела – сфера вокруг них стала медленно сжиматься. А волшебник начал творить новое заклятье… В мозгу кошки вспыхнула одна мысль – помешать. Нела подобралась и прыгнула…

– Гадина! – от боли голос волшебника стал похожим на визг. Задние ноги серой охотницы, метнувшейся ему в лицо, оставили на горле глубокие кровоточащие царапины. Плоть была странно мягкой, словно воск. Оттолкнувшись от его лица, удивлённая этим фактом кошка снова взлетела на крышу и зашипела, словно и была змеёй, которой её только что обозвали. Глаза её горели яростным безумием, а хвост серой плетью хлестал по напрягшимся бокам. Она порывисто оглянулась назад: сияющий в магическом спектре край сжимающейся сферы уже касался её хвоста, вот-вот он столкнет Нелу с крыши. Она увидела это, и тут внезапно волшебный шар сжался так резко, что кошка, словно получив хорошего пинка, слетела с кровли.

Испуганно заверещав, Нела попыталась уцепиться за край крыши, но трухлявые доски расщепились под её когтями, и она полетела вниз. Бессильные найти опору, когти мерзко проскребли по стёклам в запертых рамах… тускло блеснул зеленоватый мох, разросшийся под выступающим козырьком… Нела приземлилась на мостовую, как положено – на все четыре лапы, и тут её снова ухватила за шиворот уже живая рука – рука неизвестно как оказавшегося рядом воина, того, показавшегося ей таким неуклюжим!

Она продолжала выдираться, извиваться всем телом, рычать, размахивая в воздухе лапами и хвостом, пока чары волшебника не настигли её и Нела не погрузилась в Сон…

Бесконечным тусклым рядом тянулись коридоры, изредка выводя алаев в небольшие комнатки или, наоборот, просторные залы с множеством боковых проходов, за которыми вновь начинались коридоры, переходы… В них царили вечная темень и глухая, давящая тишина, от которой более слабый духом искатель приключений давно мог бы потерять рассудок и впасть в панику. Анар и Аниаллу сравнительно легко переносили путешествие по подземному лабиринту, но и им было неуютно здесь, вдали от солнца, мягких трав и свежего ветра, щекочущего распушившуюся от морозного утреннего воздуха шкуру…

Анару стало казаться, что Аласаис успела распахнуть свои сияющие Глаза над Руалом уже тысячу раз, когда череда коридоров внезапно сменилась белизной стен просторного покоя, расписанного золотыми изображениями каких-то диковинных трав. Невольно у обоих путников вырвался вздох облегчения при виде этого напоминания о прелестях наземного мира. Это был первый освещенный зал, который встретился им на протяжении всего пути, и они только сейчас почувствовали, как устали от серого однообразия последних дней.

– Ты понимаешь, где мы? – спросил Анар, оглядываясь по сторонам. Он перебирал в памяти все предания, которые слышал о подземелье, но этой комнаты припомнить не мог.

– Это вход в Залы Правоверных, где хранится Кодекс, – мысленно ответила Аниаллу, кивнув головой в сторону дверей в противоположной стене комнаты. – За ними будет мост, потом… – она сощурила глаза, словно вглядываясь во что-то невидимое Анару, – потом какие-то святилища, а за ними уже наша цель. Не сегодня-завтра мы будем там, – радостно заявила она, направляясь к белеющей впереди лестнице, ведущей к дверям.

На широкой площадке верхней ступени возвышалась огромная золотая чаша, опирающаяся на головы трёх сидящих кошек из темно-красного камня. Аниаллу подошла к ней и поманила Анара пальчиком. Глядя на неё, алай невольно нахмурился – что-то странное было в её лице.

– Я редко лгу, Анар Сай, – печально и серьезно сказала девушка, когда он всё же приблизился к лестнице, – помнишь, я говорила тебе про жертвоприношение перед некоей дверью ? Твой час настал! – вдруг громогласно заявила она, резко повернувшись к Анару всем телом.

Анар обомлел – перед ним стояла грозная тал сианай… настоящая, руалская, с кинжалом в высоко поднятой руке, уже занесённым для удара…

…Две кошки – золотая и чёрная – лежали, свернувшись одним клубком.

– Ну прости, – говорила чёрная в затылок золотой, прилизывая её вздыбившуюся шерсть, – я глупо пошутила. Глупая шерстноухая вертихвостка. Мне и нужна-то была только капелька твоей царственной крови, ну не открывается эта лиарова дверь без неё!

Анар, вывернув голову и скосив глаза, посмотрел на неё долгим обиженным взглядом и, вздохнув, примирительно пробурчал:

– Ладно. Откуда брать будем?

Капли крови упали в жертвенную чашу, и через мгновение двери Залов Правоверных распахнулись. В открывшейся им череде покоев вспыхнул свет.

Они шли через анфиладу комнат, стены каждой из которых были выложены камнем своего цвета и покрыты рисунками, изображающими различные сцены из жизни руалского общества. Под каждым таким рисунком была выбита надпись – одно из положений Кодекса.

Чем дальше, тем богаче становилось убранство залов. Серый камень и черно-белые тона первой комнаты, стены которой были заполнены поучениями для рабов, сменились искусно вырезанными в белоснежном камне письменами в зале, устанавливающем каноны праведной жизни для высшей знати. Изображения на стенах становились всё более живыми и яркими, появились статуи, а в зале, посвященном приближённым царя и Верховным жрецам, обнаружились восемь боковых проёмов, ведущих в какие-то оставшиеся неосвещёнными помещения.

– Да, ваши жрецы постарались, – Аниаллу остановилась, заинтересовавшись тем, какой положено быть Высшей жрице, в сане которой она находилась бы, родись в Руале. – Я не удивлюсь, если в последнем зале подробно расписано, как надо себя вести и что делать Аласаис…

– Подлежу выбраковке, – притворно обречённо заключила Аниаллу, закончив сравнение.

Анар осторожно взял её за плечи, развернул лицом к себе и… прислонил спиной к стене.

– Да… и ростом не вышла… – ехидно протянул он, смерив недоумевающую девушку взглядом, который задержался где-то у неё над головой, – и по ушам тебе сейчас дадут лопатой, – сказал он, разворачивая её обратно лицом к стене.

Никакой лопаты, конечно, не было, зато было опахало, которым два нарисованных раба начали старательно обмахивать нарисованную же жрицу.

Можно было прикоснуться к любой из них, и картинки оживали: рабы тысячью разных способов кланялись своим господам, алаи совершали обряды перед алтарями и приветствовали друг друга, цари восседали на тронах, повелевая стоящими перед ними – каждая на своём месте и в особенной позе – кошками…

Анар и Алу ещё долго бродили из зала в зал, от одной стены к другой, забавляясь как дети в кукольном театре. Временами торжественную тишину нарушал громкий хохот – это смеялась Аниаллу, обнаружив особенно комичную церемонию или фигуру.

Но вскоре залы, а вместе с ними и веселье, закончились на руководстве: как быть «правильным» руалским царём, и алаи растворили створки дверей, ведущих прочь из Залов Правоверных.