Методологическое путешествие по океану бессознательного к таинственному острову сознания - Виктор Аллахвердов

Понятно, что подобные алгоритмы должны быть однозначными и  непротиворечивыми (т.е. отвечать логическим требованиям). Однако вряд ли осмысленно оценивать психологические техники с позиции истинности или называть теорией объяснение роли каждого шага алгоритма. Ведь с какой-то иной точки зрения, вроде бы, ничем не хуже был бы и строго противоположный совет: не теряйте времени на лишние разговоры, а потому никогда не переспрашивайте; постепенно по ходу беседы вы всё равно уточните суть проблемы, волнующей вашего клиента, но при этом не вызовете у него раздражения и недоверия вашим первоначальным непониманием. Не думаю, что из одних логических соображений можно сделать правильный выбор из этих принципиально разных подходов. Просто первый успешен почти всегда, второй же – чрезвычайно редко. Стоит, конечно, также учитывать, что в руках Мастера любая техника – не более, чем эвристика.

Беда для психологов, что клиент может признать правдоподобной любую, даже самую сумасбродную идею. А основанная на ней психологическая техника в итоге может быть весьма эффективной. В этом – успех шаманов, колдунов, целителей и прочих шарлатанов, коих так, по крайней мере, воспринимают в университетских психологических кругах. Как отличить мошенничество от реальной помощи? Нельзя же всерьёз считать достаточным критерием для признания грамотности профессиональной деятельности наличие у занимающегося этой деятельностью человека диплома о высшем психологическом образовании, как это иногда предлагается. В таком случае любой психолог-шарлатан (а такие, к сожалению, тоже встречаются) уже заведомо защищен от профессиональной критики. В то же время талантливые самородки заранее предаются анафеме, хотя самые первые психологи (и У. Джеймс, и З. Фрейд) просто не имели возможности обучаться на факультетах психологии – их тогда ещё на свете не было. А.Ш. Тхостов справедливо видит в требовании запретить терапевтическую практику лицам, не имеющим особого сертификата-диплома, кроме очевидной финансовой подоплеки и разумного отчуждения от некомпетентных лиц, своеобразную сакрализацию профессии, увеличивающую внушающий характер воздействия терапевта, наделяя его особыми неведомыми клиентам знаниями.[378]

Задачу отделения зерён настоящих психологических техник от плевел шарлатанства как раз и призвана решать психология как наука. Типичная исследовательская работа в области практической психологии – проведение эмпирических исследований, в которых учёные пытаются диагностировать эффективность тех или иных психологических техник и определить границы их применимости. Но и в таких исследованиях можно лишь более-менее удачно оценить, произвело ли воздействие ожидаемый эффект, но далеко не всегда можно выяснить, что именно этот эффект вызвало, что в данной технике было эффективным: сама техника, тот или иной отдельный технический приём, невежество клиента, верящего в чудодейственность зачастую бессмысленного приёма, или личностные качества психотерапевта, просто его вызывающий доверие вид или сложившийся у этого психотерапевта высокий рейтинг (например, как автора популярных книг) и пр. Прав А.Ш. Тхостов: «Истинные качества продаваемого продукта или конкретные умения данного продавца, как правило, куда менее весомы, чем его способности внушить доверие предполагаемому клиенту. Эта сфера работы практикующего психолога мало отличается от продажи мифов в любой другой человеческой деятельности... Самые дикие и абсурдные лечебные практики обладают терапевтическим эффектом», а «идея изучения совершенно очевидно мифологического телевизионного лечения А.М. Кашпировского объективными методами напоминает попытку объяснить действие Библии на верующих химическими свойствами бумаги, на которой она напечатана».[379] Не стоит поэтому удивляться мнению А.С. Сосланда: «мы не располагаем возможностями проверить ни справедливость предлагаемых объясняющих концепций, ни адекватность методик, удостоверяющих эффективность психотерапевтических техник».[380] Не стоит поэтому удивляться, что в некоторых школах психотерапии, особенно тех, где любят феноменологические рассуждения, оценка эффективности зачастую сводится непосредственно к самоощущению психотерапевта. В итоге в психологической практике наблюдается такой расцвет эклектики, который даже эмпирикам не снился, здесь вообще «никто не работает в рамках какой-то одной психологической теории».[381]

Важную роль в оценке эффективности метода играет теоретическое (логическое) обоснование применимости метода. Метод, не имеющий логического обоснования, всегда вызывает сомнения, а его применение оценивается научными кругами как опасное. Н.А. Носов, рассматривая различные концепции возникновения ошибок в деятельности человека, прав, когда пишет: «практический опыт достаточно “мягок”, чтобы свидетельствовать в пользу той или иной концепции, ... любая концепция может объяснить любую ситуацию».[382] Это справедливо для оценки научной обоснованности практически любых психологических техник. Теоретическое построение само по себе, как правило, не может подтвердить корректность того или иного технического приёма, хотя и может повышать оценку его надёжности. Но всё же оно может запретить применение некоторых заведомо негодных средств. Если психологическая техника опирается на очевидно ложный посыл, противоречит всему теоретическому знанию, то такая техника всё-таки не должна использоваться, как бы эффективна она ни была. Например, экзорцизм (метод изгнания дьявола), хотя он и был одно время успешен при лечении истерии, не может считаться удачным методом и не должен применяться, поскольку в корне «противоречит рациональной структуре психологического знания».[383] Однако для того, чтобы наложить запрет на эффективную технику, в зону практической деятельности необходимо вводить этические нормы. Должна действовать заповедь «не навреди»: если практический метод может многим помочь, но при этом может также оказаться заведомо вредным для некоторых (и нельзя до его использования установить, для кого именно) его применение этически не допустимо.

Развитие техники, как известно, может вести к самым разным последствиям и способствовать как созиданию, так и разрушению. Отцы-основатели не только естественных, но и технических наук – Леонардо и Галилей – получали государственные субсидии, прежде всего, за достижения в совершенствовании военной техники. Однако, по мудрому выражению Б. Рассела, техника «вселяет в людей уверенность в том, что они в состоянии творить чудеса, но не указывает им, какие чудеса следует творить».[384] Это тем более справедливо для разнообразных техник манипулирования сознанием. Такое манипулирование, наверное, иногда неизбежное в воспитательных и лечебных целях, превращается в руках циников, набухающих от богатства за счёт его применения, в ужасающее оружие оболванивания людей.

Некоторые практические теории возводят манипулирование сознанием в неизбежный принцип жизнедеятельности. Одним из наиболее ярких достижений эпохи Возрождения становится "Государь" Н. Макиавелли, напрямую призывающий правителей к лицемерию как способу самой эффективной политической деятельности. В современную эпоху в один ряд с этим замечательным произведением можно поставить те экономические теории, которые провозглашают, что товар стоит ровно столько, сколько за него готовы платить. В той мере, в какой эта абстрактная теоретическая позиция принимается за практическую рекомендацию, она становится безнравственной. Ведь из неё с очевидностью следует (и, кстати, весьма успешно воспринято многими практиками): цену товара следует повышать не улучшением его качества, а гораздо более дешёвым путём – путём манипулирования сознанием с помощью любых пусть даже весьма этически сомнительных способов, например, с помощью недоброкачественной рекламы (впрочем, с доброкачественной рекламой большинство людей, наверное, никогда и не сталкивалось). Поэтому в практической деятельности чрезвычайно важны этические требования, выполнение которых может контролировать, прежде всего, само профессиональное сообщество. Потому же так велика роль различных этических кодексов, принятых в разных психологических ассоциациях мира.

Ученый в области практической деятельности тогда приобретает известность, когда создает некую новую технологию и способен логически обосновать ее эффективность. В психологии это труднее всего, потому что не существует признанных критериев эффективности, а, значит, любая технология всегда может быть подвержена критике. Но есть и более легкий путь: взял существующую технологию, поменял в ней кое-что, не очень существенное, провел сравнение по ряду показателей – от ситуации «до применения технологии» к ситуации «после» (вообще-то говоря, надо бы доказывать, что используемая техника имеет преимущества над плацебо-эффектом, но, признаемся честно, обычно так не делается), получил некоторые различия и сделал вывод: полученные данные позволяют утверждать, что предложенные усовершенствования стандартной технологии эффективны. Важно лишь не делать существенных изменений (потому что тогда научное сообщество может вообще не принять новую технологию) и не претендовать на построение объяснительной теории (ибо тогда научное сообщество может с ней не согласиться). Почти все, кто добился признанных успехов в области практической психологии подчеркивают, что тό, чем они занимаются, более напоминает искусство (я бы назвал это иначе – магию), а не науку. И всё-таки все великие практики строили объяснительные концепции. Правда, в большинстве случаев эти концепции трудно всерьёз сопоставлять с естественнонаучными теориями.