Флоузы - Том Шарп

Локхарт выключил старика, и Мэгрю с Балстродом перевели застывшее от ужаса дыхание. Но их передышка оказалась предельно короткой. У Локхарта было для них заготовлено кое-что почище.

— Я сделал из него чучело, — с гордостью произнес он, — и вы, доктор, признали его здоровым, когда он был уже мертв. Признали, доктор, не отрицайте, — Додд тому свидетель.

Додд согласно кивнул:

— Я слышал, как доктор это говорил.

— А вы, — Локхарт повернулся к Балстроду, — способствовали убийству моего отца. Грех отцеубийства…

— Ничего подобного я не делал, — перебил его адвокат. — Я отказываюсь…

— Кто писал и оформлял завещание моего деда: вы или не вы? — спросил Локхарт. Балстрод молчал. — Вы, и потому мы все трое можем быть обвинены в том, что являемся соучастниками убийства. Я бы хотел, чтобы вы очень тщательно продумали все возможные последствия этого.

Мэгрю и Балстроду стало казаться, что с ними говорит не Локхарт. В его голосе они безошибочно почувствовали интонации старого Флоуза, чучело которого сидело сейчас рядом с ними: ту же самую непоколебимую самонадеянность и ту же самую убийственную логику, которую не могли подорвать ни любое количество выпитого портвейна, ни научные аргументы, ни теперь уже сама смерть. И потому врач и адвокат последовали его советам в самом буквальном смысле слова и очень тщательно взвесили все возможные последствия создавшегося положения.

— Должен признаться, — произнес наконец Балстрод, — я ошеломлен. Как старейший друг вашего деда, я считаю себя обязанным действовать в его наилучших интересах и таким образом, который он бы одобрил.

— Очень сомневаюсь, что он одобрил бы изготовление из своего трупа чучела, — сказал доктор Мэгрю. — Лично я точно бы не одобрил, чтобы из меня сделали бы что-то подобное.

— С другой стороны, как представитель закона, уполномоченный к приведению под присягу, я обязан выполнять свой долг, и мои дружеские обязательства вступают в противоречие с моим профессиональным долгом. Но если бы было установлено, что мистер Таглиони умер естественной смертью…

Он выжидающе посмотрел на доктора Мэгрю.

— Не думаю, что следователь сочтет обстоятельства, в которых произошла смерть, позволяющими сделать такой вывод. Человек, прикованный за руки к стене, конечно, мог умереть естественной смертью, но он выбрал для этого противоестественные место и позу.

В комнате повисло мрачное молчание. Наконец заговорил Додд:

— Мы можем добавить его к содержимому огуречных парников.

— К содержимому огуречных парников? — в один голос спросили Мэгрю и Балстрод, но Локхарт не стал удовлетворять их любопытство.

— Мой дед говорил о том, что не хочет быть похороненным, — сказал Локхарт, — и я намерен выполнить все его желания полностью.

Два старика непроизвольно посмотрели на своего покойного друга.

— Не думаю, что было бы разумно держать его под каким-нибудь стеклянным колпаком, — сказал Мэгрю, — и ошибочно было бы полагать, что мы сможем до бесконечности поддерживать у всех иллюзию, будто он еще жив. Я предполагаю, что его вдове известно реальное положение.

Додд кивком выразил свое согласие с этими словами.

— С другой стороны, — сказал Локхарт, — мы могли бы похоронить вместо него Таглиони. Суставы деда закреплены так, что ему понадобился бы гроб очень причудливой формы, а это вызвало бы разговоры и пересуды, которые нам совсем ни к чему.

Балстрод и Мэгрю были того же мнения.

— Тогда Додд подыщет место, где он мог бы сидеть, — продолжил Локхарт, — а мистеру Таглиони мы предоставим честь присоединиться к предкам Флоузов в Блэк-Покрингтоне. Доктор Мэгрю, надеюсь, у вас не вызовет возражений предложение выписать свидетельство о смерти — от естественных причин — моего деда?

Мэгрю с сомнением разглядывал чучело своего бывшего пациента.

— Скажем так: на мой взгляд, его внешний вид не дает мне оснований предполагать какие-либо иные причины, — ответил он. — Думаю, я всегда могу сказать, что он прошел путем всех смертных и ушел, куда мы все уйдем.

— Унеся с собой те тысячи ударов судьбы, что неизменно плоть вытерпеть должна. По-моему, эти слова очень подходят в данном случае.

На том и порешили.

Через два дня из имения Флоуз-Холл выехал траурный кортеж. Его открывал брогэм, на котором везли гроб с телом Таглиони. Кортеж проделал свой скорбный путь меж очерчивавших границы разных владений каменных стен и через редкие ворота в них до церкви в Блэк-Покрингтоне. После короткой панихиды, во время которой викарий трогательно и непреднамеренно в точку говорил о том, как умерший любил дикую природу, разных животных и какие прилагал усилия к их сохранению, останки таксидермиста были преданы вечному покою под камнем, на котором были выбиты слова: «Эдвин Тиндейл Флоуз из Флоуз-Холла. Родился в 1887 году. Предстал перед Создателем в 1977 году». Чуть ниже этих слов были сочиненные Локхартом загадочные стихи, посвященные им обоим:

Один иль двое здесь лежат? —Не спрашивай, прознавший.Кто б ни был он, он здесь зарыт,Отец, меня признавший.

Мистер Балстрод и доктор Мэгрю, прочитав эти стихи, сочли их весьма приличествующими случаю и даже свидетельствующими об отменном вкусе.

— Мне только не нравится слово «лежат», — сказал доктор Мэгрю.

— А у меня самые серьезные возражения против того, чтобы Таглиони называл себя отцом незаконнорожденного, — сказал Балстрод. — И у этого «меня признавший» есть какой-то нехороший оттенок. Впрочем, не думаю, что мы когда-нибудь узнаем всю правду.

— Искренне надеюсь, что до нее не докопается никто другой, — ответил ему Мэгрю. — А вдова у Таглиони осталась, не знаете?

Балстрод считал, что лучше даже не пытаться наводить такие справки. Вдовы самого мистера Флоуза на похоронах, естественно, не было. Она с безумным видом бродила по пустому дому и время от времени издавала крики, больше похожие на вой, но их звуки терялись в завываниях псов старого Флоуза, оплакивавших кончину своего создателя. И как бы отдавая ушедшему королевские почести, время от времени с артиллерийского полигона доносился звук пушечного выстрела.

— Хорошо, если бы старая сука сама отправилась той же дорогой, — сказал Локхарт, когда закончились поминки. — Это бы сняло с нас массу проблем.

— Да, это верно, — согласился мистер Додд. — Если теща живет в одном доме с молодыми, из этого никогда ничего хорошего не получается. А вы с женой, наверное, скоро сюда переедете?

— Как только я закончу со всеми финансовыми делами, мистер Додд, — ответил Локхарт. — У меня есть еще на юге пара дел, которыми надо заняться.

На следующий день он сел в Ньюкастле на поезд и к вечеру был уже снова на Сэндикот-Кресчент.

Глава девятнадцатая

Там все изменилось. Все дома были уже распроданы, даже полуразрушенный «баухаус» О’Брайена, и Сэндикот-Кресчент снова стал тихой пригородной улочкой, покой которой не нарушало ничто. Счет Джессики в местном банке поднялся уже до 659 тысяч фунтов, что вызывало восторг управляющего банком и нетерпеливое ожидание налоговой службы, предвкушавшей, какую долю с этого счета она получит в порядке налога на приращение капитала. Миллион, полученный Локхартом за тот ущерб, что нанесли ему мисс Голдринг и ее преданные издатели, лежал в банке в Сити, и на него шли проценты. До этого счета налоговая служба дотянуться не могла: по закону она не имела прав взимать налог с доходов, полученных такими общественно полезными способами, как азартные игры, всевозможные лотереи и тотализаторы, выигрыши по вкладам и акциям. Даже призы за игру в бинго были неприкосновенны для налоговой инспекции. Со счета Джессики налог еще не был уплачен, и Локхарт был преисполнен решимости сделать все, чтобы его и не пришлось платить.

— Тебе надо сделать очень простую вещь, — сказал он Джессике на следующее утро. — Встреться с управляющим и скажи ему, что ты хочешь снять весь вклад и получить его банкнотами по одному фунту стерлингов. Поняла?

Джессика ответила утвердительно и отправилась в банк с большим пустым чемоданом. Когда она вернулась, чемодан был по-прежнему пуст.

— Управляющий мне ничего не выдал, — рассказывала она со слезами на глазах. — Он сказал, что не рекомендует так поступать и что если я хочу взять все деньги со счета, то должна предупреждать об этом за неделю.

— Ах, вот как, — ответил Локхарт. — В таком случае сходим после обеда еще раз вместе и предупредим его за неделю.

Беседа с управляющим банком оказалась нелегкой. Его прежняя учтивость исчезла почти что начисто, когда он узнал, что столь крупный вкладчик намеревается закрыть свой счет и при этом еще получить причитающуюся ему сумму столь мелкими купюрами, — и все это вопреки самым искренним советам управляющего.