Сердце Стужи - Яна Летт

– Ладно, – сказал Гул, оставляя кружку. – Поболтали – и будет. Заходи ещё, фокусник. Штуки твои тут многим полюбились. И плюнь на эту бабу – динну она удачи не принесла, так, может, и тебе ни к чему соваться.

Унельм вышел из жаркого чада «Хлада» прямо под промозглое слякотное небо, но не почувствовал холода.

Неужели он напал на след? Так скоро, так удачно?

Унельм начинал понимать, почему во всех историях о сыщиках у детектива всегда имелся глуповатый напарник. Хорошо было бы поговорить сейчас с кем-то, разложить всё, что он узнал, по полочкам.

Томмали бывала в Нижнем городе не только ради песен – здесь она встречалась с Рамсоном, молодым аристократом. Он, наверное, пытался с помощью такого места встреч избежать скандала, но не вышло… Об этом говорила Омилия, вот только тогда не хватало частицы мозаики – но теперь она встала на место.

Томмали с Рамсоном расстались – наверное, как раз из-за этого скандала. После Томмали ещё ходила в Нижний город какое-то время, но потом – когда начались убийства, так сказал Гул – перестала…

Унельм вспомнил о записях Олке – полторы страницы, посвящённые Томмали, название кабака…

Неужели охотница – хрупкая, красивая, могла совершать все эти зверства?

Унельм вспомнил фототипы, которые Олке показывал ему когда-то – кажется, что данным-давно, – когда экзаменовал его, прежде чем предложить ему пойти к нему в ученики. Чудовищно изуродованные, изломанные тела… Тогда он предположил, что убийца наверняка – мужчина, но им оказалась женщина. Охотница. Многократно усиленная препаратами и эликсирами. Жестокая. Беспощадная.

Если Томмали и вправду была причастна к убийствам… то зачем? Она, наверно, могла бы мстить Рамсону за обиду – Ульм поёжился – но зачем было убивать двоих других? Он вспомнил, как в первый день знакомства Олке рассказывал, что многие препараторы сходят с ума. Томмали не выглядела сумасшедшей – но, с другой стороны, если бы безумные маньяки бросались в глаза, поймать их было бы нетрудно.

И был ещё знаменитый ястреб, которого упомянул Гул. Опять Эрик Стром – Ульм был в этом почти уверен, но как убедиться наверняка?

И оставался ещё Хольм Галт. Верран, пожалуй, не обманывал Ульма – в конце концов, он ведь и не утверждал, что препаратор-контрабандист жив. И это невероятное совпадение – вскоре после продажи глаз Галт погибает – наверняка никаким совпадением не было. Убийца убрал беднягу Хольма, заметая следы… Или убрала?

Нужно было узнать всё о том, как именно погиб Галт – даже странно, что Ульм не видел ничего в газетах о гибели препаратора, не слышал ни словечка от Олке… Видимо, на сей раз убийца проявил хитрость – раз смерть Галта никто не привязал к совершаемым в Химмельборге убийствам…

Унельм поймал себя на том, что идёт, тихо бормоча себе под нос, и встряхнулся, нахмурился. Вокруг – всё ещё Нижний город, в котором он не стал и никогда не станет своим. И пока он не пересёк границу, расслабляться рано.

Темнота вокруг сгустилась сильнее прежнего, и слабое мерцание редких импровизированных валовых фонарей или подожжённых куч мусора скорее напрягали, чем радовали. Унельму спокойнее было в темноте – по крайней мере, так он наверняка знал, что его никто не видит.

Дрожащий свет выхватывал взгляды, от которых ему делалось не по себе. Хотелось ускорить шаг, а этого делать не следовало. Обидно было бы сгинуть здесь из-за собственной неосторожности – и теперь, когда он нащупал путь к разгадке… По крайней мере, если он не напутал с картой, до выхода из Нижнего города оставалось всего-ничего.

Унельм свернул в очередной переулок… А потом почувствовал сильную, мгновенную боль в затылке – и его окутала тьма куда более плотная, чем та, что правила здесь, в царстве неверного света.

Унельм вынырнул из этой тьмы, как из плотной, чёрной воды, сквозь которую не проникал ни единый солнечный луч, – и прямо перед собой увидел ненавидящие глаза, бледное лицо с каплями пота на лбу, дрожащий перекошенный рот. Один глаз у напавшего был неестественно-тёмным, с золотистым зрачком… Препаратор, ястреб или охотник. Его руки сжимали Ульмову шею. Затылку стало больно и мокро – Ульм почувствовал, что по волосам стекает кровь. Нападавший приложил его неслабо – но убивать, выходит, не хотел.

Препаратор встряхнул его раз, ещё.

– Ну! Смотри на меня. Я сказал, смотри!

Унельм часто заморгал – картинка в глазах плыла, двоилась.

– Что за… ты кто?

– Спрашивать буду я! – Препаратор встряхнул его ещё раз, и Унельма затошнило.

– Ты бы поосторожнее, – прохрипел он. – Испачкаю тебе куртку.

– Какая забота. Ты, я смотрю, вообще о многом печёшься. – Но трясти его незнакомец перестал.

Унельм опустил взгляд и увидел свой нож на поясе препаратора. Конечно, тот его уже обыскал. И позаботился о том, чтобы Ульму нечем было защититься.

Его взгляд отчаянно шарил по тьме вокруг, ища хоть что-то, кого-то… Узкий переулок, ледок, одинаково хрустящий под ним и его возможным будущим убийцей, чёрная плесень на каменной кладке рядом с его лицом… Неужели здесь всё и случится? Унельм вспомнил лицо Омилии – и отчаянно рванулся изо всех сил. Руки препаратора только сильнее стиснули горло.

– Не дёргайся, хуже будет.

Взгляд Ульма скользнул вверх – и вдруг он увидел.

Белое пятно наверху – маленькое лицо с перекошенным ртом.

Сверчок. Взобрался на стену над ними… Может быть, провожал от самого «Хлада»? Унельм поспешно отвёл взгляд. Мальчик ничем ему не поможет – во всяком случае, пока. Но нельзя дать понять препаратору, что они здесь не одни.

Препаратору. Неужели – убийце?

Ульм снова дёрнулся. Бесполезно – напавший держал его каменной хваткой.

– Успокоился? Вот и хорошо. Давай-ка поболтаем немного.

– Ты пришёл по адресу, – прохрипел Ульм. – Правда, я больше люблю болтать за кружечкой чего-нибудь…

– О, это я заметил. Ты какого дьявола ходишь тут и вынюхиваешь, а? Что тебе тут надо? – Он ударил Ульмовым запястьем по стене, и тот зашипел от боли. – Ты ведь тоже препаратор. Кто ты такой? Почему треплешь имя Галта? Что он тебе сделал? Почему даже после смерти вы, сволочи, не можете оставить его в покое?

– «Мы»? – переспросил Ульм растерянно. – Да я… мне нужно только узнать, кому…

– «Узнать»? Если он и оступился, теперь это дело Мира и Души. Не твоё, кем ты ни был, придурок! Копаешь под него, чтобы выйти на остальных? Говори, кто тебя нанял? Ну, кто?!

– Никто! Слушай, это какая-то ошибка, остынь… – Ульм лихорадочно думал, но