Африка - Растко Петрович

на то, что мне удастся проехать ещё полтораста километров, отделяющие меня от Нигера. Вопрос в том, сможем ли мы вытащить его из ямы, а если и сможем, захочет ли он везти нас дальше. Я ругаю шофёра, ливанец молчит, опасаясь, что тот обидится и бросит нас тут, а сам отправится дальше пешком – негра дальней прогулкой не напугать! Сообща выгружаем мешки, давимся, чихаем и кашляем от перца.

До десяти вечера пытаемся достать грузовик из ямы. Наконец он гордо стоит на её краю; фары разбиты, но моя лампа освещает его ярко-зелёную кабину. Отказывает переключение передач. Приходится вскрыть коробку, подтянуть винты, немного подправить погнутые детали; всё работает, но как только коробка закрыта и прикручена, рукоятка опять тугая. И так повторяется несколько раз.

Спустя время мимо нас проходят какие-то негры: они идут пешком в Бугуни, один из них работает шофёром в Бамако и решил проведать семью. Он разбирает чуть ли не всю машину; после целого часа работы, довольный, говорит, что всё починил, и начинает её собирать. Однако не хватает двух винтов – их нет ни под машиной, ни вокруг неё, нигде! Если они провалились куда-нибудь в механизм, мы все можем погибнуть. Опять разбираем машину, ищем. Тщетно!

В полночь приходим к выводу, что всё это просто безумие, которое ни к чему не ведёт. Мы всё больше раздражаемся, а сделать что-либо при столь тусклом освещении не можем. Вот рассветёт, тогда и решим, как быть.

Негры, держащие путь из Бамако в Бугуни, уходят. Через пару минут возвращаются с мёртвой куропаткой, которую нашли на дороге. Ливанец только что не бьётся в отчаянии.

А ночь бесподобна. Шофёр и другие негры ливанца отправляются в саванну и вскоре приносят целое сухое дерево и охапку сена. У костра они чувствуют себя привольно, жарят наловленную с утра дичь, болтают промеж собой. Ливанец ничего не ест, постель расстилать не хочет – устраивается спать на узком сиденье кабины грузовика, под рулём. Я разворачиваю свою постель прямо посреди саванны, возле грузовика, негры укладываются в кузове на мешках.

Поскольку звери боятся света и огня, оставляем зажжённую лампу и тлеющий костёр.

Ближайшее населённое место находится в тридцати километрах. Лежу, закутавшись в одеяло, надо мной бескрайнее южное небо, усыпанное звёздами. Отчётливо слышу, как в саванне лают и завывают звери. Согласно моему атласу, я по-прежнему нахожусь в районе, который считается охотничьими угодьями и стоит на четвёртом месте в мире по численности крупной дичи. Мне известно, что зверь не нападёт на человека без повода, но сейчас, когда сгустилась ночь и все уже спят, мне приходит в голову: «Да как же ему не упустить такой удобный случай!» – и если бы не стыд, я бы тоже с удовольствием залез на мешки с перцем, хоть он и вызывает кашель.

Вечер моей Славы!65 Грустный вечер без выпивки; от пересоленного жареного мяса першит в горле! Но при этом вокруг дивная звёздная саванна! Живи я тысячу лет, столько лет и любил бы всё это!

Ночь небывало студёная, и я с грустью думаю о бедном Бубу, не привыкшем к таким перепадам дневных и ночных температур. В какой-то момент просыпаюсь, явственно ощущая, что надо мной нависает и суёт мне в лицо свою морду огромный зверь. Приоткрываю глаза и вижу: чья-то продолговатая голова касается моей щеки и уха. Я вроде бы даже чувствую тёплое дыхание и прихожу в ужас. На самом деле над моим лицом навис всего-навсего край одеяла, а животное было воображаемым, но ужас-то был реальным! Тем не менее он тут же притупляется, а вскоре и бесследно исчезает, как затихает рябь на воде. Сон, подобно необъятной ночи, окутывает всё вокруг.

Пробуждаюсь, утро прекрасно. Оно несёт в себе приятное удивление, с каким просыпаешься в новой для себя местности или в комнате, которую не успел как следует рассмотреть накануне. Пейзаж величественный, наша машина смотрится на его фоне как сломанная игрушка. Шофёр в окружении негров колдует над разобранным грузовиком. Ливанец, бледный от холода и тоски, держит руки в карманах, голова втянута в плечи. И только я лежу посреди дороги на своём ложе, возле которого стоит небольшой столик, и представляю собой забавное зрелище: уж не ураган ли унёс стены и потолок моей комнаты. Выбравшись из-под одеяла, с удивлением обнаруживаю, что поверх моего дорожного платья надет ещё и шерстяной купальный костюм: ночью, дрожа от холода, я открыл свой походный шкаф и наугад вытащил из него первую попавшуюся тёплую одежду.

Иду к протекающему неподалёку ручью, тщательно умываюсь, спугнув стаю чёрно-белых птиц, которые теперь кружат надо мной, с любопытством наблюдая, как я бреюсь. Коробка передач заработала, винты найдены; шофёр заявляет: «Педли иси боку пети фетис; нон вуле сасе ну, вуле асасине!» (Кулопаток здесь много маленький фетис, не хотеть охотисься мы, хотеть убить!) Он лукавит: прекрасно понимая, что виноват, он тем не менее разыгрывает комедию, тормозя всякий раз, как только перед машиной оказывается куропатка. Что же касается ливанца, то страсть к охоте, очевидно, покинула его навсегда.

Пересекаем широкие реки, берега которых населены птицами и обезьянами – их гомон разносится далеко вокруг. Встречаем по пути негров-охотников, складывающих в свои пироги всё, что нужно для охоты на гиппопотама. Они дарят мне трофейные зубы – впечатляющие, но с явными следами повреждений: скорее всего, от неудачно брошенного копья. Проезжаем густые джунгли, сплошь оплетённые лианами. Очень тёмная и вместе с тем прозрачная зелень листвы на фоне желтизны саванны выглядит как россыпь драгоценных камней. Кое-где на необъятных просторах виднеется нежное капоковое деревце, усыпанное красными цветами66. Куда-то направляется группа негров. Вот в этом вся Африка!

До самых холмов, высящихся на подходе к Нигеру, пейзаж саванны не меняется. Вдалеке, за зелёной растительностью, виднеется река, вторая по величине в Африке, протяжённость которой всего на треть меньше длины самой большой реки в мире67. Мне открывается зелёная ширь, спокойная, словно озеро, и обрамляющие её голубовато-зелёные холмы. Здесь, в этой местности, река ещё не достигла всего своего величия, и, как мне кажется, ненамного шире вод, омывающих Белград68. Но красота её под стать красоте всего африканского пейзажа: это свет, тишина и простор, это великолепие без прикрас. Любая река Европы, запечатлённая на фото, красива, но фотосъёмка Нигера, хотя и более правдивая, всё же красоты его в полной мере не передаст.

Прибываем на пристань около полудня. Ждём лодку, которая перевезёт нас на другой берег. С нашей стороны