Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - Василий Звягинцев

— Так пойдемте, сейчас все будет. Будет вам и Игорь, будет и свисток, — слегка перефразировал странный хозяин с детства знакомый стишок. Только остальные его строфы вспомнить так и не удалось.

На этот раз Антон повел Скуратова другим путем, минуя длинные, унылые коридоры. Совсем рядом с дверью бара оказалась еще одна, неприметная, замаскированная под стеновую панель. За ней — кабина почти обычного лифта. Хозяин быстро пробежал пальцами по сенсорным полям, обозначенным непонятными пиктограммами.

Виктор готов был поклясться, что испытал не только вертикальное ускорение. Его словно крутнуло по трем осям сразу. Но очень быстро и без неприятных протестов со стороны вегетатики. Ехали совсем недолго. Как на пять этажей вверх или вниз.

Дверь скользнула в сторону, Антон пропустил Виктора вперед.

— Ничего себе, — не сдержал тот изумления. — И где это мы теперь?

Ему, конечно, увиденное было в новинку. Такого он и в кино не видел, поскольку идеи «коммунальных квартир» в его мире не существовало принципиально. Люди, в меру состоятельности, вкусов, обстоятельств жили по-разному, кто в собственных квартирах, кто в съемных, в особняках, коттеджах, гостиницах, избах, наконец, но — отдельных. Вообразить, чтобы несколько семей согласились жить в пределах общего помещения, было трудно.

И тем не менее.

Скуратов сначала оказался на тесной площадке «черной» лестницы, грязноватой, неухоженной, воняющей черт знает чем, с железными остовами перил, с которых давным-давно содраны деревянные накладки, со стенами, покрытыми грязно-бурой масляной краской, вдоль и поперек исписанной неприличными словами. Полуэтажом ниже — высокое, от сотворения мира не мытое окно. Под ним на выщербленном цементном полу — россыпь старых папиросных окурков.

Никак не совмещалось это место с Замком, как Виктор успел его увидеть. Непонятно и уж слишком нарочито.

— Как любит говорить один из наших товарищей, с которым вы, надеюсь, скоро познакомитесь: «В известном месте», — ответил Антон, доставая из кармана длинный стальной ключ. — Что — не нравится?

— Да как вам сказать…

— Так и говорите. Гнусное местечко, не смею спорить. Однако же… Процентов девяносто граждан России, параллельной вашей, сочли бы за счастье проживать в таком примерно доме и месте. Поскольку были устроены несравненно хуже. Проходите.

Скуратов прошел, выбора у него не было. Раз уж попал — «скачи, враже, як пан каже…».

На любимой кухне Шульгина, с мазохистской тщательностью воспроизводящей то, что нормальному человеку XXI века и представить невозможно, как хлебные карточки, как «спецордер на галоши», Антон задерживаться не собирался. Но Виктор попросил остановиться.

Как будто почувствовал, что эта декорация к спектаклю из неизвестной жизни обозначает какой-то важный смысл. Просто так подобного не выдумаешь. Обошел помещение по кругу, с особым интересом осмотрел стоявший на одном из столов керогаз, сильно воняющий керосиновой гарью. Спросил, в чем смысл данного устройства.

Антон объяснил, заметив, что это гениальное, в своем роде, изобретение. Обеспечивает полную автономность от внешних источников энергии, для приготовления пищи незаменим, и согреваться им можно, особенно если огнеупорный кирпич на конфорку положить.

— Канистру керосина запасти — и месяц можно ни о чем не тревожиться. Но мы не в музее. Все, что захотите, — узнаете. И то, что вам надо, и то, чего вам совсем бы и не стоило знать.

Слова прозвучали, как показалось Скуратову, довольно зловеще.

Он послушно проследовал за своим Вергилием к высокой двери напротив, за которой увидел совсем другую картину. Обширную квартиру, очень хорошо обставленную, мало отличающуюся от привычных.

— Присаживайтесь, Виктор Викторович, — указал Антон на кресло в просторной гостиной. — Теперь мы можем говорить совершенно свободно…

— Только теперь? А раньше?

— Вот об этом и пойдет речь.

— А где все-таки Игорь? Вы же обещали…

— Да будет он, будет, не тревожьтесь. Единственное, в чем меня не мог упрекнуть ни один ныне живущий человек, — это ложь. Я никогда никому не вру. Другое дело — не все умеют правильно трактовать мои слова применительно к обстоятельствам. Но это ведь их проблемы, не мои?

Антон по-прежнему нравился Скуратову, он хотел бы числить его своим новым другом, ну, не другом, хотя бы хорошим приятелем. Однако последняя фраза прозвучала двусмысленно. Как логик, он не мог оспорить ее справедливости, а как обычный человек — насторожился.

— Антон, а как вас, кстати, по отчеству?

— Снова вас пустяки занимают, — ответил тот, прикуривая сигарету.

Виктор вдруг только сейчас заметил, что курит он слишком демонстративно, как дама полусвета, красиво, но не затягиваясь.

— Я вас совсем для другого пригласил, — сказал Антон и раздавил в пепельнице едва начатую сигарету, будто понял ее ненужность. — Мы сейчас находимся в единственном месте, где нас никто не услышит. Антураж — это вторично.

— А кто нас мог услышать раньше? — откровенно удивился Скуратов.

— Я к тому и веду…

В следующие двадцать минут Антон разъяснил Виктору, где именно они находятся, что такое Замок, не в архитектурном, а в сакральном, за неимением более подходящего термина, смысле. При этом ухитрился никак не намекнуть на истинное происхождение данного артефакта[63]. Словно бы он существовал как производное все той же Гиперсети, не зависимо ни от чего и неизвестно зачем. Как законы диалектики. Никто их не утверждал в Государственной думе, и обязательность применения на территории суверенного государства специальные службы не обеспечивали. А вот действуют же. Наравне с законом всемирного тяготения.

Просто сказал, что некогда был назначен смотрителем данной сущности. По конкурсу.

— Как вы — директором института.

— Или — римский папа — наместником Христа? — на всякий случай сострил Виктор.

— Что-то в этом роде. Мир ведь устроен сложнее, чем нам воображается.

— А кем вы были до этого?

— Журналистом. Очень удобная профессия, чтобы влезать в самые неожиданные ситуации.

— Как я сейчас?

— Но вы ведь не журналист? — резонно возразил Антон.

Вполне грамотно ответил, как бы пресекая дальнейшее обсуждение посторонней сейчас темы.

— Для нас важно то, что при всех неизмеримых возможностях Замка, здесь, благодаря внезапному озарению Александра, того самого Шульгина, мы изолированы от его бесконечной проницательности. Этот супермозг не знает преград, территориальных и временны́х, только стены нашего убежища для него непроницаемы, физически и ментально…

Рационалисту Скуратову в подобное поверить было трудно, так ведь и возможностей оспорить предложенное — тоже.

— Попытайтесь, все-таки, меня понять, — продолжал нажимать Антон. — Вы — единственный человек, способный помочь всем нам. Не только Ростокину. Замок — суперсуперкомпьютер, созданный за тысячелетия до того, как мы родились. И вы, и я… Предположительно — обладающий личностью. Или все же остающийся машиной. Сумеете в подобной коллизии разобраться? Только на вас и надежда.

Антон снова выдернул из пачки сигарету.

«Неужели так нервничает? — удивился Виктор. — Или — хочет убедить меня в том, что нервничает?»

— Мои друзья — удивительные по своим способностям люди, — продолжил форзейль, прикурив, — но Замок их уже знает. Не до конца, конечно, но знает, чего от них можно ждать. Тут еще одна тонкость. До последнего времени мы были напрямую связаны с так называемой Мировой сетью, что это такое, я вам объясню, но чуть позже. Замок вдруг вообразил, что, освободившись от ее влияния, он станет навеки независим и самодостаточен. Для чего и спровоцировал нашего товарища на отключение. Александр это сделал, не совсем понимая, каковы будут последствия. Он поверил, что все мы обретем свободу…

— Свобода? — вскинулся Виктор. — Откуда вы знаете, что такое свобода?

— И я об этом, — кивнул Антон. — Маркса-Энгельса читали. Бакунина с Кропоткиным тоже. Свобода от чего, и свобода для чего. Допустим, мы вообразили, что свобода от любого постороннего воздействия первична, а как мы ее используем — видно будет по обстановке…

— Не получилось? — сочувственно спросил Скуратов.

— Я бы так не сказал. У наших друзей, кажется, получилось. А вот у супермозга Замка не вышло точно.

— Так тут и удивляться нечему, — оживился Виктор. — Смотрите мою монографию, глава пятая, страница триста восемьдесят семь и дальше…

— Для чего я вас и позвал. Удивлены? Откуда, мол, этот господин из далекого прошлого обо мне знает и как он сумел меня сюда заманить…