Мурка - Валерий Александрович Гуров

— Шварц полез за пазуху и достал оттуда шестиконечную звезду Давида на цепочке, которую поцеловал. — Клянусь! Вот что, граждане — провод могли перерезать эти изверги, сразу после моего звонка!

— Понятно, а вы — вы утверждаете, что при звонке в банк вас заверили, будто сигнала от товарища Шварца не поступало? — начальник повернулся к Марку Леонидовичу, продолжающему играть в гляделки со своим шефом.

Уж не знаю, кем мент был до того, как возглавил ростовскую милицию, но в нынешней роли у него получалось довольно складно. Вопросы задавал правильные, по делу, не будь он таким козлом, я бы сказал, что это вполне себе уровень.

— Ну-у-у, я не могу ничего утверждать, Ефим Альбертович правильно подметил, что тяжело что-то запоминать, когда...

— Марк Леонидович, уважаемый, — прервал его я. — Предполагаю, что за дачу заведомо ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность. Ведь речь о советских деньгах идет.

Банкир аж поперхнулся от этих слов. К моему удивлению, второй банкир, заслышав про дачу ложных показаний, поднял руку и, получив кивок от милиционера, заговорил.

— Вы извините, Ефим Альбертович, но вы точно не могли звонить по этому телефону, — осторожно заговорил он. — Я с утра проверял связь, согласно инструкции, и обнаружил его неисправность, о чем вам не успел сообщить, как и не установил причину неисправности.

— Так почему же ты сразу не сказали, Иосиф Бенедиктович! — вновь попытался выкрутиться Шварц. — Это ведь поломка, которая требует оперативного вмешательства специалистов.

Тот в ответ только плечами пожал.

— Так что же вас по пустякам отвлекать, банк не работает, активы арестованы, а этот телефон, — Иосиф Бенедиктович кивнул на сломанный аппарат. — Для звонков наших клиентов, которых у нас уже и не осталось... а вот второй аппарат — прямая линия с руководством. Наверное, с него вы и звонили.

Уж не знаю, хотел ли этот Йося помочь своему шефу, как по мне, так он его еще глубже закопал. Но Шварц сдаваться не собирался.

— Полагаю, раз у вас есть какие-то подозрения в мой адрес, господа милиционеры, я буду ждать вызова в участок! И там на холодную голову напишу самое подробное объяснение произошедшего.

Я, однако, был готов перейти к следующему этапу этого занимательного разговора, что и сделал.

— Как мы видим, товарищи милиционеры, шнур на телефоне не оборван, а отрезан, — я снова приподнял провод, показывая места повреждения, работали явно лезвием. — По характеру повреждений предположу, что резали ножом, а присутствие колюще-режущих предметов в банке — под строжайшим запретом. Верно говорю?

Я посмотрел на бледного охранника, который, поняв, что вопрос задан ему, с трудом, но кивнул, подтверждая мои слова. Шварц, замерев, облизывал губы, дожидаясь продолжения.

— А значит, нож, которым обрезали шнур, принадлежит преступнику. И на нем обязательно останутся отпечатки пальцев преступника, — произнося всё это, я оглядывал стойку, даже заглянул под нее и немного картинно пожал плечами. — Поскольку орудия преступления на месте нет, то предположу, что оно находится у преступника. Прямо сейчас.

Начальник кивнул на труп.

— Обыщите.

Два мента молча направились к телу, сняли занавеску, под которой я ее спрятал от Вариных глаз, и начали обыск трупа. Я молча наблюдал за происходящим, прекрасно понимая, что милиционеры и там ничего не найдут.

По крайней мере, ножа которым резали провод, у убитого точно нет. Но пусть посмотрят, я тоже посмотрю, чтобы понять, на каком уровне у Ростовской милиции профессионализм в этот период становления.

Несколько минут, пока шёл обыск тела преступника, висела тишина. Начальник молча дожидался результатов. Банкиры нервно замерли, будто их примагнитило к месту. Я воспользовался паузой и кивнул на охранника. Тот тяжело дышал.

— Врача бы человеку вызвать.

— Что с ним? — покосился начальник на охранника.

— В руку попали, жить будет, но врачу надо показать.

Начальник вернул взгляд на телефонный аппарат, видимо, думал позвонить, но вспомнив, что ни один, ни другой аппараты не работают, кашлянул в кулак. И смерил меня взглядом, как мне показалось, презрительно.

-Разберёмся... я иногда думаю, Нафаня, тебе точно ли восемнадцать годков?

— Есть сомнения?

Мент хмыкнул:

— Ты не обольщайся, вон тот труп ты ещё мне объяснишь.

— Ни в коим случае, — в ответ я пожал плечами с совершенно невинным выражением лица. — Всенепременно объясню.

Проблем с убийством в принципе быть не должно. Я действовал в рамках допустимой самообороны, есть свидетели. Уверен, что охранник и уборщица подтвердят это. Повесить на меня статью просто так вряд ли выйдет. Хотя рассчитывать на объективность вряд ли приходится, и нужно оставаться начеку.

Что до профессионализма ментов, им тут и не пахло. Ребята не боялись наследить, работали так, как будто не имеют ни малейшего представления о процессе. Но зато чего у них было не отнять, так это старания. Обыскивали они со всей тщательностью.

— Нет ничего, — закончив лазить по карманам, сообщили парни.

— Конечно, нет! — оживился Шварц и, видимо, подслушав наш разговор, резко переключился на охранника. — Товарищи, давайте, наконец, отложим разговоры, у нас человеку плохо, да и мне самому необходимо к врачу... ох... голова кружится.

Играл банкир не хуже Мэла Гибсона, что есть, того не отнять.

— Сёма, Аркаша, — позвал начальник подчинённых. — Быстро в участок, вызовите сюда врача, и вот этого, — он кивнул на меня. — Арестовать!

— Основания? — я не сдвинулся с места.

— Вы подозреваетесь в убийстве... вон того товарища! — указал мент на тело бандита.

— Самооборона, — отрезал я. — Или мне, по-вашему, следовало дожидаться, пока меня самого убьют?

— Это правда, — охранник поднял руку. — Я свидетель. Если бы пацан не выстрелил, то был бы мёртв.

— И я, я тоже подтверждаю, — пискнула уборщица. — Он ведь... меня спас.

— А я видел другое! — решил вставить свои пять копеек Шварц. — Он убил его! Марк Леонидович и Иосиф Бенедиктович подвердят, поэтому — трое против одного, арестовывайте его! А там уже разбирайтесь, самооборона это или нет.

Начальник перевёл взгляд на банкиров, но те промолчали. Мент облизал пересохшие губы, крепко задумался. Я понимал, что ему и хочется, и колется, но оснований для ареста всё-таки нет. Да и, арестовав меня, он должен будет с этим что-то делать. Стряпать бумажки и нарушать закон ему явно не хотелось. Потому подумать ему пришлось крепко. Хотелось облегчить непростую