Будни и праздники императорского двора - Леонид Выскочков

Вероятно, менее правдоподобно изображение этого же сюжета в дневнике М. А. Корфа. В записи от 30 декабря 1830 г. он, рассказывая о постановке «безделки» «Купец третьей гильдии», приписал это немного измененное высказывание самому Григорьеву в роли купца, так как тот появился с Аннинской ленточкой на кафтане. Когда его товарищ спросил его: «Что, верно за Бородино?», последовал ответ: «Нет-с… По искусственной части… Да мы вывезли фунтиков тридцать мусору-с». И далее Корф пишет о более серьезных последствиях этого экспромта: «Аллюзия на возобновление Зимнего дворца была слишком метка, и можно себе представить неистощимый хохот публики. Но Григорьева послали придумывать другие, более пристойные остроты, в гауптвахту на семь дней, а начальнику Жандармского штаба генералу Л. Л. Дубельту, на котором лежала цензура театральных пьес, сделали такой выговор, если еще не более, что он теперь с неделю уже сидит безвыходно дома» [606] . Но и об этом варианте Николай Павлович якобы со смехом рассказывал П. Д. Киселеву.

«Обедня навела на меня грусть»: в дворцовых храмах

Придворный этикет вызывал некоторые особенности в практике дворцовых богослужений. Молодая А. Ф. Тютчева, только что утвержденная фрейлиной в штате цесаревны Марии Александровны, записала в своем дневнике от 25 января 1853 г.: «Обедня навела на меня грусть. Это так великолепно, так пышно, так торжественно. На колени становиться нельзя, это было бы нарушением этикета, и здесь перед Богом стоишь в полном параде. Я чувствовала себя как ребенок, которому приказали сделать реверанс перед матерью вместо того, чтобы обнять ее» [607] . Запрет на коленопреклонение объясняет, почему представители императорской семьи не вставали на колени во время богослужения в храмах Западной Европы, в том числе католических. Это не было каким-либо вызовом или отсутствием набожности, как казалось некоторым наблюдателям, незнакомым с обычаями русского императорского двора.

Маркиз де Кюстин приводит рассказ своего знакомого «из самых правдивых людей», описавших ему посещение церкви дель Джезу в Риме великой княгиней Марией Николаевной и ее супругом-католиком герцогом Лейхтенбергским: «В последний день декабря, – писал де Кюстину его корреспондент, – я зашел в… Прекрасный алтарь святого Игнатия… сиял огнями. Играл орган, в церкви собрался весь цвет римского общества; слева от алтаря стояли два кресла. Вскоре в церковь вошли великая княгиня Мария, дочь российского императора, и ее супруг герцог Лейхтенбергский в сопровождении свиты и швейцарских гвардейцев; они заняли приготовленные для них кресла, и не подумав опуститься на колени, хотя скамеечки для молитвы стояли перед креслами, и даже не взглянув на святое причастие. Придворные дамы уселись позади принца и принцессы, так что тем, чтобы вести светскую беседу, приходилось поминутно оборачиваться. Два камергера остались стоять, как предписывал этикет. Ризничий… поспешил принести стулья; увидев это, принц и принцесса и их окружение разразились совершенно неприличным смехом. Тем временем церковь заполняли кардиналы, один за другим занимавшие свои места; последним явился папа; он опустился на колени и простоял так до конца мессы. Отзвучал Те Deum – песнь благодарности за милость Господню в истекшем году; один из кардиналов благословил верующих. Его Святейшество по-прежнему стоял на коленях; герцог Лейхтенбергский наконец последовал его примеру, но принцесса даже не шевельнулась» [608] .

Незадолго до воцарения Николая I закончился неудачей эксперимент с преобразованием православной церкви, задуманный Александром I. После Отечественной войны 1812 г. в окружении Александра I появилась идея всемирного объединения христиан. Она нашла отражение в акте Священного союза, мероприятиях Библейского общества (как филиала британского) и учреждении объединенного Министерства духовных дел и народного просвещения (1817–1824). Тогда же возникла идея перевода Библии на русский язык. Ортодоксальное духовенство справедливо рассматривало эту тенденцию как отказ от одного из таинств – священства, так как именно протестантство отрицает необходимость отдельного сословия духовенства для общения с Богом. В 1821 г. Новый завет с параллельными русским и славянским текстами был готов к печати. С переводом Ветхого завета возникли проблемы. Весной 1824 г. митрополит Серафим и А. С. Шишков уговорили Александра I приостановить издание Библии на русском языке [609] .

Министерство духовных дел и народного просвещения, во главе которого встали активные члены Библейского общества с князем А. Н. Голицыным на посту министра, просуществовало всего 7 лет: с 1817 по 1824 г. В тот период в объединенное министерство вошли два департамента – Департамент духовных дел и Департамент народного просвещения. Первый из них представлял собой нечто совершенно новое, так как разделялся на четыре отделения: «1) по делам Греко-Российского вероисповедания; 2) по делам Римско-католического, Греко-Униатского и Армянского исповеданий; 3) по делам всех Протестантских исповеданий; 4) по делам Еврейской, Магометанской и прочих вер нехристианских» [610] . В 1824 г. победили противники нововведений. Особый статус православной церкви как господствующей церкви в России был восстановлен, но нравственный кризис преодолен не был. При Николае I А. Н. Голицын остался заведовать почтовым департаментом, но, что более важно, остался в ближнем кругу императора, присматривая даже за детьми во время длительных отлучек царственной четы. «Старым другом семьи» называет его великая княжна Ольга Николаевна [611] .

Многие представители дворянской элиты, особенно женщины, обращались в католицизм. В конце февраля 1829 г. вновь уехала в Италию, где во время болезни в 1833 г. приняла католичество, известная хозяйка литературно-музыкального салона в Москве, приближенная ранее к покойному императору Александру I Зинаида Александровна Волконская (урожденная княжна Белосельская-Белозерская; 1789–1862, замужем с 1810 г. за князем Н. Г. Волконским). На радость русским художникам, она окончательно обосновалась в Риме. До своей кончины Зинаида Волконская посетила Россию лишь дважды – в 1838 и 1840 гг. [612] По свидетельству А. О. Россет-Смирновой, великая княжна Ольга Николаевна не принимала Зинаиду Волконскую как личного врага ее отца Николая I [613] . Императора беспокоили такие факты еще и потому, что это приводило к вывозу капиталов из России. В 1835 г. Николай I издал указ, в соответствии с которым все российские подданные, уехавшие за границу на постоянное место жительства, должны были лишаться своих имений. Впрочем, Зинаиды Волконской это не коснулось. Ее супруг, остававшийся в Москве, передал свои семейные владения сыну А. Н. Волконскому, ставшему видным русским дипломатом.

Присутствовавший на церемонии бракосочетания Марии Николаевны и герцога Максимилиана Лейхтенбергского в 1839 г. маркиз де Кюстин описал не только поведение приглашенных, но и активные действия во время обряда императора-отца: «Самые знатные придворные дамы и супруги послов всех держав, среди которых я узнал мадемуазель Зонтаг, ныне графиню Росси, стояли полукругом, украшая своим присутствием брачную церемонию; императорская фамилия находилась в глубине. В прекрасно расписанной ротонде позолоченная лепнина, вспыхивая в ослепительных лучах солнца, окружала своего рода ореолом головы государя и его детей…Самому императору, кажется, еще в новинку то, что происходит на его глазах, ибо он поминутно отрывается от молитвенника и, делая несколько шагов то вправо, то влево, исправляет ошибки против этикета, допущенные его детьми или священниками. Отсюда я делаю вывод, что двор в России тоже совершенствуется. Жених стоял не на месте, и император заставлял его то выходить вперед, то отступать назад; великая княжна, священники, вельможи – все повиновались верховному повелению, не гнушавшемуся мельчайшими деталями; на мой вкус, ему более подобало бы оставить все как есть и, находясь в церкви, думать о Боге, а не об отклонениях от религиозного обряда или придворного церемониала, допущенных его подданными или родственниками» [614] .

В данном случае было сделано исключение в придворном обряде, и именно поэтому де Кюстин почувствовал напряжение Николая I. Он пишет: «.. Во время долгого венчания по греческому обряду наступает мгновение, когда все должны пасть на колени. Император, прежде чем сделать это, оглядел присутствующих придирчивым и не слишком ласковым взглядом. Казалось, он хотел убедиться, что никто не нарушил обычая, – излишняя предосторожность, ибо, хотя в церкви находились и католики, и протестанты, ни одному из этих чужестранцев, разумеется, не пришло на мысль уклониться от формального следования всем требованиям греческого обряда» [615] .

«.. Я уже сказал, – продолжал заезжий путешественник, – что все опустились на колени и последним – император; венчание окончилось, молодые стали мужем и женой, все поднялись с колен, и в этот миг священники вместе с хором затянули Те Deum, а на улице раздались артиллерийские залпы, возвестившие всему городу о завершении церемонии. Не могу передать, какое действие произвела на меня эта небесная музыка, смешавшаяся с пушечными выстрелами, звоном колоколов и доносившимися издалека криками толпы» [616] . На повторном венчании по католическому обряду, происходившему в узком кругу, де Кюстин не присутствовал.