"АукцЫон": Книга учёта жизни - Михаил Марголис

«РС»: — И когда вы едете на запись?

Федоров: — Предварительно договорились на май-июнь. Я сейчас так говорю, будто все уже состоялось. Конечно, нет. Еще массу вопросов надо решить.

«РС»: — Например, что, собственно, записывать?

Федоров: — Как что? Новое, разумеется.

«РС»: — Разве у «АукцЫона» есть новый материал?

Федоров: — Пока нет. Но, думаю, не проблема будет найти.

«РС»: — Странно. Почему же в течение 12 лет это было проблемой?

Федоров: — Да никогда не было. Проблема была в том, чтобы получить удовольствие от процесса записи. Мы перепробовали здесь уже все и вся, нам стало просто скучно. В Штатах, надеюсь, все по-другому будет. В Нью-Йорке очень кайфово. Там атмосфера подвигает к творчеству, самовыражению. Весь воздух этим пропитан. А когда есть общий кайф, что-нибудь обязательно родится, пусть даже прямо в студии. Я знаю это по своему опыту…

Лето 2006-го, однако, пришлось переждать. «АукцЫон» провел его на редкость публично в своем отечестве: поучаствовал с песнями в Открытом проекте телеканала ТВЦ, выступил на паре крупных опенэйров (на «Старом мельнике» в Самаре и «Крыльях» на столичном летном поле в Тушино), дал еще несколько сольных концертов и только в сентябре опять перемахнул через Атлантику, где в обещанной Фрэнком нью-йоркской студии «Stratosphere Sound» фактически в онлайн-режиме за неделю возник последний (на сегодняшний день), самый лапидарный, графический, зрелый, горячечный, вольный, изощренный «аукцыоновский» альбом «Девушки поют».

Квартет маститых американцев (помимо гитариста Рибо, клавишника Медески, трубача Лондона, подыграть «Ы» согласился пятидесятилетний саксофонист-импровизатор, выпускник колледжа Беркли Нед Ротенберг) включился в аранжировки и запись предложенного «АукцЫоном» материала без единой совместной репетиции с неизвестной иностранной группой — и абсолютно не врубаясь в корневую суть приблизившихся к лучшим творениям русского футуризма, метафоричных, непереводимых, новых текстов Озерского, но буквально осязая их фонетику.

Белым телом надоеломПылом былом опустеломТылом жилом или ходомМылом с мылом с параходомТам дам даром туда-сюда.

Как и предполагал, вернее даже, подсознательно хотел Леня, песни рождались «прямо в студии». Дюжина не вписанных в какие-либо стилевые, жанровые схемы музыкантов из двух стран, двух миров с принципиально разным уровнем свободы и художественной независимости в пространстве «Stratosphere Sound» на ходу становилась единым, бурлящим организмом.

— Ощущения от записи «Девушек…» были чумовыми, — говорит Федоров. — В первый день нашей работы американцы ничего не понимали. Рибо вообще обалдел, когда ему в ухо одновременно задудели туба, труба и саксофон. Но потом, когда альбом свели, он послушал и остался им очень доволен.

Эти именитые американские ребята наглядно показали, что в основе всего — желание играть, а не техника. Ведь смотришь на игру Рибо, и кажется, все просто, я так тоже смогу. Ни фига, не сможешь! Так только он может, и это круто, это все в его душе. И Медески ничего сложного не делает, просто играет, как сам хочет и как никто, кроме него, не играет. В этом вся магия. Но они еще и талантливые артисты. Рибо играет три ноты так, что и Стив Вай отдыхает, и Владимир Кузьмин. Майк абсолютно неподражаем. Поэтому он любимый гитарист Джона Зорна и вообще способен вписаться в любой музыкальный проект. Когда мы с ним разговаривали, он признался, что даже не помнит всех альбомов, в записи которых принимал участие. Его диапазон: от фри-джаза до Чака Берри. С последним он однажды ездил в тур, где сидел в кулисах и играл вместо Берри, а тот просто скакал по сцене. При этом Рибо сольно записал много потрясающих вещей, которые мало кто может исполнить.

— Для меня запись «Девушек…» принципиально отличалась от всего, что мы делали прежде, — подчеркивает Бондарик. — Игра в два баса имела свои

нюансы и дополнительные сложности. К тому же приходилось взаимодействовать с музыкантами, которых воочию видел впервые, и весь анализ сыгранного нами происходил прямо в процессе записи, так сказать, пока вращалась пленка.

— Из всех наших альбомов сложнее всего, конечно, давался «Девушки поют», — отмечает Шавейников. — Раньше я знал, что многое зависит от меня, а тут, напротив, многое не от меня зависело, а от людей, игравших рядом, причем иностранцев. С ними непросто было договориться. Приходилось придумывать что-то, не столь вольно, как, скажем, когда мы замечательную тему «Фа-фа» записывали. В ней воздух есть, а в «Девушках…» — плотняк такой в каждой песне.

— Общение с теми музыкантами, что участвовали в записи альбома «Девушки поют», — продолжает Федоров, — несомненно, помогло нам профессионально вырасти. И это, возможно, один из важнейших моментов данного проекта. По сравнению, допустим, с «Птицей» у нас получилась работа, уже значительно больше похожая на музыку.

— Рибо, Медески, Ротенберг… — размышляет Борюсик. — Думаю, их участие в альбоме важнее Леньке, чем, положим, мне. Мне все равно. Я до момента записи «Девушек…» их и не знал. Ну, что-то из песен Тома Уэйтса, в которых играет Рибо, мне Ленька однажды дал послушать, но так, чтобы я основательно знакомился с творчеством приглашенных нами американцев, этого не было…

— Ленька, конечно, больше меня различной музыки слушает, но что касается Рибо, Медески, то эти исполнители из числа и моих любимых, — говорит Озерский. — И вдруг ситуация сложилась так, что мне удается с ними вместе что-то сделать, да хоть просто постоять и посмотреть, как они работают. Это же кайф! Им ничего не требовалось специально объяснять во время нашей студийной сессии. Они просто приходили и начинали играть.

— Эксперимент с известными приглашенными музыкантами оказался для нас удачным, — считает Рубанов. — Все происходило вполне естественно. Было ясно, что американцы пришли не для того, чтобы нас заменить, а для того, чтобы дополнить. Хотя, возможно, Федоров и не отказался бы постоянно выступать с такими людьми, но «АукцЫону» это не по силам, точнее, не по средствам.

— Я в этом проекте стоял, в принципе, особняком (главной моей задачей были тексты), поэтому чувствовал себя в столь авторитетной компании нормально, — развивает тему Озерский. — Даже если бы ни единой сыгранной мною ноты в пластинку не попало, я все равно поехал бы в Нью-Йорк на запись и переживал за то, чтобы альбом получился в лучшем виде. Сам бы, грубо говоря, вырезал свои партии из окончательного варианта, если бы они смотрелись неудачно. Общий результат важнее. А играть, как Медески, я все равно никогда не смогу.