Званый ужин - Анна Дэвис

Проходя по комнатам нижнего этажа, оба постоянно выкрикивали названное имя — «мистер Стоун» и даже «Моррис». Никто не отзывался. Комнаты были практически пусты, мебели почти никакой. Не слишком уютно. В доме холодно и тихо.

Офицеры поднялись на второй этаж, мельком отметив большое количество картин на стенах. Впрочем, картинами это назвать трудно — красные пятна и мазки. Современное искусство. Зато его было так много, что стен не видно.

— Ну и место — мороз по коже, — сказал один из полицейских и содрогнулся, войдя вслед за напарником в полностью фиолетовую комнату — полностью, разумеется, за исключением красных картин. Его внимание привлек снимок в рамке: худой лысый человек в смокинге, с широкой улыбкой на лице и бокалом шампанского в правой руке, обнимает за плечи миниатюрную девушку с круглыми от удивления глазами и гривой рыжих волос.

— Боже… — донесся до него голос напарника.

Сдавленный звук.

— Вызывай шефа… Он в ванне и так себе.

Разумеется, всего этого Дарнли не рассказала. Как умолчала и о крови — а крови там наверняка хватало. Не поделилась она и сомнениями полиции Ньюкасла насчет истинной причины смерти: кое-кто высказал предположение, что мужчину убили. Всем этим пусть занимается детектив-констебль Джонсон, когда приедет брат погибшего. В конце концов, решила Дарнли, в обязанности детектива-инспектора входит лишь должным образом сообщить семье. Через минуту-другую вполне можно будет оставить этих людей, а на обратном пути в участок, если повезет, успеют заскочить с Марчем к ней домой, трахнуться по-быстрому.

— Если я верно поняла, тело мистера Стоуна обнаружила его жена? — спросила Дарнли.

— Да, — ответила Тильда. — Клэрри.

Дарнли кивнула.

— И сейчас она у вас?

— Да. Где-то здесь…

— В саду, — уточнил Брайан Тэкстон. — Девочка в шоке. От нее мало толку.

— Понятно.

Дарнли и Марч обменялись многозначительными взглядами.

— Завтра ее тоже ждут в Ньюкасле. Формальность, но без нее никак, — объяснила Дарнли. — Заявление должна сделать жена. Ну а сейчас, думаю, она нам не нужна.

Детектив Дарнли поднялась.

— Нам пора. Вам лучше отдохнуть, — посоветовала она безучастному Алексу. — Ложитесь в постель.

Алекс угрюмо фыркнул и не произнес ни слова.

— Простите, инспектор Дарнли, — вдруг сказала Джуди. — Можно вопрос? Они не нашли записки?

— Нашли.

Дарнли кивнула Марчу, тот достал из внутреннего кармана блокнот и прочитал без намека на эмоции: «К. я люблю тебя в красном. М.»

Тильда не может избавиться от кровавого наваждения в мозгу. Кровь везде, брызги крови, лужи и пруды. Со шваброй и ведром в руках, Тильда бредет по пояс в крови. А где-то там, посреди моря крови, мертвой рыбиной покачивается на поверхности тело Морриса.

Она на ощупь находит и сжимает ладонь Джуди — холодную, но спокойную и надежную.

— Вернись, — всхлипывает Алекс, раскачиваясь все сильнее.

Тильда рвется к нему, но рука Джуди удерживает ее.

Взметнув волосы и шлейф парфюма, Хайди пересекает комнату, пристраивается на подлокотнике кресла Алекса. Миг — и голова Алекса прижата к ней, и его руки сошлись на ее талии, и он заливает слезами ее грудь. Хайди наклоняет голову; ее волосы скрывают от зрителей лицо Алекса и ее собственное.

— Я люблю тебя! — с рыданием рвется из него.

Тильда дергается, будто ужаленная осой. Желудок обжигает болью, а мозг — жгучим смятением. «Я люблю тебя», — вновь обрушивается на Тильду… и она понимает, что Алекс обращается к брату. Конечно, к брату, к кому еще?.. И все же — рыдать он должен у нее на груди! Тильда возмущенно смотрит на Джуди, но та почему-то прячет глаза.

— Сто тысяч фунтов — это все, что мне нужно.

И это должно было закрыть тему, но не закрыло. Когда Алекс отхохотался над наглостью и, по правде говоря, откровенной глупостью Морриса — когда Моррис, пристыженный, покинул кабинет со словами «Забудем эти переговоры. Я ошибся. Извини» — когда Алекс остался наедине со своими мыслями, его ухмылка погасла, он достал из ящика стола лист бумаги, ручку и калькулятор.

— Моррис, есть минутка? — Алекс застал брата на кухне за чисткой картофеля для воскресного жаркого.

— Полагаю, ты в курсе, что в моем распоряжении чертова куча минуток. — Моррис не оторвался от своего занятия. — Если б я мог обжарить эти минутки в масле до золотистой корочки, как картошку, и подать на ужин — вот тогда, пожалуй, я был бы самым счастливым человеком на свете.

— Не возражаешь, если я присяду? Надо поговорить.

Моррис пожал плечами:

— Ты у себя дома, можешь сидеть где хочется, говорить когда хочется… Впрочем, если подумать, ты дома у Тильды. У нее и спрашивай разрешения.

Алекс выдвинул стул.

— Я много думал.

— Иногда полезно.

— Обдумывал наши… переговоры тем вечером.

— Какие переговоры? Я с тобой ни о чем не договаривался.

Алекс вздохнул:

— Моррис, ты меня ошарашил. Деньги немаленькие. Чего ты ожидал?

— Ничего. Повторяю — не было никаких переговоров. — Моррис отложил картофелечистку и прижал к губам порезанный палец.

Вторая попытка:

— Видишь ли, в чем дело, Моррис… Меня не вполне устроило твое объяснение краха галереи. Тебе стало скучно, ты утратил интерес — допустим. Но основная причина не в этом.

— Ты только глянь. — Моррис продемонстрировал порез. — Пораниться картофелечисткой — это надо исхитриться.

Алекс и бровью не повел.

— Лично я считаю, что галерея с самого начала была обречена на провал.

Моррис взял очередную картофелину. Нахмурился.

— То есть? Галерея работала много лет — и успешно работала.

— Успех — понятие относительное. Разумеется, галерея работала успешно, если считать успехом не слишком крупные потери. А как насчет доходов? Когда-нибудь она приносила доход? Вряд ли твою галерею можно было назвать коммерческим предприятием.

— В таком ракурсе, пожалуй.

— Ты так вел бизнес, что галерея и не могла стать коммерческим предприятием. — Алекс знал, что добился внимания Морриса.

— А как бы ты развернул галерейный бизнес, Алекс? Что бы ты сделал иначе? — Презрение в голосе Морриса перекликалось с искренним интересом.

— Дай подумать. — Алекс изобразил работу мысли. — Начать с того, что я отказался бы от благотворительности и не выставлял бы ничьи работы даром, не делая исключения ни для друзей, ни для жены.

— Не так уж я много и…

— Далее. Я не выставлял бы работы начинающих авторов. Иными словами, никаких «первых выставок».