1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит! - Гровер Ферр

Я претендовал на роль руководителя партии при Ленине, активно боролся в партии против Ленина и был разбит. Смерть Ленина развязала мне руки и я начал готовить преданные мне кадры, на которых я мог бы опереться в борьбе за захват руководства в партии. Участники созданной мной Фракции, «школки» были такими именно кадрами, уже получившими известный партийный вес и они стали впоследствии активом антипартийной и антисоветской борьбы против руководства партии, против Сталина.

IV. ОФОРМЛЕНИЕ КОНТРРЕВОЛЮЦИОННОЙ ПРАВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Примерно около 1928 г. в стране пролетарской диктатуры обозначились известные элементы кризиса в отношении между пролетариатом и крестьянством, и руководство партии, во главе с И.В. Сталиным стало намечать пути преодоления этих элементов на основе дальнейшего победоносного продвижения к социализму.

Я стал в оппозицию к ряду мероприятий, намечавшихся И.В. Сталиным, и эта антипартийная установка быстро перерастала в данной исторической ситуации, при все более обостряющейся классовой борьбе — в установку антисоветскую и по существу контрреволюционную.

Излишне здесь повторять, что вышеизложенные антиленинские теоретические взгляды сыграли в идейном формировании идеологии правых свою крупную роль.

В 1928 году я, вместе с моим тогдашним фактическим секретарем Е.В. ЦЕТЛИНЫМ, посетил ЯГОДУ в его кабинете в ОГПУ. Я стал спрашивать его о настроениях среди крестьянства. ЯГОДА вызвал соответствующего работника /кажется, АЛЕКСЕЕВА/, который сделал мне подробный доклад, с цифрами и фактами, акцентируя на кулацких восстаниях в ряде районов, на террористические акты по отношению к советским работникам деревни. Я спросил ЯГОДУ: «Что же вы не докладываете обо всем этом в ПБ?» На что он мне ответил: «Это ваше дело, Н.И. — вы докладывайте, а я материалами всегда вам помогу». Помню, что после этого я пошел в Реввоенсовет к К.Е. Ворошилову, где был в то время Бубнов /кажется, он был тогда начальником ПУРа/ и взволнованно стал рассказывать о слышанном.

Ворошилов меня изругал, сказал, что я впадаю в панику и истерику, а затем, как мне стало очевидно из последующего, передал о моих настроениях Сталину.

После этого у меня стали происходить все более острые конфликты с руководством партии, то-есть я становился на все более и более антипартийные пути, пути активной борьбы с партией. Отсюда и постепенное сближение с РЫКОВЫМ и ТОМСКИМ, из высказываний которых на закрытых заседаниях ПБ я видел, что и они держатся, примерно, тех же взглядов, что и я, хотя и без отчетливой теоретической формулировки.

Одновременно я систематически держал свою группу в курсе всех интимных дел ПБ рассказал обо всех конфликтах и таким образом воспитывал их на антипартийных установках.

Примерно к тому же времени начались нелегальные совещания ряда членов ЦК, помимо упоминавшихся РЫКОВА, ТОМСКОГО и меня самого. Если не ошибаюсь, первое такое совещание было на даче у М. ТОМСКОГО, где я выступил с тезисами, формулировавшими мои взгляды. Там был я, ТОМСКИЙ, не помню, был ли РЫКОВ, некоторые члены ЦК — профсоюзники /помню УГАРОВА/, был, кажется СМИРНОВ /«Фома»/, В. ПОЛОНСКИЙ, Н. АНТИПОВ. ДОГАДОВ, возможно, что и УГЛАНОВ./В. ПОЛОНСКИЙ скоро отошел/.

Совещания эти продолжались, обычно концентрируясь хронологически перед пленумами ПК или какими-либо важными партийными собраниями и имели своей непосредственной целью организацию фракционных выступлений на этих пленумах. Важную роль на этих совещаниях играли т. н. «москвичи»: УГЛАНОВ, КОТОВ, КУЛИКОВ, В. МИХАЙЛОВ, РЮТИН, ЯКОВЛЕВ /бывш. секретарь Хамовнического района в гор. Москве/.

На этих совещаниях бывали многие т. н. рыковские «ученые секретари» /С.РАДИН, НЕСТЕРОВ, <Не разб.>/ и мои сторонники: СЛЕПКОВ, МАРЕЦКИЙ, Е. ЦЕТЛИН и другие, при чем они играли роль подсобного аппарата /по собиранию материалов для речей, при формулировании тех или иных положений и т. д./. Совещания эти обычно происходили в Кремле, на квартирах у ТОМСКОГО, РЫКОВА или у меня.

Наряду с этими совещаниями следует отметить продолжавшееся чуть ли не два дня бдение профсоюзников у ТОМСКОГО во время известного с'езда профсоюзов, куда приходил и я. Здесь было очень много народу, но я не могу вспомнить людей с полной определенностью: УГАРОВ, ДОГДДОВ, УДАРОВ, В. ШМИДТ, МЕЛЬНИЧАНСКИЙ, ЯГЛОМ /одна из крупных фигур правых профсоюзников/, кажется, КОЗЕЛЕВ, ФИГАТНЕР. В общем из людского состава, который ложился в основу складывавшейся правой организации, следует отметить такие основные силы:

М.П. ТОМСКИЙ и группа профсоюзников;

А.И. РЫКОВ, его секретари и связи с людьми советского аппарата;

Н.И. БУХАРИН и его ученики;

«Москвичи» во главе с УГЛАНОВЫМ /помянутые выше, плюс группа в Промакадемии, плюс группа молодежи во главе с МАТВЕЕВЫМ/.

В общем в то время складывавшаяся организация правых была более или менее тем, что немцы называли в старые времена «lose Organisation», но мало-по-малу отсеивалась своеобразная, хотя формально не зафиксированная организационная иерархия: 1/ оппозиционные члены ЦК, 2/ над ними фактическое руководство из «тройки» / БУХАРИН, РЫКОВ, ТОМСКИЙ/, естественно выделившееся и благодаря своему удельному весу и благодаря своему положению, что и стало правым центром. Ближайше к нему стоял Н.А. УГЛАНОВ, который, будучи ранее секретарем МК, имел за собой «москвичей».

Для полноты картины еще следует сказать несколько слов относительно Коминтерна. Естественно, что т. н. «русский вопрос» имел свое отражение и здесь. Из русских работников Коммунистического Интернационала точку зрения правых разделяли Е.ЦЕТЛИН. ГРОЛЬМАН, ИДЕЛЬСОН, СЛЕПКОВ /А./, которые имели связи, прежде всего, с т. н. немецкими «примиренцами» /группа Эверта-Гергардта/: ей сочувствовала часть американцев /Ловстон и K°/, часть шведов /Чильбум/ и некоторые другие.

Наиболее видной фигурой в то время из этих кругов был ЭВЕРТ, с которым встречался и я лично, при чем в разговорах налицо была явная «антисталинская», т. н. антипартийная ориентация.

Таково было оформление контрреволюционной правой организации.

Идеологическое ее оформление развивалось в ходе выступлений, прежде всего, на пленумах ЦК, предварительно обсуждавшихся на вышеупомянутых нелегальных совещаниях, где вырабатывался и план речей, и распределение выступавших, и очередность выступлений.

Особо острое и контрреволюционное <Неразб.> в тех выступлениях нашло свое выражение в тезисе о военно-феодальной эксплуатации крестьянства, что при тогдашней политической обстановке обобщило антисоветское сопротивление капиталистических классов. Эти выступления общеизвестны, и на них здесь не стоит останавливаться. Необходимо, однако, отметить факт написания мной большой и подробной платформы правых, которая была обсуждена на совещании правых членов ПК плюс некоторых из «школки»: здесь давалась резкая антисоветская критика политики партии и правительства по всему фронту вопросов общеполитического порядка, от экономики до политики Коминтерна, от внутрипартийной политики до проблем партийного руководства.

Особо следует отметить злостную критику т. н. «партийного режима». Далее, мне кажется, останавливаться на этом не следует, ибо мне известно, что самый текст платформы имеется в распоряжении следствия.

V. ПОИСКИ БЛОКА С КАМЕНЕВЫМ-ЗИНОВЬЕВЫМ

Так как мы, правые, в своей борьбе против партии не надеялись на одни свои силы, то начались поиски союзников среди других антисоветских групп и организаций и. прежде всего, с группой Каменева-Зиновьева, за которыми было когда-то довольно значительное количество сторонников в ленинградской организации.

К относящимся сюда фактам причисляются:

1. Мое свидание с Каменевым на квартире КАМЕНЕВА.

2. Мое свидание с ПЯТАКОВЫМ в Кремлевской больнице, где был и КАМЕНЕВ.

3. Мое и ТОМСКОГО свидание с КАМЕНЕВЫМ на даче В.ШМИДТА.

Для следствия, конечно, неинтересны различные «психологические переживания», коими вызывались эти встречи, **а** важен политический смысл и значение этих фактов, как попыток еще в то время установить политический блок между контрреволюционной организацией правых и контрреволюционной группой КАМЕНЕВА-ЗИНОВЬЕВА, а также с троцкистами через ПЯТАКОВА.

Наиболее важное значение, кажется мне, имеет свидание на квартире КАМЕНЕВА. Фактическая сторона этого дела такова: ко мне зашел СОКОЛЬНИКОВ /которого я знал, как правого среди зиновьевцев и повел меня к КАМЕНЕВУ, от которого вскоре ушел. Я был в очень возбужденном состоянии и в весьма резких выражениях критиковал политику партии, политику Сталина, характеризуя ее, как политику гражданской войны, политику организации голода, политику отлучения старых деятелей партии и т. д.