Русский фантастический, 2015 № 01. Черновики мира [Антология] - Владимир Яценко

В реальном мире за окнами девятиэтажки тоже плавился зной. Идти никуда не хотелось, разве что сгонять, поближе к обеду, в ларек, где недавно открылась продажа в розлив свежего пива. Но отпуск стремительно катился к экватору, а затеянный с полгода назад ремонт неумолимо требовал своей доли сил и внимания. Поэтому я на скорую руку зажарил яичницу, выпил чаю и, устояв перед соблазном «всего лишь на минутку» включить компьютер, отправился заниматься делами. Путь мой лежал к городской окраине, где на территории бывшего завода имени Куйбышева одна фирмочка арендовала пару складских помещений, открыв, согласно слухам, торговлю стройматериалами по небывало гуманным ценам.

На улице стояла невероятная духота. Выплыв, распаренный, из тесного салона маршрутки, я всеми фибрами души алкал хоть немного прохлады. Как это порой случается, небо вняло моим пожеланиям с чрезмерным усердием. Откуда ни возьмись налетел шквальный ветер, пригнавший себе в сообщницы огромную косматую тучу. В недрах ее заворчало, грохнуло, и на землю обрушился ливень. Красная футболка моя, бывшая влажной от пота, мгновенно промокла до нитки. Спасаясь, я заскочил под навес заброшенной автобусной остановки, где и переждал разбушевавшуюся внезапно стихию. К счастью, все длилось недолго. Дождевые капли еще с мягким шелестом срывались с деревьев, а я уже зашагал по дорожке вдоль кирпичной ограды упраздненного предприятия.

Когда из-за угла заросшего бурьяном забора выскочил краснозвездный грохочущий паровоз, удивиться я не успел. Что есть прыти рванулся в сторону, а он, черный, блестящий, мокрый, обдал меня клубами пара и покатил, уверенно набирая ход, дальше. Машинист, загорелый, с испачканными сажей светлыми волосами, крикнул на прощание что-то витиевато-нецензурное, но за грохотом слов было не разобрать. Я остался стоять у самого края насыпи, по которой бежали удивительно новенькие, блестящие рельсы. Будто не врастали они, забытые, в землю, не ржавели, заброшенные, все эти годы. Будто не прорастали между гнилых рассохшихся шпал наглые толстые стебли лебеды и репейника.

Приходя в себя, огляделся — что-то еще было не так, кроме внезапно вернувшихся в пору собственной юности железнодорожных путей и едва не переехавшего меня нахального паровоза. Что-то не укладывалось в привычную для глаз картину. Забор? Нет, забор был «мой», знакомый. Правда, он тоже помолодел, втянул отвисший живот и расправил плечи. А может, это гроза так хорошо отмыла его старые кости? Гроза… я поднял взгляд к горизонту, где всего минуту назад вдалеке над крышами облезлых девятиэтажек клубились набрякшие облака и косые нити дождя сшивали небо и землю… Облака висели. Домов не было! Весь огромный, построенный на моей памяти микрорайон исчез, словно смытый ливнем!

Обеспокоенный, я повернул вспять и сначала пошел, а потом побежал, все быстрей и быстрей, будто бы еще мог успеть на какой-то немыслимый, отправившийся вне всякого расписания, поезд.

Когда ставший неимоверно длинным забор свернул вправо, худшие опасения подтвердились — вместо «сталинских» трехэтажек, чьи желтые стены еще недавно виднелись в просветах разросшегося призаводского парка, простирались шеренги бараков. Сам парк едва угадывался в робком рисунке нескольких асфальтированных тропинок, обрамленных жиденькими, чуть зеленевшими прутиками. А там, где когда-то бетонный микрорайон «брежневок» остановился в своем наступлении на ветшающее трехэтажное прошлое, простирался необъятный пустырь.

В смятении, я снова зашагал вдоль своего кирпичного провожатого, просто потому, что он являлся здесь чем-то единственно знакомым и близким, и не ошибся. Здание заводоуправления стояло на том же месте и осталось прежним — серого камня, с высокими окнами и коричневой крытой жестью покатой крышей. И так же стоял перед входом, простирая руку, гипсовый Ильич, только без черных потеков и уродливых граффити, за последние годы покрывших постамент статуи.

Над зданием вместо привычного триколора реяло красное знамя, и я вдруг сообразил, что завод работает. Мертвые в моем мире трубы выбрасывали к облакам дымные шлейфы, за оградой металлически вздыхало и отдувалось что-то огромное и неповоротливое.

Гремя расхлябанным кузовом, промчалась мимо виденная только в кино «про войну» полуторка. Я машинально посторонился — потоки грязной воды летели из-под ее скатов. Выглянуло, прорвав свинцовость туч, солнце, заиграло бликами в лужах, и странное спокойствие упало на меня золотой пеленой.

Я пересек пустынную площадь — здесь начинались несколько кварталов частного сектора, которые у нас называли «рабочим поселком». В моем мире они предназначались к сносу еще лет сорок назад и потому оставались за бортом любых планов коммунального водоснабжения и газификации. Теперь маленькие аккуратные домики смотрелись весело и свежо. Даже выкрашенные в синий цвет водяные колонки, которые «там» выглядели вопиющим анахронизмом, «здесь» оказались уместны и хороши. У одной из них я остановился и вдоволь напился холодной воды — жара вновь вступала в свои права, после дождя ощутимо парило.

Напротив, в палисаднике чьего-то дома, буйно цвела черемуха. В глубине двора каталась на качелях девочка лет десяти — двенадцати. Я приблизился к ограде, окликнул ее:

— Здравствуй! Ты не подскажешь, который час?

Девочка глянула с любопытством, прокричала в ответ:

— Не знаю!

— А день?

— Среда!

— А год?

Захихикала:

— А вы почему спрашиваете?

— Просто. Ну так что, год какой, знаешь?

— Девятьсот сороковой! — звонко отозвалась девочка, раскачиваясь все сильнее. Подол голубого, в темный горошек, платья то раздувался, как парашют, то опадал, облегая худые длинные ноги. Рукава-фонарики, белый отложной воротничок, колеблемый ветром… Я рывком осознал, насколько нелепо и странно, должно быть, выгляжу в черных вытертых джинсах и красной футболке с надписью «LEVTS» через всю грудь. Хорошо хоть рабочий день в самом разгаре, и вокруг нет прохожих.

Я поспешил прочь, пока во дворе не появился кто-то из старших. Вступать в разговор со взрослыми не хотелось. По крайне мере пока не обрету вид более подобающий текущей эпохе. Сороковой год! Черт бы меня побрал! Когда, как я сюда провалился?! Казалось, виною всему паровоз, невесть каким образом вынырнувший из прошлого и утащивший меня за собой следом. Проклятие! Быть может, иди я чуть медленнее или, наоборот, немного быстрее и успей пересечь пути до встречи с ним… Я еще не знал, что сюжет этот сделается отныне навязчивой мыслью, идеей фикс и будет являться во снах, снова и снова терзая душу ощущением невозвратной потери.