Кровавая луна (ЛП) - Несбё Ю

Микаэль не знал, действительно ли замёрзли ноги его друга, или это было непреднамеренным напоминанием об их общем прошлом и общих секретах.

— Тебя прислал Холе?

— Нет, он понятия не имеет, что я здесь.

Микаэль кивнул. Для Трульса было необычно самому проявлять инициативу. Микаэль всегда принимал решение, что они будут делать, но сейчас по голосу Трульса он слышал, что тот говорит правду.

— Речь идёт о чём-то большем, чем задержание одного отдельного преступника, Трульс. Это имеет отношение к политике. К общей ситуации. Есть принципы, понимаешь?

— Такие люди, как я, не разбираются в политике, — сказал Трульс, незаметно икнув. — Не понимаю, почему министр юстиции предпочёл бы позволить кровавому серийному убийце разгуливать на свободе, чем спустить с рук самому известному детективу Норвегии безобидную ложь о том, что он — офицер полиции по имени Ханс, мать его, Хансен. Особенно если именно эта ложь привела к тому, что Бертина Бертильсен была найдена.

Микаэль сделал глоток из бутылки. Возможно, когда-то он любил пиво, но теперь, по правде говоря, оно ему не нравилось. Однако сторонники Рабочей партии и рабочего движения обычно с подозрением относились к людям, которые не пили пиво.

— Ты знаешь, Трульс, как стать министром юстиции и сохранить эту должность? — Микаэль продолжил, не дожидаясь ответа. — Ты должен слушать. Ты слушаешь тех, кто, как ты уверен, действуют в твоих интересах. Слушаешь тех, у кого есть опыт, которого нет у тебя. У меня есть хорошие люди, которые представят всё дело в верном свете. Они расскажут, что ведомство министра юстиции помешало миллионеру сколотить свою собственную частную армию следователей и адвокатов. Это покажет, что мы не допускаем историй в американском стиле, где богатые пользуются всевозможными привилегиями, где выигрывают только самые дорогие адвокаты, где утверждение о том, что все равны перед законом, является просто какой-то патриотической чушью. Здесь, в Норвегии, равенство существует не только на бумаге. И ради этого мы будем продолжать работать. — Микаэль мысленно запомнил пару фраз, которым, вероятно, можно найти применение во время будущих выступлений, хотя и придав более возвышенный стиль.

Трульс рассмеялся тем хрюкающим смехом, который всегда казался Микаэлю поросячьим.

— Что? — Микаэль услышал, что в его голосе прозвучало больше раздражения, чем он хотел продемонстрировать. Это был долгий день. Серийные убийцы и Харри Холе может и светились вовсю в СМИ, но это были не единственные проблемы, с которыми имел дело министр юстиции.

— Я просто думаю о том, как здорово, что у нас все равны перед законом, — сказал Трульс. — Представь себе, в этой стране даже министр юстиции не смог бы помешать полиции провести расследование в отношении себя, если бы они получили наводку. Ведь может выясниться, что на его террасе в бетон замуровано тело человека. Не то чтобы общество действительно скучало по нему, это просто член банды байкеров, который занимался контрабандой героина и был связан с двумя грязными копами. Равенство перед законом означает, что возможное расследование покажет, что министр юстиции когда-то был молодым полицейским, больше думающим о деньгах, чем о власти. И что его немного наивный друг детства однажды ночью помог спрятать улики в новом доме своего гораздо более умного друга. — Трульс снова топнул ногой по цементу.

— Трульс, — медленно произнёс Микаэль. — Ты мне угрожаешь?

— Вовсе нет, — сказал Трульс, ставя пустую бутылку из-под пива рядом со стулом и поднимаясь на ноги. — Я просто думаю, что твои слова об умении слушать кажутся отличной идеей. Слушать тех, кто действует в твоих интересах. Спасибо за пиво.

Катрина стояла в дверях детской и смотрела на них.

Герт спал в своей постели, а Харри — на стуле, прислонившись лбом к спинке кровати. Она присела на корточки, чтобы видеть лицо Харри. И пришла к выводу, что сходство между ними ещё более выраженное, когда они спят. Она легонько потрясла Харри за плечо. Он причмокнул губами, моргнул и посмотрел на часы, прежде чем подняться на ноги и последовать за ней на кухню, где она поставила чайник.

— Ты рано вернулась, — сказал он, усаживаясь за кухонный стол. — Хорошо провела время?

— Да. Он выбрал ресторан, потому что там было вино «Монраше»35, о котором я, по-видимому, сказала на первом свидании, будто оно мне нравится. Но ужин не может длиться вечно.

— Но вы могли бы пойти ещё куда-нибудь. Выпить.

— Или поехать к нему домой, чтобы перепихнуться по-быстрому, — сказала она.

— Да?

Она пожала плечами.

— Он милый. Он до сих пор не пригласил меня к себе домой. Он хочет подождать с сексом до тех пор, пока мы не будем уверены, что созданы друг для друга.

— Но ты...

— Хочу трахаться как можно больше, прежде чем мы поймём, что не созданы друг для друга.

Харри рассмеялся.

— Сначала я думала, что он прикидывается недотрогой, — она вздохнула. — И это действительно притягивает меня.

— Хм. Даже когда ты знаешь, что это лишь способ привлечь тебя?

— Конечно. Меня возбуждает всё, чего я не могу получить. Как тебя в тот раз.

— Я был женат. Тебя заводят все женатые мужчины?

— Только те, которых я не могу получить. Таких не так уж много. Ты был раздражающе верен жене.

— Мог бы быть ещё более верным.

Она приготовила растворимый кофе для Харри и чай для себя.

— Я соблазнила тебя, когда ты был пьян и в отчаянии. Ты был очень уязвим в тот момент, и я никогда себе этого не прощу.

— Нет!

Это произошло так быстро и резко, что она вздрогнула, а её чай расплескался.

— Нет?

— Нет, — сказал он. — Я не позволю тебе снять с меня это чувство вины. Это... — он сделал глоток, скривившись, как будто обжёгся, — всё, что у меня осталось.

— Всё, что у тебя осталось? — она почувствовала, как одновременно подступают слёзы и гнев. — Бьёрн покончил с собой не потому, что ты подвёл его, Харри, а потому что это сделала я, — она уже почти кричала и, остановившись и прислушавшись к звукам из детской, понизила голос. — Мы с ним жили вместе, он считал себя счастливым отцом нашего ребёнка. Да, он знал, что я чувствую к тебе. Мы это не обсуждали, но он знал. Он также знал — или думал, что знает, — что может доверять мне. Спасибо за предложение разделить вину, Харри, но это касается только меня. Понятно?

Харри уставился в свою чашку. Он явно не планировал затевать этот спор. Хорошо. В то же время что-то было не так. «Чувство вины — это всё, что у меня осталось». Было ли здесь что-то, что она поняла неправильно? Или он чего-то недоговаривал?

— Разве это не трагично? — сказал он. — Что любовь убивает тех, кто нам дорог.

Она медленно кивнула.

— Звучит по-шекспировски, — ответила она, изучая его лицо, — «...тех, кто нам дорог». Почему в форме множественного числа?

— Послушай, я лучше вернусь в отель и поработаю, — сказал он, и ножка стула царапнула пол. — Спасибо, что позволила мне... — он кивнул в сторону детской.

— Тебе спасибо, — сказала она тихо, задумчиво.

Прим лежал под одеялом, уставившись в потолок.

Было уже близко к полуночи, и на полицейской волне сообщениями обменивались с регулярным, обнадёживающим жужжанием. И всё равно он не мог заснуть. Отчасти потому, что он боялся завтрашнего дня, но главным образом потому, что был взволнован. Он был вместе с Ней. И теперь он был почти уверен. Она тоже любила его. Они говорили о музыке. Она проявляла интерес к этому. А также к его сочинениям, как сказала она. Но они избегали разговоров о двух мёртвых девушках. Это была тема, которую, вероятно, обсуждали все остальные вокруг них. Конечно, никто из них не обладал той же информацией, которой владели они вдвоём. Если бы только они были в курсе! Если бы только она была в курсе, что он знает больше неё. В какой-то момент у него действительно возникло искушение рассказать ей всё, искушение, похожее на непреодолимое желание броситься в пропасть с моста, которое чувствуешь стоя у его перил. Например, с моста, ведущего с материка на остров Несейю36 в три часа ночи в одну из суббот в мае, когда ты только что понял, что та, кого ты считал Ею, не хочет тебя. Но это было давным-давно, он пережил это, и теперь двигается дальше. Продвинулся дальше, чем она. В последний раз, когда он слышал о ней, её жизнь зашла в тупик, как и её брак. Возможно, скоро она прочтёт о нём, прочтёт всех тех, кто восхваляет его, и тогда, возможно, она подумает, что вот он, он мог бы быть моим. Да, тогда она пожалеет.