Тверской Баскак. Том Второй (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus"

«Убью!» — В голове вспыхивает холодное бешенство, потому что я абсолютно уверен, чьих рук это дело.

Выдохнув, успокаиваюсь и для верности спрашиваю.

— А кому же налоги-то платите?

Поставив тяжелую корзину, мужик утер пот со лба.

— Так, этому же… — Он напрягся вспоминая мудреное имя. — Немцу, Якобсону, во… Он нас поселял, по его слову плуг нам дали на посев, семян, двух лошадок… — Он начал загибать пальцы. — Еще лопату, два топора…

— Стоп! — Прерываю его подсчеты. — Бумаги какие подписывали? Кто?

От прозвучавшей в моем голосе нескрываемой злости мужичок вздрогнул.

— Дак староста наш, Афонька Косой, — Он на всякий случай отступил на шаг. — Он палец свой прикладывал.

Смиряю бушующий во мне гнев.

«Чего старика-то пугать, он тут совершенно не причем!»

Немца Генриха Якобсона я подобрал в Дерпте. Какого он роду-племени не спрашивал, но по его роже и так было видно. У епископа Германа он заведовал всей канцелярией, а еще ссужал церковные деньги местным баронам. Епископу таким делом заниматься было не с руки, вот и сидел у него тайный человечек.

«Вот, — подумал я тогда, — кандидатура на пост главы будущего Военно-сберегательного банка. Считать умеет, с делом знаком. Тем более, новый человек в Твери, пока притрется на новом месте, пока пообвыкнется, точно по первости воровать не будет».

Привез я этого Генриха в Тверь, посадил на подъемные кредиты беженцам. Объяснил ему всю политику, мол тут тебе не Дерпт, про двадцать пять процентов годовых забудь… Я беру только пять. Для меня важно, чтобы люди осели, закрепились, жирком обросли и начали пользу городу приносить, а сиюминутная прибыль вторична.

Тот все усвоил и, действительно, человеком оказался толковым. Бумаги всегда в полном порядке, прям циферка к циферке. Работает споро, не ленится, с людьми вежлив и обходителен. В общем, до сего дня у меня претензий к нему не было. Теперь вижу зря! Про вторичность прибыли для меня он понял буквально.

Окидываю взглядом двор мельницы и вижу оседланную лошадь. Ничего больше не говоря, оставляю старика и, отвязав коня, запрыгиваю в седло.

Тут Ярема с мельником из дверей вышли, но и им я ничего объяснять не стал, только крикнул на ходу.

— Я в Заволжский! Коня потом верну.

До поселка версты три промчались лихо, думаю, коняка так давно не бегала. Влетели в ворота и прямиком через площадь к моему дому. Там на первом этаже вся администрация моя сидит.

Слетаю с седла, в два прыжка запрыгиваю на крыльцо, но тут останавливаюсь. Выдыхаю и пробую успокоиться.

«Стоп, не горячись! Может, человек и не виноват вовсе. Может, на него наговаривают. Вспомни про презумпцию невиновности, дай сначала обвиняемому возможность оправдаться».

Подействовало! Открываю дверь и, пройдя по коридору, захожу в контору отделения банка.

Увидев меня, Генрих тут же вскочил и согнулся в поклоне.

— Желаю здравствовать господину консулу!

— И тебе не хворать! — Не могу сдержаться от сарказма, но скрываю это за широкой улыбкой, мол хозяин шутит.

Немец все же угрозу уловил и как-то враз весь напрягся.

— Чего изволит господин консул? — Он изобразил еще один поклон.

Сажусь на стул напротив него и, подумав с секунду, выдаю.

— Да вот хочу посмотреть, что у тебя есть по деревне Змеиное.

Тот суетно начинает перебирать бумажки на столе, для верности постоянно приговаривая.

— Змеиное, Змеиное где-то здесь было. Только что же ведь видел.

Бумаги у меня хватает. В прошлом году мы ее сами начали делать, поэтому никаких свитков. На столе прямо как в двадцать первом веке сплошные папки, только компьютера да шариковой ручки не хватает.

— Сейчас, сейчас! — Бормочет мой бухгалтер и поворачивается к шкафу у него за спиной. — Я же точно видел эту папку совсем недавно.

И тут до меня доходит, нет никаких бумаг на эту деревню. Деревня есть, но словно бы ее и нет!

Мысленно поражаюсь наглости этого человека. Получается, он вывел из учета кусок земли, поселил на нее людей и собирает с них дань. В открытую, никого не таясь! Потому как все думают, что доход идет мне, а на деле то нет. Я ведь проверяю все по бумаге, а сколько этих деревень, хуторов и прочего в реальности ведь не знаю.

Тут у меня появляется пугающая мысль.

«А может у этого прыща не одна такая деревня призраков?»

В этот момент перестав шарить по полкам, Генрих хлопает себя по лбу.

— Точно! Совсем забыл! — Для убедительности он хлопает себя еще раз. — Она же в городе! Я же ее возил на прошлой неделе сверять с городскими данными. Там видать и оставил.

Он тут же сгибается в поклоне.

— Вы уж простите меня, герр консул! Один я тут, совсем зашиваюсь, но не извольте беспокоится, сегодня же съезжу в Тверь и привезу ее.

Медленно поднимаюсь из-за стола.

— В Твери говоришь!

— В Твери, в Твери! — Искренне смотря мне в глаза, Генрих продолжает лебезить и кланяться. — Сегодня же привезу! Нет, прям сейчас поеду и привезу.

Он было бросился к двери, но я остановил его на пути.

— Да, не торопись ты так! Это ж не к спеху!

— Так мне не трудно совсем. — Излучая желание услужить, Генрих попытался просочиться к выходу, но у него не получилось.

Приобняв его за плечи, разворачиваю обратно.

— Успеешь еще, лучше скажи, сколько с деревеньки сей налогу то сняли за этот год. — Смотрю прямо в его честнейшие глаза. — У тебя же, я знаю, идеальная память. Ты все цифры наизусть помнишь.

— В этом году⁈ — Почувствовав неладное, Генрих сделал вид, что вспоминает.

В этот миг я понимаю, что этого человека подвела жадность. Если бы он не тянул с крестьян больше положенного, то я еще долго ничего бы не узнал. Это переполняет чашу моего терпения.

— В этом году, в этом! — С этими словами мой кулак впечатывается новоявленному банкиру прямо в подбородок.

Закатываются белесые глазки, башка отлетает назад как бильярдный шар, и сам Генрих с грохотом валится куда-то за стол.

Удар у меня поставлен, и нокаут при таком попадании обеспечен, но живучесть этого человека не уступает его жадности. Не успев грохнуться на пол, он тут же вскакивает и на коленях ползет ко мне.

— Пощади! Не со зла я! Все верну! Пощади!

Я так зол на свою доверчивость и беспечность, что ударом ноги вновь отправляю его на пол.

— Повешу, собака! — Рычу над сжавшимся человечком. — Повешу прямо на площади, чтобы никому больше не повадно было.

— Пощади, герр консул! — Скулит, заливаясь слезами, мой бывший банкир, а я в этот момент успеваю подумать.

«Вот повешу этого гада, а кто работать тогда будет⁈ Кто эту лямку потянет⁈»

Думаю и понимаю. Нет, не повешу! Деньги из него, конечно, все вытрясу, может, покалечу сейчас, но не повешу. Даже хуже того, в говне искупаю, но потом все равно на это же место верну. Потому как заменить этого мерзавца совершенно некем, а самому этим заниматься… Ну если разорваться только!

Со злым удовлетворением впечатываю ногой в скрюченное тело, и под жалостливое завывание у меня в голове появляется резонная мысль.

«Кадры надо свои готовить! Кадры решают все!»

Часть 2

Глава 11

Мягкое спокойное течение сна вдруг замельтешило яркими, нервными картинками, и где-то в самой его глубине вспыхнуло тревожно-будоражащее видение. Оно смутно, непонятно и своим нервным накалом прогоняет всякое желание спать.

Открываю глаза и вижу склоненное надо мной лицо Иргиль. Демонстративно переворачиваюсь на другой бок и ворчу, уткнувшись в подушку.

— Милая, я же просил тебя не будить меня таким дьявольскими способом.

Я приехал к Иргиль на лесную заимку вчера поздно вечером. Можно сказать без предупреждения, зачем предупреждать ведьму, если она и так все знает. Я бываю у нее не часто, но приезжаю всякий раз, как только у меня появляется свободная минута. И манит меня к ней не только секс, хотя в постели она бесподобна! Есть еще кое-что, не менее важное. С этой женщиной я отдыхаю душой! Она мой наркотик забвения! В те часы, что я провожу с ней, я забываю обо всем: о консуле республики, о тяжком грузе ответственности, о тысяче тысяч всевозможных проблем. С ней я просто мужчина в постели с любимой женщиной. Пусть ненадолго, пусть всего на одну ночь, но мне это необходимо. Как бы эгоистично это не звучало, но после встреч с Иргиль я словно бы сбрасываю с себя психологическую тяжесть прошлого и обновляюсь для будущей борьбы.