Леди и джентльмены - Джером Джером
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тот вечер Соломон Эпплъярд сидел, выпрямившись на своем стуле, пребывая в некотором замешательстве. Пока он лишь смог понять, что некий молодой человек, помощник бакалейщика, но не помощник бакалейщика… и это, разумеется, не его вина, просто отец этого молодого человека показал себя грубым чудовищем… повел себя ужасно… но не так, чтобы совсем ужасно, как мог бы повести, а потом поступил очень честно, учитывая тот факт, что ничего не мог с собой поделать. Гельвеция, разумеется, очень на него разозлилась, но, с другой стороны, едва ли она могла поступить иначе, раз уж не знала наверняка, питает к нему теплые чувства или не питает. Все было очень пристойно и никогда бы не случилось, если б она это знала; все это ее вина, за исключением многого, в чем ее вины нет; но из них двоих она винит только себя, потому что не догадалась, к чему все может привести. И думает ли он, Соломон Эпплъярд, что она должна сильно злиться и ни за кого не выходить замуж, или, с учетом того, что не предугадала такого развития событий, должна обручиться с единственным мужчиной, которого способна полюбить?
— Ты не должен думать, папа, что я хотела обмануть тебя. Мне следовало рассказать тебе все… и, ты знаешь, я бы рассказала… если б все не произошло так быстро.
— Напомни, ты называла мне имя этого молодого человека или нет? — спросил Соломон.
— Натаниэль, — ответила мисс Эпплъярд. — Разве не называла?
— А фамилию его ты знаешь?
— Гриндли, — ответила мисс Эпплъярд. — Сын Гриндли, человека-соуса.
И тут она испытала один из редких сюрпризов в своей жизни. Никогда, насколько она помнила, отец не отказывал ей ни в одном желании. Он овдовел двенадцатью годами раньше, и дочь стала его единственной отрадой. И его страстная клятва, что он ни при каких обстоятельствах не даст согласия на брак своей дочери с сыном Езекии, крайне удивила ее. Мольбы и даже слезы впервые на ее памяти не принесли желаемого результата.
Та еще заварилась каша! Тот факт, что Гриндли-младший мог пойти против родителя, рискуя, возможно, потерей наследства, похоже, не рассматривался обоими как что-то невероятное. Когда Натаниэль Джордж темпераментно воскликнул: «Пусть оставляет деньги себе, если хочет! Я и сам найду место в этой жизни. Чтобы заплатить мне за отказ от тебя, не хватит всех денег этого мира!» — Джанет в глубине души подумала, что ей это нравится, пусть даже сыну не подобало такое отношение к отцу. Но она сама не могла даже подумать о том, чтобы пойти против воли отца. И как они могли выйти из этого положения?
Возможно, некий Питер Хоуп, проживающий на Гуфсквер, мог помочь молодым людям дельным советом. Мнение Питера Хоупа, редактора и совладельца «Доброго юмора», еженедельника, стоившего один пенс, ценил и уважал Соломон Эпплъярд, издатель вышеуказанного еженедельника, в типографии которого он и печатался.
— Хороший парень старина Хоуп, — часто говорил Соломон своему исполнительному директору. — Не беспокой его больше необходимого; ситуация изменится к лучшему. Ему мы можем доверять.
Питер Хоуп сидел за столом, лицом к мисс Эпплъярд. Гриндли-младший устроился на пуфике под центральным окном. Заместитель редактора «Доброго юмора» стояла у камина, убрав руки за спину.
Дело, представленное Питеру Хоупу, относилось к наиболее сложным.
— Разумеется, — объясняла мисс Эпплъярд, — я никогда не выйду замуж без согласия своего отца.
Питер Хоуп счел эту мысль правильной.
— С другой стороны, — продолжила мисс Эпплъярд, — ничто не заставит меня выйти замуж за человека, которого я не люблю.
Опыт Питера Хоупа привел его к выводу, что молодые люди иной раз могут и передумать.
Собственное мнение Питера, пусть он и не выразил его вслух, состояло в том, опять же исходя из личного опыта, что оно ничего не значило.
— Я пойду прямо к отцу, — перехватил инициативу Гриндли-младший, — и скажу ему, что на всю жизнь обручен с мисс Эпплъярд. Я знаю, что будет потом. Я знаю, как он отреагирует. Он лишит меня наследства, и я уеду в Африку.
Питер Хоуп не смог уяснить для себя, каким образом исчезновение Гриндли-младшего на просторах Африки могло содействовать решению рассматриваемой проблемы.
Гриндли-младший полагал, что просторы Африки куда лучше жалкого существования в пределах Лондона.
Питер Хоуп подозревал, что Гриндли-младший в этот момент разошелся со здравомыслием, которое ранее — Питер Хоуп на это надеялся — служило Гриндли-младшему путеводной звездой.
— Мне кажется… — подала голос заместитель редактора.
— Помолчи, Томми… я хочу сказать, Джейн, — прервал ее Питер Хоуп. При посторонних он всегда называл ее Джейн, за исключением тех случаев, когда волновался. — Я знаю, что ты хочешь сказать. И могу без этого обойтись.
— Я только собиралась сказать… — По голосу чувствовалось, что заместитель редактора страдает от допущенной по отношению к ней вопиющей несправедливости.
— Я знаю, что ты собиралась сказать, — вновь прервал ее Питер Хоуп. — Это видно по твоему подбородку.
Ты намерена взять их сторону. Предложить, чтобы они повели себя неподобающим образом по отношению к своим родителям.
— Нет, — возразила заместитель редактора. — Я лишь…
— Собиралась, — настаивал Питер. — Не следовало разрешать тебе присутствовать при нашем разговоре. Я же знал, что ты обязательно вмешаешься.
— …хотела сказать, что в редакции нам не помешает еще один человек, ты это знаешь. И если мистера Гриндли устроит маленькое жалованье…
— К черту маленькое жалованье! — фыркнул Питер.
— …тогда ему не придется уезжать в Африку.
— И чем это нам поможет? — осведомился Питер. — Даже если этот юноша окажется таким… таким упрямым, что посмеет пойти против воли отца, который все эти годы работал на его будущее, как это поможет нам обойти отказ мистера Эпплъярда?
— Разве ты не видишь… — начала объяснять заместитель редактора.
— Нет, не вижу! — рявкнул Питер.
— Если он объявит своему отцу, что ничто не заставит его жениться на ком-либо, кроме мисс Эпплъярд, отец лишит его наследства, что он полагает весьма вероятным…
— Безусловно! — воскликнул Гриндли-младший.
— И хорошо. В этом случае он перестанет быть сыном старшего Гриндли, то есть у мистера Эпплъярда больше не будет оснований не давать согласия на брак дочери с Гриндли-младшим.
Разве мудрость зрелости когда-нибудь могла устоять против энтузиазма юности, устремленной к поставленной цели? Бедный Питер после долгих уговоров позволил втянуть себя в этот заговор, и уже следующим утром Гриндли-младший стоял перед отцом в кабинете последнего.
— Очень сожалею, сэр, если я не оправдал ваших надежд.
— К черту твои сожаления! — ответил Гриндли-старший. — Держи их при себе, пока тебя не попросят их высказать.
— Я надеюсь, мы расстаемся друзьями. — Гриндли-младший протянул руку.
— Почему ты меня злишь? — спросил Гриндли-старший. — Последние двадцать пять лет я думал только о тебе.
— Я не злю, сэр, — ответил Гриндли-младший. — Я не могу сказать, что люблю вас. Я сомневаюсь, что вы хотели этого от меня. Но вы мне нравитесь, сэр, и я вас уважаю. И… я сожалею, если приходится причинять вам боль.
— То есть ты готов отдать все свои планы на будущее, все деньги ради этой… этой девушки? — Похоже, мне ничего и не нужно отдавать, сэр.
— Денег не так уж и много, как я мог ожидать, — после паузы продолжил Гриндли-старший. — Может, оно и к лучшему. Я мог бы проявить большее упрямство, если бы все шло хорошо. Господь вразумил меня.
— Дела идут не слишком хорошо, папа? — спросил молодой человек с печалью в голосе.
— Тебе что до этого? — фыркнул Гриндли-старший. — Ты теперь отрезанный ломоть. Бросаешь меня, когда я иду ко дну.
Гриндли-младший, не зная, что и сказать, просто обнял невысокого старичка.
И вот тут блестящий план Томми затрещал по швам и потерял все шансы на претворение в жизнь. Потому что Гриндли-старший вновь нанес визит в большой дом на Невилс-Корт и надолго затворился со старым Соломоном в кабинете последнего на втором этаже. Уже поздно вечером Соломон открыл дверь и попросил Гельвецию спуститься к нему.
— Я знаю тебя с давних пор. — Езекия Гриндли поднялся. — Ты тогда была совсем маленькой девочкой.
Позже доставивший всем столько хлопот злосчастный соус канул в Лету, уступив место новым достижениям пищевой промышленности. Гриндли-младший взялся за изучение печатного бизнеса. Старик Эпплъярд, казалось, только этого и ждал. Шесть месяцев спустя его нашли мертвым в помещении бухгалтерии. Гриндли-младший стал издателем еженедельника «Добрый юмор», который теперь печатался в его типографии.
История четвертая
Мисс Рэмсботэм предлагает свои услуги