Черные плащи - Андрей Посняков

— Боже, какие еретические речи ты говоришь!

— Если ты уж собралась уехать — уезжай. Ненадолго, потом возвращайся, распусти слухи — дескать, была замужем за одним виликом в Гиппоне… Или не за виликом, не в Гиппоне, а в Цезаре, Гадрумете, Тапсе. Всегда ведь можно что-нибудь придумать.

— Ты предлагаешь мне солгать?

— Вовсе нет! Лишь немножечко подправить свою жизнь — то, о чем люди думают. Кстати, это можно сделать и здесь, вовсе не обязательно куда-то там уезжать. Ну, подумаешь, не девственна, эко дело! У тебя что, нет знакомой свахи?

— Свахи? Никогда об этом не думала, — честно призналась хозяйка. — Наверное, нету… Хотя есть одна женщина, Лидия, она торгует рыбой… Говорят, что занимается и сватовством. Иногда.

— Ну вот и обратись к ней. Лидия — вполне достойная женщина, я много хорошего ней слышал.

— Спору нет — прекраснейшая рекомендация из уст… гм… неизвестно кого!

— Ой, Юля, не язви, ладно? Может, еще выпьем? — Александр потянулся к кувшину.

— Нет, нет, — запротестовала Юлия. — Я и так уже пьяна. Немного, но в голове шумит.

— Приятно шумит или неприятно?

— Не знаю даже… Ты вот зачем мне налил?

— Я что же, по-твоему, пьяница, чтоб пить одному? Уж поддержи компанию, сделай милость.

— Хм… — Подняв бокал, женщина насмешливо прищурилась. — У меня почему-то такое чувство, что ты хочешь меня напоить, а затем овладеть мною!

— Ну да, — согласно кивнул гость. — А потом — обобрать дом. Стол вот этот с собой прихвачу, две лавки… Представляешь, просыпаешься ты утром, а ничего нет!

Братцы придут из шко… с оргии явятся — а где мебель?

— Ой, да ну тебя! — Юлия засмеялась. — Я ведь серьезно.

— Так и я серьезно. — Александр даже бровью не повел. — Не насчет дома, конечно, насчет тебя. Опоить и овладеть! Прекрасное предложение!

— Да кто тебе сказал, что это предложение!

— Шучу я, перестань ты сердиться. А ну-ка, улыбнись!

Нет, конечно, Александр не добивался этой женщины любой ценой, отнюдь нет, ему вполне хватило бы ее расположения и дружеской беседы — до утра или до середины ночи, пока «черные плащи» не прекратят рыскать в округе. И еще хорошо бы, чтоб Эльмунд и раненый парень ушли, скрылись — надо надеяться, все же Саша отвлек погоню на себя.

Хотя… такая красавица… Всякие мысли бродили в голове Александра при взгляде на Юлию, иногда даже очень и очень фривольные, но все же он бы никогда себе не позволил… Если бы все не произошло как бы само собой… Просто он взял теплую ладонь Юлии, улыбнулся… снова пошутил… Женщина рассмеялась в ответ, потом пошла закрыть ставни. Зажгла светильники, пошевелила в жаровне угли — сразу стало тепло, даже жарко, ибо маленькая комнатка нагревалась мгновенно. Капли пота выступили на матовом лбу молодой хозяйки.

— Жарко.

— Еще бы — в такой-то хламиде. Сними ее и чепец свой сними — ты же у себя дома!

— И правда…

Юлия сняла головной убор — у нее оказались прекрасные светло-русые волосы, длинные и густые.

— Эх, Юля, Юля, что же ты такую красоту прячешь? Да любой же от таких кос с ума сойдет!

— Ладно тебе. — Женщина чуть смутилась, но видно было, что похвала пришлась ей по вкусу. — Чем сидеть, лучше помог бы снять столу… Фибулы расстегни… Ой! Что я прошу? Точно — совсем пьяная.

Тяжелая стола, шурша, упала к ногам Юлии, и Саша закусил губу — длинная приталенная туника из тонкой ткани ничуть не скрывала всех прелестей молодой женщины.

— Ты что… что ты так смотришь… Нет…

А молодой человек уже обнимал прекрасную хозяйку дома, с жаром целуя в губы… Дыхание Юлии сразу стало тяжелым, прерывистым, видно было, что все происходящее ей очень даже нравится и она бы хотела, очень хотела, просто вот воспитание не позволяло… пока…

Александр уже опустился на колени, задрав подол туники, стал целовать ноги… коленки… бедра…

— Ах…

И вот наконец сорванная туника полетела на лавку, а Саша, подхватив нагую Юлию на руки, снова поцеловал ее в губы. А потом, на миг отрываясь, шепотом спросил:

— Ну так где у тебя спальня?

Туда и отнес, на второй этаж, в альковы, положил на заскрипевшее от старости ложе, лаская, поцеловал грудь, живот… Затем сбросил с себя одежду…

О, Юлия оказалась ненасытной, она требовала любви снова и снова, будто забылась, отвлеклась от морали, от всех обычаев, от всего… Да и Александр словно спятил: точно электрический разряд пробежал по всему его телу, и не было для него уже сейчас вокруг ничего, кроме этих карих сверкающих глаз, шелковистой кожи, упругой груди…

Молодой человек покинул гостеприимный дом лишь под утро, когда за окнами уже занималась заря. Юлия выпроводила его, вспомнив о братьях, которые должны были вот-вот прийти.

— Иди… Там, вдоль по улице и вниз, к гавани. Стражу точно не встретишь.

В благодарность Саша снова поцеловал женщину.

— Иди, иди уже… Больше не приходи! Но помни — я была рада.

Красно-желтое солнце вставало над плоскими крышами города, над серовато-зелеными громадами базилик и храмов, над беломраморными развалинами цирка, над холмом с крепостью, над гаванью, полной сотнями кораблей. Разгорался день, светлый, солнечный и прохладный, длинные утренние тени платанов и финиковых пальм делали улицу, по которой шагал Александр, чем-то похожей на зебру.

Молодой человек направлялся сейчас к рынку, в харчевню «У тех дубов», где еще вчера вечером уговаривался встретиться с Мартыном, да вот не довелось. Так может, удастся разыскать парнишку сегодня? Зайти сейчас, передать через кабатчика — мало ли Мартын сегодня заглянет? — чтоб потом явился к вечеру.

Украшенная дубовыми ветками дверь питейного заведения уже с утра была призывно распахнута, однако посетителей, опять же ввиду раннего времени, что-то еще не наблюдалось, Саша пока оказался единственным. Нашарив в пристегнутом к поясу кошеле денарий, протянул кабатчику — ушлому малому с выбитым глазом, перевязанным черной тряпкой.

— Налей, дружище, на все!

Довольно осклабившись, владелец харчевни кивнул и самолично принес три большие кружки, из них одну — за счет заведения, как первому посетителю, с которого, собственно, и начался день.

— Удачи! — Молодой человек поднял кружку, сделал глоток — прекрасное белое вино, просто замечательное, с пикантной кислинкой, как раз поутру пить. Улыбнулся: — Уважаемый, вчера парнишка не заходил? Худой, светлоглазый, волосы, как ржаная солома…

— Мартын, что ли? — Кабатчик прищурил свой единственный глаз. — Заходил, заходил, видать, искал кого-то. Сегодня тоже собирался заглянуть.

— Собирался? — обрадованно переспросил Александр. — А когда, не знаешь?

— Может, и сейчас заглянет, они ведь, парни эти, тут неподалеку трутся. Кто каштаны жарит-продает, кто воду разносит, а кто и… В общем, те еще ловкачи!

Не очень понятно было по голосу — осуждает трактирщик деятельность рыночных мальчишек или, наоборот, одобряет. Выдал информацию и замолк, отошел к кухне, что-то сказал, вернулся, выглянул в распахнутую настежь дверь и заливисто свистнул, помахав кому-то рукой. И тут же обернулся к Саше:

— Вон он, твой Мартын, сейчас прибежит — я позвал.

— Благодарю! — Привстав, молодой человек приложил руку к сердцу.

Снаружи, на улице, послышался топот, и вот уже в харчевню ворвался Мартын собственною персоной — растрепанный, румяный от утреннего холодка. Увидев Александра, улыбнулся:

— Так вот ты когда пришел, господин! Сальве!

— Привет, соломенная башка! Ну, садись, рассказывай… Вино будешь?

— Да, господин. Но сначала — солиды, как уговорено.

— Держи! — Радуясь, что не потерял во вчерашней заварушке кошель, молодой человек отсчитал парню обещанные золотые. — Доволен?

— Ага! — радостно кивнул тот и, отхлебнув из кружки, шмыгнул носом. — Вот теперь, господин, слушай.

Александр слушал доклад с вниманием, вполне заслуженным: кое-что начало проясняться, и даже появились кое-какие наметки на будущее. Да, «черные плащи» непосредственно «крышевали», если так можно выразиться, весь бизнес работорговца Исайи, время от времени подкидывая ему конкретные заказы — на искусных мастеровых, молодых девок, мальчиков даже. Как раз сейчас Исайя искал среди невольников хороших поваров и раздельщиков мяса, даже просил о помощи «коллег» — мол, если повара-мясники есть, он возьмет за любые деньги. И даже, что везде было строжайше запрещено в виду крайней суженности налоговой базы, может поверстать в сервы человека свободного, по каким-то причинам впавшего в полное разорение или немилость у власть имущих. Даже — в этом месте Мартын понизил голос до шепота — беглых можно. А что? Ежели кто начнет возмущаться, «черные плащи» прикроют.

— Так, та-ак, — выслушав, задумчиво протянул Александр. — А куда потом «плащи» отобранных рабов увозят — это ты выяснил?