100 великих кумиров XX века - Игорь Мусский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повсюду её встречали бурными овациями. Повсюду театральные критики заканчивали восторженные отзывы тем, что у них не хватает слов, чтобы описать виденное и пережитое. Повсюду для тех, кто видел Галину Уланову, легенда о ней становилась явью. У великой балерины представители всех искусств находили источник прекрасного и чистого вдохновения… Красота Улановой — это истинно русская красота, красота Пушкина и Толстого. Николай Бенуа однажды сказал: «Уланова — это Рафаэль с душой Микеланджело».
Статьи об Улановой в советской и зарубежной прессе пестрели самыми пышными эпитетами: «гениальная», «божественная», «неповторимая», «первая балерина мира», «чудо света», «балерина на все времена», «белый лебедь русского балета», «сенсация XX века». Майя Плисецкая утверждает, что творчество Улановой всегда представлялось ей огромной вершиной искусства: «Уланова создала свой стиль, приучила к нему. Она — эпоха Она — время. Она — обладательница своего почерка. Она сказала своё слово, отразила свой век, подобно Моцарту, Бетховену, Прокофьеву».
Галина Сергеевна Уланова родилась 8 января 1910 (по старому стилю — 26 декабря 1909 года) года в Петербурге. Её родители — балетный актёр и режиссёр Мариинского театра Сергей Николаевич Уланов и Мария Фёдоровна Романова, танцовщица и педагог. Когда Галя поступила в хореографическую школу, она часто видела маму, так как она преподавала классический танец.
На выпускном спектакле Уланова исполнила Вальс и Мазурку в «Шопениане» и па-де-де «Феи Драже» в «Щелкунчике». Она была принята в труппу Ленинградского театра оперы и балета, где дебютировала в партии принцессы Флорины («Спящая красавица»). А в январе 1929 года состоялось её выступление в партии Одетты-Одиллии в балете «Лебединое озеро». Дебютантку сравнивают с молодой, но уже знаменитой в то время Мариной Семёновой.
Уланова с юности была застенчива и наивна. Она уже выступала в больших партиях, но долгое время стеснялась… получать свою зарплату: «Прежде меня учили в школе, теперь дают танцевать на сцене — да ещё и платят за это деньги?.. Как-то неловко подходить к окошечку кассы».
В конце двадцатых годов Алексей Толстой посмотрел по настоянию друзей спектакль с участием молодой балерины. Его друзьям не терпелось узнать мнение писателя. «Не понимаю, почему вы так волнуетесь, — пожал плечами Толстой. — В конце концов, она всего лишь обыкновенная богиня…» Литератор, возможно, даже сам не предполагал, какую меткую фразу он обронил.
Москвичи узнали и полюбили актрису в середине тридцатых годов — во время её гастролей на сцене Большого театра Галина Уланова сторонилась политики, избегала общения с представителями власти. Но не всегда это удавалось.
Перед самой войной с Германией Уланову и Сергеева вызвали из Ленинграда в Москву, танцевать «Жизель» в Большом театре. Причём перед началом стало известно, что в зале присутствует Риббентроп. Спектакль прошёл с большим успехом, а утром в дверь гостиничного номера Улановой постучали. На пороге стояла женщина с букетом роз в руках. Она назвалась переводчицей и сказала: «Господин Риббентроп не смог лично засвидетельствовать вам своего восхищения, но просил передать эти цветы». Уланова взяла букет и с ужасом подумала: «Теперь меня непременно посадят!» Она поспешила в номер к Сергееву, которому стоило большого труда её успокоить.
Во время войны Галина Уланова часто выступала перед советскими воинами. «Мы ежедневно получали письма от фронтовиков, письма о том, как им дорог театр, — вспоминала балерина. — Эта забота о нас и нашем искусстве совершенно незнакомых людей очень трогала всех».
Одно из таких писем прислал ей солдат из деревни, только что освобождённой от гитлеровцев. «В каком-то доме мы нашли вашу фотографию в роли Одетты в „Лебедином озере“, — писал боец. — Фотография была пробита пулями, но солдаты взяли её с собой в расположение части. Когда на передовой наступало затишье, каждый очередной дневальный считал своим долгом поставить перед вашим портретом букетик цветов».
В начале 1944 года Галина Уланова навсегда связала свою судьбу с Большим театром. Именно тогда её имя стало легендарным. Каждое выступление Улановой становилось событием. Все билеты, словно по волшебству, тотчас же исчезали. Самая большая любезность, какую можно оказать высокопоставленному лицу, приехавшему в столицу, это повести его на балет с участием Улановой.
«Я знаю иностранцев, которые исчисляют время своего пребывания в Москве количеством просмотренных ими спектаклей с Улановой, — рассказывал Гаррисон Солсбери, корреспондент газеты „Нью-Йорк таймс“. — „Вы хотите знать, сколько лет я живу в Москве? — спрашивает один из таких людей. — Я видел Уланову двадцать четыре раза в „Лебедином озере“ и пятнадцать раз в „Ромео и Джульетте“. Значит, я прожил в Москве шесть лет…“»
Всемирную славу принесли Улановой её зарубежные гастроли. Триумфы балерины в Англии, Китае, Германии, Италии, Франции, США, Австрии, Венгрии и других странах равны успехам такой прославленной танцовщицы прошлого, как Анна Павлова.
В 1951 году Уланова выступала во Флоренции в дни «Музыкального мая». Английский журнал «Дансинг таймс» так оценил её выступление: «Не могло быть никаких сомнений в том, что она — великая балерина. Её величие состоит из двух элементов — выдающегося индивидуального лиризма и благородной, величавой манеры русской школы».
Во Флоренции Уланову впервые увидела двадцатилетняя американка Эвелина Курнанд. С тех пор она не пропускала ни одного выступления Улановой за рубежом, где бы оно ни происходило. И неизменно балерина получала цветы с визитной карточкой её романтической поклонницы. Эвелина основала во Франции свою балетную труппу и взяла псевдоним Анна Галина, соединив в нём Анну Павлову и Галину Уланову.
Ещё более взволнованные отклики вызвали гастроли Улановой в Берлине. В Мюнхене её вызывали так долго и упорно, что был уже опущен противопожарный занавес, она уже сняла театральный костюм и надела халатик, чтобы сесть за столик и снять грим. Но публика не расходилась, и Улановой всё-таки пришлось ещё раз выйти в этом халатике, откуда-то из бокового входа.
В Лондоне Уланова познала такой триумф, как ни одна балерина со времён Павловой. Овации продолжались почти полчаса. Знаменитая балерина Марго Фонтейн была в слезах. «Это магия, — сказала она. — Теперь мы знаем, чего нам не хватает. Я не могу даже пытаться говорить о танцах Улановой, это настолько великолепно, что я не нахожу слов».
«Я плохо помню премьеру „Ромео“ в Лондоне, — рассказывала Галина Сергеевна. — Помню, что было очень страшно. Позже мы узнали, что в зале присутствовали Лоренс Оливье, Вивьен Ли, Тамара Карсавина, Марго Фонтейн. Когда окончился первый акт, в зале стояла гробовая тишина. Какое-то мгновение, секунды, которые показались вечностью. Неизвестно, чем эта тишина обернётся… И что будет дальше?! Будто перед грозой… Потом зал встал, грянули аплодисменты, крики…»
Леонид Лавровский в своей публичной лекции об Улановой тоже вспоминал о её потрясающем успехе в Лондоне:
«Шёл спектакль „Жизель“ с участием Улановой. На этом спектакле присутствовала королева. Обычно её прибытие сопровождается очень торжественным ритуалом.
Как только королева появилась, весь зрительный зал встал и вытянулся, как на параде, почти не дыша. И вот в этом молчащем зале она продефилировала и опустилась в своё кресло.
Точно такая же церемония соблюдается и после конца спектакля, когда уходит королева. Все встают, поворачиваются в её сторону, и никто не расходится и не аплодирует, пока она не уйдёт.
Так вот, после спектакля „Жизель“ с участием Галины Сергеевны, когда опустился занавес, все зрители бросились к сцене, раздались бурные, несмолкаемые аплодисменты. И никто не заметил, как королева ушла.
Когда Уланова вышла после последнего спектакля из театра, на моих глазах как бы возникли страницы из далёкого прошлого, когда поклонники актёров выпрягали лошадей из коляски, впрягались сами и неслись по улицам Петербурга или Москвы. Сейчас лошадей нет, ходят автомобили. Уланова прошла к машине, которая её ожидала под охраной полиции, потому что было такое количество людей, что полицейские должны были её провожать.
Когда она села в машину, зрители не дали завести мотор и так — на холостом ходу — Уланову привезли в отель».
Уланова поражала наблюдателей не только глубиной своего искусства, но и скромностью. Об этом писала в своём очерке Мэри Кларк: «Её простота, скромность, полное равнодушие к рекламе сначала очень удивили репортёров, но постепенно завоевали глубокое уважение всех». Святослав Рихтер, много лет друживший с Улановой, характеризовал её как «тихую, скромную, элегантную женщину, с редким тактом, воспитанную в ту эпоху, когда ценили дар и душевную красоту».