Фаргал. Трон императора - Александр Мазин

В первый же день войско покрыло около двадцати миль. И разбило лагерь во владениях благородного Брега.

Владыка лично явился приветствовать своего царя, позаботился о провианте, предлагал обеспечить и ночлегом. Царь отказался — он полагал, что воины в сухое время могут спать и под открытым небом. Он сам только ради традиции ночует в шатре. Лучше лежать на охапке сена и видеть над головой звездное небо.

Владыка не очень настаивал. Ночевка солдат в селении, как правило, недешево обходится жителям. А уж у наемников такие рожи…

Владыка откланялся и уехал.

Утром войско снялось и без происшествий покрыло еще двадцать миль.

Два человека занимали большую часть мыслей Кэра. Первым был Фаргал, второй — Ирдик. Нет, по справедливости девушку следовало поставить на первое место.

Сын вождя нашел Ирдик Шера за день до выступления, и они смогли провести вместе только одну ночь. Чудесную ночь. И вынуждены были расстаться незадолго до восхода. Кэра ждал Кайр, а Кайра — множество дел, которые были скорее хозяйственными, чем военными.

Чтобы поднять по тревоге сотню воинов клана Мечей, требовалось меньше минуты. Чтобы подготовить родичей Кэра к переходу в несколько сотен миль, требовался час. Чтобы вывести в многодневный поход десять сотен разноплеменных вояк Кайра, мало и недели. Тысяцкий был прекрасным военачальником и сотниками поставил толковых воинов. Но только на то, чтобы собрать тысячу в казармах, потребовались целые сутки.

Кэр, которого родич постоянно держал рядом с собой, был удручен поведением солдат Кайра.

Раньше он практически не сталкивался с основной массой этих молодцов, теперь же с прискорбием убедился: потребности плоти ставятся ими куда выше, чем воинский дух. Кодекс держал наемников в повиновении, как стальные удила — норовистого коня. Кодекс и страх перед начальниками. Когда Кайр впадал в бешенство, даже у матерых десятников потели ладони. Кэр ни разу не видел, чтобы тысяцкий применил силу, но другие, похоже, — видели. Так что к положенному времени тысяча оказалась в готовности. Недосчитались только трех человек. Люди были главной проблемой Кайра. Провиантом и снаряжением занимались представители царского Совета, а кони и военная амуниция у каждого воина были в полном порядке. Это — закон.

Многие задавались мыслью, почему начальник таскает с собой молокососа, но, разумеется, держали свои мысли при себе. Те же, кто знал Кэра, приближенные тысячника, его младшие командиры, обращались к юноше подчеркнуто дружелюбно. Не то чтобы он успел заслужить их уважение, скорее, не дал повода относиться к себе иначе.

Сын вождя не постеснялся спросить Кайра, зачем Фаргалу эта свора алчных гиен?

Тысяцкий усмехнулся:

— Они не так уж плохи, если уметь с ними управляться. Самерийские гиены способны затравить буйвола, когда голодны.

Впоследствии Кэр убедился: так оно и есть.

Если бы не Ирдик, сын вождя счел бы себя счастливым. Но разлука с девушкой портила радость от похода. Ирдик приворожила его не хуже настоящего мага. Кэр чувствовал ее, как флейтист чувствует флейту. Оставаясь с ней, он забывал, что существует что-то еще. Только жестокая школа клана Мечей позволила его совладать с собой и покинуть Великондар, едва пригубив из чаши Любви. Предстоящие две недели (столько, как сообщили войскам, продлится поход) казались бесконечностью. И то, что сама Ирдик не проронила ни единой слезинки, когда они расставались, было для него уроком. В Ирдик Шера Кэр чувствовал крепость, не уступающую его собственной. Ирдик была похожа на свою мать. Сложись жизнь Вардали иначе, о ней слагали бы песни. Ирдик знала, что ее слезы будут неприятны любимому, — и слез не было. И девушка не пришла провожать Кэра. Так они договорились.

С седла своего каурого подаренного Кайром жеребца сын вождя озирал землю Карнагрии. Ряды финиковых пальм и абрикосов, росшие у дороги, ухоженные сады и поля, на которых медленно двигались упряжки волов. Пришедшая из Эгерина пшеница понемногу вытесняла традиционную зерновую культуру Карнагрии — ячмень. Пшеница требовала лучшей почвы, и потому запах навоза забивал благоухание цветущих фруктовых деревьев. Выращивались в Карнагрии и бобовые, чечевица, горох (эти входили в обязательную дневную норму солдата), лен и конопля, репа и рапс. И еще обширные травяные луга, на которых пасли скот. Конечно, горец Кэр мало разбирался в сельском хозяйстве. Но ухоженность земли и величина плодов произвели на него впечатление. Весь первый день юноша разглядывал сады, поля, пальмовые рощи. На второй день картина ему наскучила. Тем более что дорога, по которой они ехали, была пустынна. Как объяснил Кайр, вестники царя двигались впереди и именем императора требовали освободить путь.

Войску предстояло пройти более ста миль, что при теперешней скорости должно было занять дней пять. При желании даже пехота могла достичь Райно в три дня. Но, во-первых, Фаргал не желал выматывать отвыкшее от переходов войско, а во-вторых, считал, что зрелище марширующих солдат благотворно сказывается на состоянии умов его подданных.

На Кэра император Карнагрии произвел мощное впечатление. Казалось бы, сын вождя должен был испытывать неприязнь к царю: после событий на Судной площади. Но этого не было. Наоборот, юноша ощущал странную тягу к великому человеку.

Теперь, зная его историю, Кэр постоянно размышлял о Владыке Карнагрии. И, что таить, не раз сравнивал себя с ним. Пожалуй, с поправкой на время, сейчас у Кэра было даже некоторое преимущество. Он не безродный бродяга, а сын вождя Хардаларула из клана Мечей. И уже сейчас Кэр — воин, а не бродячий циркач. Будет угодно Судьбе, и он, Кэр, через несколько лет будет взирать на бесконечные шеренги марширующих копейщиков и неторопливо рысящих всадников: свое войско!

Однако занять место Фаргала юноша не помышлял. Во-первых, он принес присягу верности царю как всякий наемник, во-вторых, сын вождя прекрасно понимал, что сейчас именно Фаргал — на своем месте, а он, Кэр, — на своем. При взгляде на спокойно-уверенное горбоносое, как у самого юноши, лицо императора сын вождя ощущал странное тепло в груди. Словно глядел на отца своего, Хардаларула. Но при этом Кэр был совсем не прочь скрестить с Фаргалом клинки. Царь считался лучшим фехтовальщиком, нет, лучшим бойцом в Империи. Изрядное искушение для юноши, чей «скорпион» в тренировочном поединке доставал своим жалом даже такого мастера, как Кайр.

Вечерами, когда войско становилось лагерем, сын вождя отъезжал подальше от стоянки и до первых звезд изнурял себя упражнениями. Вернее, пытался изнурить. Тело слушалось безупречно, и серебрящийся в сумраке клинок, казалось, подогревал сына вождя собственным огнем. Кэр возвращался взмокший, страшно голодный, но способный бодрствовать хоть целую ночь. Правда, стоило ему, завернувшись в одеяло, улечься на охапку соломы неподалеку от шатра Кайра, как звуки ночи и голоса людей сливались в одно, и Кэра окутывало дыхание Повелителя снов.