В погоне за призраком, или Испанское наследство - Питер Марвел

Уильям понял, что далее молчать невозможно. Еще минута, и его репутация будет безнадежно испорчена и здесь. А он усвоил, что в этих краях репутация для человека гораздо важнее, чем в закрытом лондонском клубе. Плохая репутации вела здесь прямиком на кладбище.

Справедливости ради нужно сказать, что Уильяму не пришлось совершать над собой какого-то сверхъестественного усилия. Вспыльчивый, воспитанный в истинно дворянском духе, он легко воспламенялся, когда речь шла о чести, тем более что все происходило при многочисленных свидетелях.

– Так в чем дело, ты, плесневелый сухарь?! – поиздержавшийся скандалист повысил тон. – Я хочу знать, почему ты посмел избрать меня мишенью своих шуток?

– Но я не шутил с вами, – уклончиво сказал Джереми, косясь на пистолеты за поясом Длинного Мака. – Мы разговаривали о своих делах.

– Нет, вы послушайте эту сухопутную курицу! – воскликнул Длинный Мак и заржал. – Он увиливает от ответа! То он шутил, то не шутил... Ты меня за дурака, что ли, принимаешь?

– А за кого ж еще! – неожиданно сказал Уильям. – За кого же еще можно принимать человека, до которого с таким трудом доходят самые простые слова?

– И ты сказал это Длинному Маку? – с какой-то даже печалью произнес нервный господин. – Ну что же, сдается мне, что сегодня портовым собакам будет знатная пожива! Потому что я собираюсь заколоть тебя сейчас, как свинью, сопляк!

Последние слова он прорычал с такой яростью, что по спинам окружающих пробежали мурашки. Но Харта и самого уже охватил азарт начинающейся драки. Он вскочил, ухватился за край тяжелого деревянного стола и опрокинул его на Длинного Мака. Тот едва успел отскочить и тут же принялся осыпать Харта ругательствами. В следующее мгновение он выдернул из ножен свою абордажную саблю и с торжествующим ревом бросился на Уильяма. Его диковатые приятели разом схватились за дубинки и ножи. Уильям едва успел выхватить шпагу, как клинок соперника со свистом рассек воздух перед самым его носом.

Но тут Джереми – намеренно или невольно – внес и свою лепту. Он свалился вместе со скамьей прямо под ноги Длинному Маку и его приятелям.

В то же мгновение из-за соседнего стола вдруг вскочил какой-то мужчина и, выхватив саблю, нанес рубящий удар индейцу, в руке которого сверкнул остро отточенный нож. Индеец, который уже начинал обходить Уильяма сзади, страшно вскрикнул и, схватившись за изувеченную руку, попятился было назад, но споткнулся о валявшуюся бутылку и шлепнулся на землю. Тем временем Джереми потянулся и ловко лягнул мулата прямо между ног. При этом тот изрыгнул какоето проклятие и отскочил, инстинктивно закрыв руками столь ценные для каждого мужчины органы.

– Получай! – в ярости крикнул, размахнувшись саблей над головой, Длинный Мак.

В ответ Уильям, без труда увернувшись от сабли, почти бессознательно сделал свое коронное туше и нанес быстрый как молния укол. Шпага вошла Длинному Маку точно между ребер и по меньшей мере на целую ладонь погрузилась в его долговязое тело.

Длинный Мак вскрикнул от боли и схватился рукой за торчащий в его груди клинок.

– Попал! – радостно закричал Джереми.

Секунду они смотрели друг другу в глаза – раненый и Уильям. В таверне воцарилась тишина. Все взоры были обращены на Уильяма, но теперь в глазах завсегдатаев появилось какоето новое выражение.

– Оо, дьявол! – наконец выдохнул Длинный Мак. – Ты меня убил!

Уильям слегка растерялся. Он впервые нанес человеку тяжелую, а возможно, и смертельную рану и теперь не знал, что ему делать. Они застыли, глядя друг на друга, как некая живая картина дуэли: Уильям со шпагой в вытянутой руке и Длинный Мак, пронзенный этим самым клинком. Его пальцы, которыми он схватился за ребра клинка, были испачканы кровью.

Неизвестно, как долго продолжалась бы эта немая сцена и чем бы она закончилась, если бы положение не спас Джереми.

– Бежим, сэр! – заорал он и, подняв тяжелую деревянную скамью, обрушил ее на голову мулата, дружка Длинного Мака.

Раздался треск, как будто раскололся орех. Мулат пошатнулся, выронил из рук мачете, с которым собирался броситься на Харта, и повалился к ногам Джереми. Тот еще раз взмахнул скамьей, как будто отбиваясь от окружающих его врагов, но поскольку никто не собирался на него нападать, Джереми швырнул ее в поднимающегося на ноги индейца. Потом он схватил Уильяма за руку и потащил к дверям.

Уильям опомнился, выдернул окровавленное лезвие из груди Длинного Мака и ринулся за матросом, так и не успев поблагодарить неожиданного помощника.

– Ходу, сэр! – выкрикнул Джереми, вовсю работая локтями. – Эти лягушатники горазды махать кулаками, когда их десять на одного! Держитесь за мной, сэр, и не отставайте!

Уильям с обнаженной шпагой в руках помчался что есть духу вслед за матросом. Ему было совсем не по душе такое беспорядочное отступление, тем более когда бросал на произвол судьбы незнакомца, который так неожиданно пришел ему на помощь. Но он не мог не признать, что в той характеристике, которую Джереми дал французам, есть доля истины, и поэтому несся следом не замедляя хода. По большей части завсегдатаи таверны были представлены сынами этой легкомысленной нации, и теперь, озверев от вида пролившейся крови, все, кто мог держаться на ногах, устремились в погоню за двумя дерзкими англичанами, которые обнаглели настолько, что не просто осмелились обнажить оружие на французской земле, но, по слухам, имели отношение к такой интернациональной вещи, как серебро. Было бы весьма странно, если бы на таких удивительных людей здесь не обратили никакого внимания. В то же время Уильям зря волновался о своем неожиданном спасителе – о нем попросту забыли.

Говорят, что матросы не большие мастаки бегать, но Джереми опроверг эти ложные слухи, продемонстрировав завидную скорость. Уильям тоже не отставал, хотя душа его противилась этому позорному, по его мнению, бегству и требовала вступить в схватку лицом к лицу. Единственное, что его останавливало, – это нежелание терять своего нечаянного соратника из виду. Сам Джереми вряд ли предавался подобным размышлениям. Вместо этого он бежал что есть духу по кривым запутанным улочкам, перепрыгивая через изгороди и топча огороды, которые вначале сменились каменными добротными домами, а затем вновь перешли в жалкие хижины, коекак слепленные из глины и тростника. На прогретых полуденным солнцем улицах не было ни души – только тощие собаки валялись на мостовой, изнывая от жары и косясь на бегущих бельмастыми глазами.

В какой-то момент Уильям сообразил, что крики и топот преследователей стихли, и остановился. Джереми по инерции пробежал еще несколько шагов, но, обернувшись, тоже встал и, привалившись спиной к мохнатому стволу кстати оказавшейся поблизости пальмы, принялся жадно глотать горячий воздух.