Игольное ушко - Кен Фоллетт

Это шум не дает ей спать, подумала Люси, но тут же поняла: зачем заниматься самообманом? Ей не давало уснуть присутствие в доме Генри, который видел ее обнаженной, нежно касался ее рук, перевязывая палец, а сейчас лежал в соседней комнате и безмятежно спал. Вероятно.

Он почти ничего не рассказал о себе, как она осознала сейчас. Только то, что не женат. Она не знала, где он родился, – по его произношению определить это оказалось невозможно. Он ни намеком не обмолвился, кем работал, хотя интуиция подсказывала ей, что он принадлежал к одной из каст профессионалов – к примеру, дантистов или военных. Для юриста ему не хватало занудства, для репортера он слишком интеллигентен, а врачи органически не способны держать свою профессиональную принадлежность в секрете дольше пяти минут. Он не выглядел достаточно богатым, чтобы быть успешным адвокатом, и держался слишком скромно, что не свойственно актерам. Как наиболее вероятное она приняла предположение о его службе в армии.

«Интересно, он живет один? – продолжала размышлять она. – Или с матерью? Или у него есть женщина? Как он одевается, когда не отправляется на рыбалку? Есть ли у него автомобиль? Наверняка имеется, но какой-нибудь необычный. И водит он его очень быстро».

Эта мысль внезапно напомнила ей о двухместной спортивной машине Дэвида, и Люси крепко зажмурилась, отгоняя кошмарное видение. «Думай о чем-нибудь другом! О чем угодно, только не об этом!»

Она снова подумала о Генри и на этот раз осознала, вернее, позволила себе осознать, правду: она хотела заняться с ним любовью.

Это была мысль, которая в выстроенной ею системе мироздания могла посетить мужчину, но никак не женщину. Женщина может мимолетно встретиться с мужчиной, посчитать его привлекательным, пожелать узнать получше и даже немножко влюбиться в него. Но она не должна ощущать столь откровенного физического влечения к мужчине, если только… если только в ней нет отклонения от нормы.

Это до крайности нелепо, сказала она себе потом. Любовью она должна заниматься со своим мужем, а не с первым встречным мужчиной. Она не из тех, кто…

Но все же фантазии оказались слишком соблазнительными. Дэвид и Джо крепко спали, и ничто не мешало ей выбраться из постели, перебежать лестничную клетку, войти в ту комнату и скользнуть к нему под одеяло…

Да, не мешало ничего, кроме ее характера, благородного происхождения и правильного воспитания.

Но если она однажды решится сделать это, то только с таким мужчиной, как Генри. Он будет добр, нежен, внимателен и, конечно же, не станет ее презирать за то, что она предложила себя, как уличная девка из Сохо.

Она заворочалась в постели, дивясь собственной глупости. Откуда ей было знать, что он не станет презирать ее? Они ведь знакомы всего один день, да и тот он почти целиком проспал.

И все равно ей хотелось, чтобы он посмотрел на нее снова, с тем же выражением, в котором восхищение смешалось с удивлением. Было бы здорово почувствовать на себе его руки, самой прикоснуться к его телу, ощутить тепло его кожи.

Она вдруг поняла: теперь само ее тело откликалось на образы, которые рисовало воображение. Ей захотелось потрогать себя саму, но, как делала это годами, она справилась с этим желанием. По крайней мере она все еще способна чувствовать и не иссохла как старая дева, утешилась Люси.

Она раздвинула ноги и вздохнула, почувствовав, как жаркая волна окатила ее снизу доверху. Она совсем свихнулась. Давно нужно спать. Нет ни малейшей возможности заняться любовью с Генри этой ночью.

Но не успела она об этом подумать, как выбралась из кровати и направилась к двери.

Фабер услышал доносившиеся с лестничной клетки шаги и среагировал чисто рефлекторно.

Его мозг мгновенно отключился от всех праздных раздумий, которым он предавался только что. Одним плавным движением он свесил ноги на пол и выбрался из-под одеяла, а потом бесшумно пересек комнату и со стилетом в правой руке занял позицию у окна, в самом темном месте спальни.

Он слышал, как открылась дверь, как вошел неизвестный и дверь снова закрылась. И только с этого момента он снова стал размышлять, а не подчиняться одному лишь инстинкту. Убийца оставил бы дверь открытой, чтобы облегчить себе бегство. А потом до него дошли те многочисленные причины, по которым никакой убийца не смог бы обнаружить его здесь. Но эта мысль не успокоила его окончательно – вся его система выживания строилась на том, что он всегда допускал вероятность опасности, пусть самую минимальную. Ветер на мгновение стих, он расслышал звук сдерживаемого дыхания рядом с кроватью, и теперь знал точно, где находился противник. Этого оказалось достаточно, чтобы начать действовать.

Он толкнул ее на кровать лицом вниз, держа острие стилета у самой шеи, а коленом плотно прижав спину, пока наконец не понял, что это женщина, а еще через долю секунды узнал ее. Тогда он ослабил захват, протянул руку и включил ночник на прикроватной тумбочке.

В смутном свете лампы ее лицо казалось необычайно бледным.

Фабер успел убрать оружие, прежде чем она заметила его, и отпустил ее.

– Прошу прощения, – сказал он. – Я просто…

Люси перевернулась на спину, глядя на него в совершеннейшем изумлении. Это оказалось чем-то абсолютно невероятным, но по странной причине такая его реакция лишь позабавила ее. Она начала тихо хихикать.

– Я просто подумал, что это грабитель, – завершил фразу Фабер, сам понимая, насколько нелепо его объяснение.

– И откуда же, позвольте поинтересоваться, мог здесь взяться грабитель? – Она уже не выглядела такой бледной, а, напротив, заметно раскраснелась.

На ней была очень просторная и старомодная ночная рубашка из фланели, закрывавшая ее от горла до лодыжек. Темные, с рыжеватым отливом волосы беспорядочно разметались по подушке, глаза казались сейчас огромными, губы увлажнились.

– Ты потрясающе красива, – едва слышно произнес Фабер.

Она закрыла глаза.

Фабер склонился и поцеловал ее в губы. Они сразу же открылись ему навстречу, когда она ответила на поцелуй. Кончиками пальцев он осторожно прикасался к ее плечам, шее, ушам. Она реагировала движениями тела под ним. Ему хотелось долгого поцелуя, чтобы распробовать ее губы до конца и продлить мгновения близости, но он понимал, что у нее нет времени на все эти нежности. Она сразу запустила руку в его пижамные брюки и сжала пальцы, чуть постанывая и начиная дышать все тяжелее.

Не переставая целовать ее, Фабер протянул руку и выключил свет. Потом поднялся и скинул пижамную рубашку. Молниеносным движением, чтобы у нее не возникло и намека на вопрос, чем он там занимается, сорвал с груди контейнер с пленкой, не обращая внимания на боль, которую причинил коже накрепко прилипший к ней пластырь. Контейнер он сунул под кровать. Точно так же достал из левого рукава и спрятал стилет.

Затем он задрал подол ее ночной рубашки до пояса.

– Быстрее, – повторяла она. – Быстрее!

И Фабер прижался к ней всем телом.

Когда он остановился, она не почувствовала ни малейших угрызений совести. Ею владели чувства удовлетворения, радости, полноты жизни. Она получила то, чего так долго ждала и желала. И теперь лежала неподвижно с закрытыми глазами, поглаживая его короткие волосы на затылке и наслаждаясь даже этим грубым покалыванием в своих ладонях.

Минуту спустя она сказала:

– Я, наверное, все делала слишком поспешно…

– Но ведь мы еще не закончили, – прервал ее он.

В темноте она наморщила лоб.

– Как, разве ты не?.. – Ей это показалось очень странным.

– Нет, да и ты тоже.

– Но ведь у меня все по-другому, – улыбнулась она.

Он включил свет и посмотрел на нее.

– А вот это мы сейчас проверим.

Он скользнул вниз по постели между ее бедер и поцеловал ее в живот. Его язык при этом мимолетно коснулся пупка. Это оказалось очень приятно, мелькнула у нее мысль. Но его голова опустилась еще ниже. «Не может быть, чтобы ему хотелось поцеловать меня туда». Однако именно это он и сделал. И не просто поцеловал. Его губы заставили разойтись мягкие складки кожи. Ее просто парализовало от шока, когда его язык начал обследовать каждый изгиб, а пальцы, разомкнув лоно, глубоко вошли в нее… А потом его неутомимые поиски завершились, и он языком нащупал крошечное, но очень чувствительное местечко, такое маленькое, что она сама не знала о его существовании. Оно было настолько нежным, что даже легкое прикосновение к нему показалось в первый момент болезненным. Но почти тут же она забыла о боли, когда ее всю насквозь пронизало ощущение, которого она не ведала прежде. Не способная больше к сдержанности, она начала двигать бедрами вверх и вниз, все быстрее и быстрее, скользя своей влажной плотью по его рту, подбородку, носу, лбу, полностью забывшись от наслаждения, которое получала. А оно все нарастало, словно само по себе, пока, поглощенная восторгом, она не открыла рот, чтобы издать крик. Фабер чутко уловил этот момент и положил ладонь ей на лицо, но крик все равно рвался из нее, пусть это и был сдавленный горловой хрип, поскольку оргазм длился и длился, завершившись подобием взрыва изнутри, который оставил ее лежать совершенно опустошенной, с ощущением, что она никогда уже не сможет подняться.