Тень Уробороса (Лицедеи) - Сергей Гомонов

Уложенная в ячейки, снабженные специальными прослойками для амортизации, контейнер заполняла не одна сотня ампул с содержимым цвета древесной смолы. Фанни натянула перчатку и, осторожно ухватив пальцами, подняла перед собой одну из них:

— Вот они. Теперь дело за малым: вывезти их отсюда на Землю.

«Да уж, за малым…» — скептически подумала Полина, но быстро поняла, что Паллада имела в виду то же самое: вывозить груз прямо сейчас очень опасно.

По обе стороны моста у границ купола защиты стояло по пять гравифургонов. Контейнер погрузили только в один, туда забрался весь взвод ВО и Фаина с Полиной. Монтерей уехала в своем автомобиле в противоположную сторону. На всех этих предосторожностях настояла, как ни странно, безалаберная Фанни. Однако, поразмышляв, Буш-Яновская решила, что ничего не странно: когда было нужно, ленивая и вальяжная гречанка умела собраться и выполнить все в лучшем виде — разумеется, для того чтобы ничто не мешало ей лениться дальше…

— Фанни?

Буш-Яновская привстала и встряхнула подругу за плечо. Но та, крепко зажмурившись, добела закусила нижнюю губу.

— Фанни! Что, опять?

Паллада издала тихий стон и сжала голову руками.

— Обезболивающее! Скорей дайте кто-нибудь обезболивающее! — приказала Полина.

Командир, черноглазая разбитная брюнетка в чине лейтенанта, вскочила и через мгновение уже протягивала Буш-Яновской инъектор с какой-то жидкостью. Фаина, корчась от боли, тем временем уже сползла с сидения и стояла теперь на коленях. Быстрым и точным движением Полина впрыснула обезболивающее ей в артерию на горле. Через несколько мгновений тело гречанки расслабилось. Тяжело дыша и все еще согнувшись в три погибели, Фанни отпустила голову, прижала руки к днищу фургона и замерла.

— Ваше имя? — тихо спросила Буш-Яновская, осторожно поднимая подругу.

— Лейтенант ВО Галина Куриленко, — отрапортовала командир, к которой она обращалась.

— Благодарю, лейтенант.

— Врача?

— Обойдусь, — пробормотала Фанни, уткнувшись лицом в грудь Полины.

Вышколенные солдаты сделали вид, что ровным счетом ничего не произошло. Однако один-два любопытствующих взгляда капитан все же уловила.

— Докладывают из остальных фургонов, — сообщила Куриленко. — Наблюдения не замечено, все чисто.

— Хорошо, — Буш-Яновская погладила голову Фанни и шепнула: — Это всё после того самолета, да?

Гречанка едва заметно кивнула.

— Что говорят врачи?

Теперь Паллада лишь слабо пожала плечами.

— Два года — это не шутки, кэп… Надо лечить!

— Поль, раньше было хуже. И чаще, — пробубнила в ответ Фанни. — Так что успокойся и забудь.

— Ну вот мы и дома, — сказала Галина Куриленко. — Так, девочки, занялись контейнером! В спецхран Монтерей!

— Мне нужно связаться с Джокондой, — гречанка высвободилась из-под руки Полины. — С утра не получилось, попробую еще…

— Зона недоступности?

— Не знаю, Поля. Джо не бывает в зоне недоступности…

— Да и ты не так уж часто бываешь на Колумбах, знаешь ли! Достукивайся.

Однако связи не было. Фанни устало свернулась клубочком на кушетке в кабинете Алоизы Монтерей. Майор только-только подошла.

— Джо не выходит на связь… — дрожа от слабости, проговорила гречанка из-под локтя, под который, как под крыло, спрятала свою многострадальную голову. — Не знаю, что случилось. Другого канала у меня пока нет…

— Тебе надо отдохнуть…

— Капитан права, вам надо отдохнуть! — поддержала Полину Монтерей. — Контейнер теперь под надежной охраной, вам не о чем беспокоиться…

Паллада поднялась, взяла под руку напарницу и, не прощаясь с хозяйкой кабинета, вывела в рекреацию. Полина заглянула в Фаинины мутноватые голубые глаза.

— Поля, в Золотом у нас еще есть дело. Если ты помнишь.

Буш-Яновская тяжело вздохнула…

Созвездие Козерога, планета Клеомед, поместье Эммы Даун-Лаунгвальд. 12 июля 1001 года

Хуже и не представить удела, чем быть личным парикмахером Эммы Даун! Лизбет убедилась в этом на собственном горьком опыте. Но такова уж судьба у искусственно созданных существ, к коим она принадлежала…

…Не так уж часто выпадает свободная минутка, чтобы позволить себе вот эдак посидеть в шезлонге на веранде и полюбоваться закатом. Пока эта… как ее?.. скакала вокруг хозяйки с расческой и феном в руках, Эмма наслаждалась последними деньками теплой клеомедянской осени.

Назойливо жужжащая муха была предтечей главного нарушителя спокойствия — пухленького, похожего на детский волчок Карла Кира. Коротенькие ручки даже не могли плотно прижаться к толстым бокам бизнесмена. Лизбет исправно продолжала свою работу, но хозяйка уже не получала никакого удовольствия от осторожных прикосновений парикмахерши.

Эмма Даун, родная сестра подполковника и шефа московского ВПРУ Лоры Лаунгвальд, почти с ненавистью взглянула на визитера. А он, словно не замечая, поедал развеселыми глазами ее роскошное тело, едва прикрытое для соблюдения приличий купальником.

Эмме повезло куда больше, чем младшей сестре. Она родилась без уродств. Некоторые — да тот же Кир, к примеру — и подавно считали ее эталоном женской красоты. В отличие от тощей астенички Лоры, Эмма была не просто полноценной женщиной, но еще и получила в наследство самые лучшие черты их предков — скандинавов. Сторонники Эммы (называть ее организацию оппозиционной террористической группировкой в Содружестве стали с подачи журналистов, сама она считала своих людей кланом) гордо величали свою предводительницу Валькирией.

Ей льстило, что в рядах клана «Подсолнух» бытует миф о предках Лаунгвальд, которые принимали самое деятельное участие в установлении ныне существующего строя — равноправия полов с некоторой доминантой женщин над мужчинами. Было так на самом деле, или это лишь красивая легенда, не знала и сама Эмма. Однако старшая сестра подполковника предпочитала верить в то, что сие — абсолютная правда. Ведь это отличная реклама! В последние годы Эмма в «пиаре» не нуждалась, ее оценили по достоинству и на Земле, и во всем Содружестве. А вот на старте спорная история об участии праматерей Лоры и Эммы в «войне недоступных» или «молчаливой войне» сыграла огромную роль в их биографии…

Мини-экскурс в историю новой эры.

Двести семнадцать лет после ядерного катаклизма Завершающей…

Горстки людей, которые сумели выжить на относительно безопасных территориях планеты, дичали с катастрофической быстротой. Те крохи культуры и информации, которые остались не сожженными в адском пламени, обесценились. Книгами Наследия разжигали стойбищные костры. Передаваемые из поколения в поколение вести о том, что где-то на Земле уцелели передовые лаборатории, также стали искажаться. Им перестали верить.